ЧЕРНАЯ КРОВЬ
1. «В пол-оборота ты встала ко мне…»
В пол-оборота ты встала ко мне,
Грудь и рука твоя видится мне.
Мать запрещает тебе подходить,
Мне — искушенье тебя оскорбить!
Нет, опустил я напрасно глаза,
Дышит, преследует, близко – гроза…
Взор мой горит у тебя на щеке,
Трепет бежит по дрожащей руке…
Ширится круг твоего мне огня,
Ты, и не глядя, глядишь на меня!
Пеплом подернутый бурный костер —
Твой не глядящий, скользящий твой взор!
Нет! Не смирит эту черную кровь
Даже – свидание, даже – любовь!
2 января 1914
Ситуация, описанная в стихотворении понятна: свидание, он и она наедине, она – хочет и боится, он – хочет и не смеет. При этом оба не понимают ни друг друга, ни себя. При этом она всем своим поведением провоцирует его («В пол-оборота ты встала ко мне, // Грудь и рука твоя видится мне» – встала так, чтобы грудь была очерчена особенно отчетливо), а он уверен, что любое его откровенное действие – нескромное прикосновение, объятие – будет воспринято ею как оскорбление.
В стихотворении герой-героиня недвусмысленно отделены от всякой автобиографичности: «Мать запрещает тебе подходить…» – это нечто из «мещанского житья», но ситуация легко просчитывается.
Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе»:
«Он сейчас же принялся теоретизировать о том, что нам и не надо физической близости, что это "астартизм", "темное" и Бог знает еще что. Когда я ему говорила о том, что я-то люблю весь этот еще неведомый мне мир, что я хочу его -- опять теории: такие отношения не могут быть длительны, все равно он неизбежно уйдет от меня к другим. А я? "И ты так же". Это приводило меня в отчаяние! Отвергнута, не будучи еще женой, на корню убита основная вера всякой полюбившей впервые девушки в незыблемость, единственность. Я рыдала в эти вечера с таким бурным отчаянием, как уже не могла рыдать, когда все в самом деле произошло "как по писаному".
Молодость все же бросала иногда друг к другу живших рядом. В один из таких вечеров, неожиданно для Саши и со "злым умыслом" моим произошло то, что должно было произойти – это уже осенью 1904 года.»
Напомню свадьба у них была 30 августа 1903 г. И сколько вот таких вечеров у них было, когда «Ширится круг твоего мне огня, // Ты, и не глядя, глядишь на меня!» – наверняка и не перечислить.
Но для Блока секс с Л.Д. был предательством его дела, его пути, его долга. И тут не важно, было ли его восприятие «правильным»: он взял на себя именно этот обет и не удержал, сломал его. Хотя ему очень помогали сломать: там же и приворотные зелья были и заговоры старух… Не говоря уж об очень простом – например, подойти сзади и "невзначай" прижаться к его спине грудью.
И для него отношение к сексу как к грязи добавилось, что секс – это предательство, это грех, это проявление темного мира, это игра темной крови.
– «Нет! Не смирит эту черную кровь // Даже – свидание…» – как можно удивиться, что «свидание» не смиряет темные желания? – последние месяцы перед их объяснением Блок страшно тосковал, и редкие встречи были для него некоторым отдохновением. Еще большим – воспоминания о «случайных» встречах за год до этого после курсов у госпожи Читау, когда любимая радовалась ему.
– «…даже – любовь!» – здесь отчаянный каламбур – «любовь-Любовь». «Истинная» любовь должна быть вне «"астартизма", "темного" и Бог знает еще чего». И у него в дневниках перед свадьбой это было рефреном: «Любочка поймет!» Но нет, не смирит эту черную кровь даже Любовь Дмитриевна.
Впрочем, и с Волоховой схожие сцены, очевидно, возникали неоднократно, и даже ночью наедине с 15-летней Е. Ю. Кузьминой-Караваевой темнота подступала тоже: «О, нет! Ведь я не насильник…»
В сюжете исходного стихотворения, чем окончилась сцена, первоначально раскрывалось в последних строках.
А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
Варианты… публикации в СЗ [СЗ – Северные записки (журнал).]
После 14:
…Туча пройдет – пронесется гроза –
Ты не девичьи откроешь глаза.
»
Убраны эти строки скорее всего из-за сюжетности всего цикла: в этом и втором стихотворении должно передаться напряженность ожидания, напряженность нетерпения:
Ширится круг твоего мне огня,
Ты, и не глядя, глядишь на меня!
Пеплом подернутый бурный костер —
Твой не глядящий, скользящий твой взор.
Ср. начало следующего стихотворения, следующего мгновения этого же свидания:
«Я гляжу на тебя. Каждый демон во мне
Притаился, глядит.
Каждый демон в тебе сторожит,
Притаясь в грозовой тишине…»
…и если бы те строки остались, то возникал бы диссонанс: чего ж «таиться» – демоны своего уже добились.