Домовой

Галчона
За окном густо завывала зима и от этого домовому становилось еще грустнее. Он смотрел в окно, на котором когда-то без устали цвели фиалки, герань и пряный жасмин, и смахивал сиротливые пылинки с потрескавшегося подоконника. Грустно.
 
Сколько лет назад опустел дом – он уже не помнил. Марфа Петровна умерла как-то сразу и внезапно. И вроде не болела, и вроде была полна сил и здоровья. И вроде столько планов было – и корову еще одну купить, и маслобойню побольше, и второй участок попросить распахать в следующем году. И по дому столько идей было. А пришла вечером – легла отдохнуть и... ушла. Тихо так, улыбаясь во сне чему-то своему, неведомому, далекому.

Хоронили всей деревней. Марфу Петровну любили исключительно и безоговорочно. Любили за доброту, за то, что ее дом всегда и всем был открыт. Любили за вкуснейшее молоко и масло, творог, сочники, варенье осенью и соленья. Любили за то, что в доме всегда выслушают и помогут. За то, что ее сердце любило безулосвно и до последнего стука. Любило жизнь.

Сын ее давно жил в большом городе и не часто навещал мать, хотя и помогал деньгами всегда. Впрочем, о помощи Марфа Петровна не просила. Денег ей хватало: и пенсия была, и хозяйство выручало. Поэтому все прочее она откладывала в красивую коробку из-под заграничыхъ конфет.

Домой вздохнул, прошелся по пустому дому, погремел в шкафу посудой. Большк от скуки. Дом этот он любил и уважал, и никогда не обижал жильцов. Помнил он и бабку Марфы Петровны – Всеславу Павловну. Женщину неверотяно сильную и властную: она поставила дом, завела хозяйство и жила в добром мире со всеми. Даже тогда, когда мира особенно и не было. У Всеславы Павловны было две дочери и сын: Лида, мама Марфы, и Евдокия Марковны, и Никифор Тимофеевич. Замужем Всеслава Павловна была дважды: первый муж скончался рано, а вот с Тимофеем они прожили долгую и счастливую во всем жизнь. Никифор с Евдокией уехали искать счастье в другие города, да так и не вернулись в родное гнездо. Приезжали только погостить да поддержать родных. А Лида осталась, обзавелась семьей, переняла хозяйство. Потом уже и Марфа Петровна стала хозяйкой дома...

«Вот так, - думал домовой, - Три поколения хозяев...А дом один теперича».
Внуков у Марфы Петровны не было. Так уж сложилось.
Игорь, сын ее, последний раз приезжал, кажется летом. Посмотрел дом, навел немного порядок – хотел пустить жильцов. Да передумал. И продавать не хотел – все вроде свое, родное. И жить не мог уже тут – за столько лет в городе да на хорошей работе привык к благам и удоствам.

... Весна ротшла как-то сразу. Одним днем. Было морозно, сыпал снег хлопьями, а потом вдруг с утра – звенит по всюду капель, греет солнышко – так ласково, как бывает только очень долгожданной весной, птичий гомон стоит такой – что даже у домового голова заболела. И лучики солнечные играют на стеклах.
И стало так хорошо вдруг, что домовой решил выйти на улицу да погреться рядом с рыжим соседским котом, облюбовавшим лавочку.

Только вышел он – как у калитки остановилась машина. Вышла из нее молодая женщина и девочка с такими синими глазами, что, кажется само небо завидовало столь безупречной синеве.

- Ну вот, моя хорошая, мы и дома... Теперь.
Она открыла калитку.
- Заходи, а сумки я принесу.
- Мы теперь будет тут жить? – девочка с интересом посмотрела на дом. – У нас теперь такой большой дом?
- Да, моя хорошая. – Грустно улыбнулась мама.

Домовой не поверил своим глазам. Новые жильцы? Что-то знакомое ему виделось в общих чертах лица и в осанке женщины, но что именно – он никак не мог вспомнить.
 
Весь день в доме кипела работа: растопили жарко печь – прогреть да просушить дом, вымели пыль, перетряхнули, что могли... Домовой устроился под теплой печкой – наблюдал да слушал. Девочка ему понравилась очень: живая, бойкая, умная не по своим годам. На следующий день привезли еще целую машину вещей – домовой такие даже не видел. Тут и машинка, которая умела сама стирать – и на речку ходить не надо было, и в тазике тяжелой калатушкой отбивать. Тут и всякие диковиности для кухни, и красивые покрывала и подушки, и ковры какие-то удивительные и мягкие. Домовой заворожено смотрел на перемены и радовался: дом вроде помолодел. И цветы расставили на всех окнах. Живые, яркие. И чай теперь почти постоянно уютно кипел в углу печи.

- Мама, смотри, альбом с фотографиями!
Вечером Зоя, так звали девочку, протирала пыль в серванте, и нашла старый фотоальбом.

- Ух ты... а кто это? – она аккуратно листала чуть пожелтевшие плотные листы.

- Это, - Вероника села рядом, - это у нас Никифор,прадедушка, а это – твоя  прабабушка, Евдокия. А это – совсем маленькая, моя мама и твоя бабушка.
Домовой заглянул через плечо Вероники.

На фото была Евдокия с дочкой – Марусей. Домовой обрадовался – значит, не чужие совсем! Значит, история и жизнь – продолжаются!

- Ух ты, мама, гляди! У них и корова была, и курочки какие красивые... И козочка! Мы тоже заведем?

- Заведем, родная, но не сразу. Освоимся сначала. Обживемся. У нас теперь дел много будет.

- И кошку? И собаку?

Вероника устало кивнула:
- Давай спать, моя хорошая.

- Мама, а папа к нам приедет тоже?

- Папа... приедет, но потом. Совсем потом.

Только стрелки часов миновали полночь и только домовой собрался погулять по обновленному дому, как вдруг услышал глухой плач. Он на цыпочках прошел в маленькую спальню – Вероника плакала. Плакала навздыр и всеми силами пыталась заглушить слуезы, чтобы не разбудить дочку. Домовой тенью прошмыгнул к изголовью кровати и аккуратно положил свою невесовую руку женщине на плечо. Не сказать, чтобы она успокоилась быстро, но уснула – уснула тяжелым и неспокойным сном. А домовой сидел рядом, и слушал ее историю. Домовые так умели.

Вероника была единственной дочкой Евдокии. Жили они давно и хорошо в городе, настолько далеком, что добиралась они сюда на поезде четыре ночи и почти три полных дня! Вероника занималась любимым делом – шила, воспитывала дочку и безумно любила мужа. Муж у нее, человек вроде обеспеченный и добрый, был из тех, кто все и всегда делал для семьи. До одного дня. Однажды он пришел с работы, вроде бы обычный. Начал собираться в очередную командрировку – он о ней предупреждал давно. Ехать не хотел, конечно, но выбора не было. И когда уже собрался... вдруг сказал, что больше не вернется. Что у него другая женщина. У них скоро будет ребенок. И что квартира это его, и что Вероника может забирать все, что хочет, но чтобы к его возвращению их в доме не было. Зою, он, конечно, любит. И помогать будет. Мир рухнул.

Ехать Вероники особо было не куда и не к кому: квартиру мамы она продала давно, чтобы вложиться в эту. И оформлена эта квартира была почему-то не на нее или мужа, а на его маму, свекровь – Ларису Дмитриевну. Женщина много плакала, пыталась дозвониться до мужа, пыталась поговорить с его родителями.

Единственное, что ответила свекровь – что они не пара совершенно, и всем это и давно понятно. И что семьи особо и не было. И что пусть теперь сама разбирается со всем, но их в квартире быть не должно через неделю максимум. Денег на съемную квартиру у Вероники не было – хотя она и получала неплохо, но все сбережения хранились на общем счете. Который внезапно оказался заблокированным.
Лишь немного успокоившись Вероника вспомнила про дядю Игоря. Они общались хорошо, хоть и мало. Игорь тогда все выслушал и предложил пожить в доме его матери.

- Дом добрый, хотя и пустует несколько лет. Посмотри, что надо будет – я помогу. Вода есть, газ провели только недавно. Баню я маме новую поставил, сарайку обновил, ванную комнату хорошую сделал. Деревня, конечно, но ...
На том и порешили. Вещи почти все Вероника с собой забрала. Вместе с разбитым сердцем.

Домовой слушал историю воспоминаний и гладил женщину по волосам:
- Не переживай, - шептал он тихо, - в вашем роду все были сильными да счастливыми. Никого в обиду не дадим да никого не оставим. Все хорошо будет. Хорошо все будет. Спи...

Сам же он спать ушел лишь тогда, когда убедился – спит Вероника хорошо и спокойно, мыслей грустных не имеет больше да прошлое ушло в прошлое.
Домовые так умеют делать.

***
Дни побежали быстро и легко.
Новость о том, что в деревне – новые жильцы – разлетелась одним днем. И соседи заходили в гости теперь и поздороваться, и познакомиться, и рассказать, какой замечательной была Марфа Петровна и все Звягенцевы. Ни слова плохого, ни воспоминания какого... А когда узнали, что Вероника еще и шьет хорошо...
Весной по двору уже бегали желтые цеплята и утята – соседи поделились, а также маленькая серенькая козочка – тоже «подарок» от соседей.

- Муркой зовут, - поделилась таким подарком тетя Зина. – У Марфы коза была Мурка, и эта – тоже Мурка, кстати, той козы пра-пра-пра...внучка. Молочная будет, вот увидишь! За Марфиными козами всегда очередь была. Уж не знаю, какая там магия... да только равных нет! И молоко всегда жирное, и вкусное – нигде такого не было, и козы ее молока давали – что не всякая корова сможет.

- Да что же мне с ней делать, теть Зин.. – Удивилась Вероника, - я о козах ничего не знаю!

- Пусть живет. А там поможем. Чай не чужие вы нам.

К концу весны дом пополнился на двух пестрых кошек и огромного черного кота, которые просто пришли и остались. А дядя Игорь привез уже сам шикарного и серьезного кобеля среднеазиатской овчарки.

- Гаур, - важно сказал он. – Но дома просто Гоша. Ему три года. Прошел полноценную школу сторожевой и служебной собаки! Умница и идеальный охранник.
 
Дядя Игорь приезжал еще несколько раз – привозил работников: собрали в саду беседку, сделали в сенях небольшую мастерскую, подбили забор и поставили калитку новую. Дом расцвел и задышал новой жизнью: Вероника мало чего знала про огород и вообще жизнь в деревню, но с удовольствием разбила яркий  цветник, посадила больше ягодных кустов и винограда.

Домовой таким переменам только радовался и помогал всяко: дом поддерживал в чистоте, от домашних животных болезни отводил, цветы да деревья поливал, если Вероника вдруг забывала из-за работы. Иногда по ночам и шил потихоньку: так ему это нравилось. Нет, не много конечно. То кружева подошьет, то молнию вставит, то вышивкой пройдется где. А Вероника с утра лишь удивлялась:

- Надо же... Когда успела сделать? Вот ведь памяти нет!

Жили они хорошо. Так хорошо, что даже пришедшее по почте уведомление о разводе Веронику почти не расстроило. Прошлая жизнь теперь казалась не важной: тут у них был действительно свой и настощий дом, коза Мурка, фотографии бабушек и дедушек, добрые соседи и тетя Нина, лохматый Гоша и яблоневый сад, убегающий к самой реке.

- Разве можно о большем мечтать? Вот ведь и правда, не знаешь никогда наперед... – Говорила Вероника вечером, слушая песни соловьев.

Домовой сидел рядом и радовался вместе с Вероникой, и знал, что все самое хорошее и главное – еще впереди.

**

Осенью Зоя должна была пойти в школу. К удивлению Вероники, местная школа оказалась не просто приятной, но и современной. У них был и компьютерный класс, и хорошая библиотека, а директрисса показала внушительную коллекцию наград со школьных олимпиад не только областного, и даже международного формата. Девочку зачислили сразу же в 1 «А», а Веронике предложили организовать еще и кружок рукоделия: работа у нее полезная и нужная, многим интересно будет. Вероника согласилась и задумалась о том, что ей, вероятно, нужна будет помощница.

- Помощница, говоришь? Дело хорошее. – Тетя Нина за лето стала уже почти родной. Соседка заходила в гости часто и просто так: то чай пить, то по хозяйству чем вдруг поможет, то девочке гостинцев принесет или куклу какую новую из города. –  Так а возьми Нютку мою. Троюродной сестры дочка. Живут по улице по нашей, крайний дом от почты. Молодая совсем еще, ей семнадцатый год только будет. Но ты не смотри, она умница. Научится всему быстро. Ну а если что – я не в обиде буду, все понимаю, то работа.

Так и порешили. Нютка – она же Аня, оказалась девушкой очень приятной и все быстро схватвала буквально на лету. А когда заканчивала работу поздно – что случалось, ее брат встречать приходил.

- Деревня у нас тихая, - извинялся он, - но сами понимаете... Девушка же.

Костя, так звали брата Нюты, всегда стоял возле калитки и стеснялся пройти в дом, даже если Вероника просила. Иногда они перекидывались просто парой слов, иногда разговаривали долго. Костя жил и работал в деревне – помогал строить дома, делал мебель на заказ и вообще любил работать с деревом.

- Даже из районного центра заказы бывают.. И из области. -  С гордостью говорил он.

И чем больше молодые люди общались, тем чаще Нюта работала до поздна. Тут уже вина домового: отвернется девушка – а он ей швы распускает, нитки прячет... Вроде и пакостит мелко, а с пользой большой.

Так и лето закончилось, и осень прошла. И зима начала вьюжить привычно и сыпать снегом, и играть морозами. Вот уже Новый год встретили – за столом большим и тетя Нина, и Зоя с красивыми бантами и подружками из школы, и Нюта, и Вероника с Костей. Вроде как уже все знают, что они встречаются украдкой, и даже дядя Игорь с женой приехал. И муж тети Нины, дед Гриша – играл заливисто на старом баяне.

Домовой ел новогодний пирог с блюдечка и пил молоко – то тете Нине спасибо, она Зою научила домового угощать.

И весна выдалась такая счастливая, что даже домовой подумал, что пора ему себе тоже пару искать. Он уже в возрасте солидном, и быт вон какой наладил – другие домовые только и завидовать могут!

Вечером как-то Костя задержался немного – они с Зоей рисовали. Было задание к школе: нарисовать лето. Тем более, что лето должно было вот-вот наступить. И Зоя рисовала море, и горы, утопающие в зелени, и небо синее до горизонта с красивыми облаками-кудряшками. И рассказывала, что она, конечно же, больше всего мечтает поехать на море. Ей когда-то папа обещал. И рассказывал, какое оно, море, красивое.

- А и поедем. – Вдург сказал Костя как-то серьезно. – Вот начнется лето, мы и поедем. Почему нет? Тем более и повод будет.

Вероника удивленно посмотрела на молодого челоека: Костю она любила, и знала, что это взаимно. Он был сильным и надежным, отлично ладил с Зоей, всегда и всем помогал. Но Вероника где-то внутри боялась. Боялась своего прошлого опыта. Боялась грустных историй. И невыполненных обещаний.

- Какой повод? – спроисла Вероника.

- Зой, можно мы с твоей мамой на минутку выйдем? – заговорщечки прошептал Костя, а девочка лишь участливо рассмеялась.

- Что вы задумали?

- Пойдем. – Лишь предложил Костя, открывая дверь в сени.

На улице уже вовсю цвета весна и от ее теплого цветения кружилась голова.
 
- Вероник, нельзя так больше. Выходи за меня замуж. Я без вас с Зоей уже жизни не вижу. Не хочу и не могу.

И Вероника разрыдалась. От накатившего вдруг ощущения безграничного и беспечного счастья. Настоящего счастья.

**

Свадьбу играли в первый день лета и всей деревней. Украсили двор, поставили столы, привезли из города столько угощений, сколько домовой не видел за жизнь свою. Сидел он на крылечке дома со своей подругой – домовихой. Была она ладная и красивая собой. И жизнь у них еще впереди была, конечно же, долгая и красивая. Домовой был счастлив – всему тому, что произошло. И всему тому, что еще произойдет.

Вероника с Костей и Зоей на следующий же день уехали на море. И казалось им, что все самое хорошее уже случилось. И только домовой, поливая цветы на подоконике, улыбался: им еще найти нужно шкатулочку с золотыми пестнями и цепочками Марфы Петровны, еще коробка из-под конфет так и не открылась со всеми сбережениями, еще комнату под крышей нужно переделать в детскую – да и скоро, сыновья будут – место нужно, домик на дереве построить, опять же..
- Столько всего впереди... – Довольно заключил он. И добавил, глядя на фото Марфы Петровы, - История и жизнь – продолжаются...