Памяти Диты фон Тиз посвящается

Ад Ивлукич
               
     Меня всегда несказанно удивлял вывих заумствующих уродов, то назначающих какого поганца Уорхолла чем - то таким, что и не снилось ничтожным деятелям эпохи Италийского Высокого Возрождения, то втыкая рыло Джармуша в международную энциклику нетленных шедевров, потерявших все кавычки на сложнейшем пути из благословенной Флориды в Салехард, куда собрались государской волей все охочекомонные крысы страны, послушно следуя пронзительному визгу гадины Потупчик, бросившей - таки клич встать и показать мировому сообществу коряво - обрубленный почвенным топором хер, лишенный яиц за семьдесят лет большевицко - еврейского геноцида, осуществленного предками твари, выползшими из черты оседлости на погибель людям. Долбанные шруцимы. Хотя и мои соплеменники не лучше, как писал Рыбаков, мало того, что безграмотный вшивый Ивашка подобрал валявшуюся на почве властишку, так взял и отдал ее Янкелю. Возвертаясь к изумлениям. Частенько сымут говенное кино, раздуют в СМИ и критиканством, вознесут и возвеличат, а ты, посмотрев, как зритель и потребитель охреневаешь, потому как в просмотренной тягомотине не нашел вообще ни хера. Плохое зрелище, тупая драмка, слюни и сопли, даже привычные жанру инструменты новационной новой волнушкой оказались смыты в какую - то глобальную сраку бесталанности и уё...ности. Начинаешь думать. Перечитываешь Джойса, смотришь на картины Малевича, краем глаза отмечаешь балетирующих среди Эрмитажа тонкокостных людей, слушаешь фисгармонию симфонии Людвига Вана и вот тут - то и прорубает тебя, что никакого Алекса Заводного Апельсина не было ! Придумал его ударившийся в вычурность мудак писатель, решивший хоть как и хоть чем отличиться от миллионов таких же, накрутил и навертел херни, выдав говнопродукт, по сути своей ничем вообще не отличающийся от сисек Пэм Андерсон или телевизорных пиджачков и орденов Ленина. Бесишься и харкаешь во все экраны мира, проклинаешь Навального и прешь, зачесав волосы назад, читать мемуары выживших бойцов Ваффен СС, слушаешь Курта Кобейна, дрочишь на Трейси Лордс, смотришь приключения Богарта и Бэтт Дэвис, раз и навсегда постановив себе принцип о едем и дас сейне, в тысячный раз зарекаясь не влезать не в свои сани политицкой лабуды, говножевок озадаченных или глубоких рассусоливаниях фанатствующих выб...ков современности, готовых, кажется, лбы себе расшибить уже перед собачками и кошечками вселенских целебрити. Тупость и явное измельчание фигур, коих с трудом, но можно было бы хоть как возвести на пьедестал Кумирни племени мерь ростовская, ломают весь кайф пытающемуся создать свою Вселенную смыслов человеку, которому все надоело, уроды.
     - Ты со мной разговариваешь ?
     Бородавочный Бобби де Ниро, узнав о существовании в штате Флорида Санкт - Петербурга, почувствовал себя ущемленным, как ощущает эманации какой русский жид, чья раздувшаяся бездарностью кила сталкивается с широким лицом Эдварда Дж. Робинсона или взъерошенными волосами атомного Альберта, в чувствах патриотизма. Бобби был, конечно, итальяшкой, чьи предки эмигрировали за океан, что и роднило его краями с выползшими из черты оседлости аспидами русской истории. Ассимиляция, верно, пробурчит научное непонятное словцо какая Витухновская, смущая мой незрелый рассудок глубинного жителя реально горьковского дна. Х...ня, уверен, подумает, но не скажет какой парх Якубович, продолжая десятилетиями укармливать непрезентабельное племя всеядных уродов руссиян говном. Ничего не подумает и не скажет государь Масковитский и всея Тартарии облаадатель, при всех своих недостатках знающий подведомственных ему скотов лучше всех. Это не люди. Лишь немногие осмеливаются произнести такое вслух, например, я, основываясь строго эмпирически на виднеющихся за окном далях и весях. Достаточно просто посмотреть и становится тебе все ясно и понятно, не нужны теории и оправдания, срешь на все высказывания экспертов и многие тома библиотек, просто посмотрел и увидел. Говно страна, народ - сволочь, ибо ( шикарное словечко ! ) белый человек так жить не должен. Он может так только умирать, что мы и делаем всей территорией, обозвать кою страной язык не поворачивается, какая, на хрен, это страна. Говно.
    - Да ты вконец сбрендил, парень, - кричало отражение в зеркале, дрыгая такой же, но расположенной иначе, бородавкой.
    Бобби задумывался. Он никогда не видел себя со стороны, лишь отражение, что, по - любому, не есть он. Поймав скользкую мысль, Бобби бежал на угол Тридцать Пятой и авеню Фош, где вечно отирали стены юные пушеры светлого мира мечты Марека Парасюхина, закупался и дергал обратно, разводил и вмазывался, за секунду до прихода понимая, что это точно такой же не выход, как не выход бухать или идти воевать, работать или плодить детей. Ни в чем не было никакого смысла, существование цивилизации съеживалось до зеркала, внутри которого продолжал гримасничать кто - то с бородавкой у глаза. Бобби вставал с дивана, вооружался и брел валить насмерть политиков. По пути отвлекался, разумеется, и убивал сутенеров. А теперь самое важное ( см. выше, курсив мой ), то именно, что приходит на ум зрителю, въяве узревшему просто хорошее кино. Вкуривает зритель, что в построенной землянами цивилизации политики и сутенеры - одно и то же, потому - то и без разницы совершенно : кого валить, смысла все одно нет, народятся новые политики и сутенеры, а Бобби на всех не хватит. На этом бы и остановиться, но. Выходят новые фильмы, даже с тем же Бобби, пусть и постаревшим, и к зрителю приходит осознание, что, б...дь, жаль ведь, граждане, что не умер Роберт де Ниро давно, больно глазу видеть толстое и глупое, утерявшее все таланты существо, братающееся с Фифти Сентом, бодренько семенящее обочь прогресса, короче, не сумевшее вовремя уйти, оставшись образчиком и почти иконой. Как Кобейн. Потому - то, моя милая Эжени, и памяти Курта. Это надо понимать, так как наши с тобой игры, сметя всех прочих игроков на обочину, в том и состоят. В понимании.