Сессия в институте физкультуры.
Зачёт по анатомии и физиологии.
Учебная группа баскетболистов – юношей и девушек.
Они сидят на стульях в коридоре возле закрытой двери аудитории.
Надо сказать, что закрытые двери аудиторий всегда выглядят вызывающе и порождают самые неприятные чувства у тех, кто должен в них войти.
Душевного позыва к проникновению внутрь у ожидающих своего часа студентов, как правило, не наблюдается. А вот чувство долга, который надо немедленно выполнить, так и толкает к тому, чтобы войти. Ан нет! Двери закрыты, и неминуемый решительный шаг откладывается на неопределённое время, что вызывает нервотрёпку и ощущения беспомощности и покорности своенравной фортуне. А ожидание консервируется и тяготит.
– Десять минут, – в очередной раз взглянув на часы на руке, говорит долговязый староста.
Впрочем, все мученики учёбы отличаются высоким ростом.
– Что, не пришёл ещё? – подбегает к группке страждущих запоздавшая девушка Оля со спортивной сумкой на плече.
– Задерживаются! – поясняюще и уважительно выдыхает староста.
– А я вчера в общежитии спросила, как он, – делится с присутствующими Оля.
– Ну, и как? – сразу трое несчастных в унисон повторяют за ней страшное слово.
– Да по-всякому, – отвечает она.
– То есть? – с опаской конкретизирует староста.
– Говорят, затейник – смеётся всё время, – неопределённо отвечает Оля, сдувая длинную чёлку с глаз.
– Дебил, что ли? – весело, но настороженно спрашивает кто-то из толпы
– Нет, пошутить любит. В позапрошлом году всех завалил, а в прошлом – у целой группы сразу всё принял, – выкладывает информацию взмыленная Оля.
– Затейник! – комментирует форвард с перевязанной эластичным бинтом кистью.
– Кто-нибудь что-нибудь знает? – спрашивает староста, окидывая группу напряжённым взглядом.
– Мы, – гордо поднимает руку отдышавшаяся Оля. – Мы с Иркой вчера учебник читали.
Сидящая рядом Ирка кивает головой и вздыхает.
– Какого цвета? – живо интересуется травмированный форвард.
– Ну, зелёный такой, – просвещает его Ирка.
– Тёмно-зелёный или светло-зелёный? – уточняет он.
– Такой грязно-тёмно-зелёный, – объясняет Ирка.
– А тебе зачем? – спрашивает любознательного форварда Оля.
– А вдруг спросит? Надо же знать, что сдаём! У меня знакомого один раз спросили, а он не знал. Так его сразу и завернули. Три раза потом пересдавал!
Все проникаются сочувствием. Восстановившая дыхание Оля три раза плюёт через плечо, наклоняется и стучит кулаком по деревянной ножке стула, на котором сидит Ирка.
– Тоже анатомию? – интересуется староста.
– Хуже! Логику на истфаке. У них там препод – вообще, зверь! – откликается форвард.
– Ещё неизвестно, что лучше, а что хуже – анатомия с физиологией или логика, – задумчиво произносит староста.
– Люди! А как препода зовут? – вдруг осеняет форварда.
– Глеб Яковлевич, – сообщает староста.
– А знаете, сколько костей в скелете? – интригующим тоном спрашивает подготовившаяся к экзамену Ирка.
– Ну? – перебрасывает ей мяч обратно защитница девичьей команды Лена.
– 205-207, – делится Ирка.
– А чё так? – удивляется форвард.
– Ну, индивидуально – у каждого по-своему! – доходчиво и авторитетно объясняет Ирка. – Проходили, между прочим.
– А мы на сборах были! – весомо показывает забинтованную кисть форвард.
– Ты бы, Ирк, ещё что-нибудь рассказала народу, – просит староста.
– Ну что вам рассказать? – вглядывается в потолок Ирка, собираясь с мыслями.
– 32-34 кости – непарные, остальные – парные, – выкладывает она всплывшую в памяти информацию. – А в черепе их 23.
Однокашники смотрят на неё с большим уважением и тоскливой завистью.
– Завалит он нас всех! – мрачно пророчит форвард.
Но вот в конце коридора появляется интеллигентный старичок с аккуратной седенькой бородкой и с жёлтым портфелем в правой руке.
Группа прекращает разговоры об анатомии и смолкает.
Профессор подходит к аудитории.
Студенты почтительно здороваются и благоговейно смотрят сзади и сверху на его лысую макушку, пока он, повернувшись к ним спиной, возится с ключом.
Наконец, преподаватель распахивает дверь и входит в аудиторию первым.
– Прошу всех! – приглашает он группу.
Среди студентов-баскетболистов, которые сразу непроизвольно втягивают головы в плечи и начинают сутулиться, он выглядит, как низкорослый пигмей в буйных зарослях реликтовых гигантских секвой.
– Прошу прощения за опоздание, – церемонно говорит он. – Сейчас всё наверстаем! Садитесь ближе, готовьтесь!
«Хорошо, что все вместе, а не поодиночке», – думает форвард.
Что такое анатомия и физиология для студентов института физкультуры?
Нет, конечно, они должны иметь представление о мышцах и костях, а также о том, как всё это работает в организме.
Но они больше заняты тренировками. Часто уезжают на соревнования и пр. Поэтому предмета не знают.
Тем временем Глеб Яковлевич водружает на стол свой портфель, открывает его и медленно извлекает на всеобщее обозрение старую видавшую виды допотопную картонную папку с выцветшими зелёными тесёмками.
После этого он перемещает портфель на стул, стоящий рядом, садится на соседний стул и начинает развязывать тесёмки.
Делает он это нарочито неторопливо. Узелок никак не подаётся его неловким пальцам. Но, в конце концов, он под тяжёлыми взглядами присутствующих, справляется с ним. Затем Глеб Яковлевич раскрывает папку, и глазам отупевших от предвкушения студентов является большой белый конверт.
Глеб Яковлевич заглядывает внутрь.
Из него он вынимает стопку проштампованных билетов и начинает демонстративно неспешно раскладывать их на столе.
Создаётся впечатление, что он нарочно тянет резину, испытывая студенческое терпение.
Спортсмены не дышат и наблюдают, как Глеб Яковлевич, ни на кого не глядя, увлечённо растасовывает свой гранпасьянс, чередуя и меняя местами билеты.
Наконец, когда все бумажки разложены так, как это нужно Глебу Яковлевичу, он вскидывает глаза на окаменевшую аудиторию, не отводящую заворожённых взглядов от его манипуляций.
Обведя преувеличенно большими в стёклах очков очами замерших обречённых студентов, он опять обращается к папке и вытаскивает из неё стиснутые большой железной скрепкой листы бумаги формата А4. Потом он стаскивает тугую скрепку и, просмотрев убористо распечатанный текст на листах, аккуратно кладёт кипу бумаги в правый дальний угол стола.
Вслед за этим он принимается за перелистывание и просмотр журнала, заблаговременно угодливо положенного перед ним старостой.
Истомившиеся студенты мысленно пересчитывают значки «н», стоящие у фамилии каждого.
Пропусков у них много, что не сулит ничего хорошего при оценке их знаний и усердия. А последнего ни у кого не наблюдается. Все беспредельно легкомысленны, безалаберны и необязательны.
Глеб Яковлевич отрывается от журнала и оценивающе, придирчиво и выматывающе долго сморит из-под очков на аудиторию.
– Баскетболисты, говорите? – спрашивает он и получает в ответ нестройное и почему-то виноватое «да».
– И баскетболистки? – раздумчиво изрекает он.
– Да, – хором откликается женская часть группы.
– Это хорошо, – говорит он.
Изморенным ожиданием девушкам становится плохо от тягостных предчувствий.
– Староста! – вдруг призывает Глеб Яковлевич. – А откройте-ка нам, милый друг, форточку! Что-то здесь очень душно.
Староста, как пружинистый болванчик, подскакивает со своего места, бросается к окну, легко достаёт высокую ручку форточки и раскрывает створку.
– Замечательно! – благодарит его Глеб Яковлевич. – А то вас здесь много, а воздуха мало.
Он берёт в руки опостылевшую всем стопку листов и, держа её у груди, опять по кругу оглядывает измученную и изнурённую ожиданием аудиторию.
Из-за преподавательской спины виден стоящий в углу у окна скелет, и создаётся впечатление, что он иронично поглядывает пустыми глазницами на студентов.
На его груди среди белых рёбер красуется ламинированный бейджик на красной ленточке. На бейджике крупными буквами напечатано имя Йорик, а рядом – фотографии черепа анфас и в профиль.
Глеб Яковлевич оглядывается на Йорика, сдвигает очки на кончик носа и окидывает учебное пособие долгим пристальным оценивающим взглядом.
– Что-то он у вас сегодня какой-то невесёлый! – констатирует профессор.
Обычно студенты к Йорику неравнодушны и любят наряжать его. На 1 мая ему повязывают алую косыночку, на 8 марта прикрепляют к фалангам пальцев веточку мимозы, а на Новый год украшают его старые синтетические кости ёлочными шариками и блестящими гирляндами. Девушки иногда тренируются на нём в завязывании шарфиков и платочков разными новомодными хитроумными способами.
Обращение Глеба Яковлевича к бедному Йорику повергает аудиторию в прострацию.
В воздухе витают гадкие флюиды ожидания коллективного провала.
«Затейник!» – крутится в голове форварда характеристика, данная профессору предыдущими поколениями.
Глеб Яковлевич отрывает взгляд от несчастного, кажущегося с течением времени перепуганным и забитым Йорика и останавливает его на уже ненавидимой всеми пачке бумаги в своих руках.
Он вытягивает руки вперёд, перелистывает её, кладёт на стол, достаёт снизу последний лист и начинает сосредоточенно и с каким-то садистским смаком комкать.
Группа измочаленных студентов обречённо следит за его движениями, и каждый чувствует себя таким же хрупким листом бумаги формата А4, подвластным любому капризу и непредсказуемой скверной прихоти.
Ровный гладкий лист постепенно превращается в плотный основательно спрессованный комок.
– Ну что? Баскетболисты и баскетболистки! – с хитрой издёвкой, слабо и как-то сладко улыбаясь, вопрошает Глеб Яковлевич и взвешивает на ладони комок бумаги.
Экзаменуемым уже давно невыносимо тошно от актёрских выкрутасов.
Наконец, Глеб Яковлевич ухмыляется, издаёт воодушевлённое «ага!» и решительно, как будто только что придумал, озвучивает пришедшую ему на ум идею:
– Вот если попаду этим комком в форточку – всем зачёт автоматом поставлю! А не попаду – не обессудьте!
Он заносит правую руку для броска.
Побледневшие от неопределённости и непредсказуемости происходящего баскетболисты и баскетболистки затаиваются и в оцепенении безотрывно смотрят за рукой.
Глеб Яковлевич, не обращая внимания на заинтригованных зрителей, по-волейбольному заносит руку для замаха, медленно выпрямляет, выводя её вперёд, и сильно бросает бумажный комок в сторону форточки.
Приходилось ли ещё когда-нибудь спортсменам так внимательно, с замершими почти остановившимися сердцами, с перехваченным дыханием, следить за броском?
Траектория полёта комка бумаги в глазах каждого расщепляется на кадры – от дешёвого ничтожного результата зависит ближайшее будущее – стипендия, каникулы, отчисление и другое. В головах зрителей успевает промелькнуть целый ворох мыслей. Но главная – одна, настойчиво стучащая в висках: «Попадёт или не попадёт?»
В голове у форварда почему-то ни к селу ни к городу звучит неизвестно откуда появившаяся строчка из песни – «По танку вдарила болванка».
Скомканная бумажка, как будто подталкиваемая и поддерживаемая коллективной энергетикой, благополучно долетает до форточки и после своего фееричного полёта оказывается за окном – в зелени молодых трогательных и нежных берёзовых листочков на фоне молодого июньского светло-бирюзового неба.
– Ура! – облегчённо выдыхает группа.
Студенты произносят это слово полушёпотом, боясь привлечь внимание посторонних и подвести-подставить Глеба Яковлевича. Ещё бы – экзамен сопровождается стадионными криками! А вдруг у профессора будут неприятности?
– Что так тихо? – разочарованно спрашивает Глеб Яковлевич.
– Ура-а-а! – восторженно во всю мощь спортивных лёгких кричат баскетболисты и баскетболистки.
– Учитесь бросать! – резюмирует удовлетворённо улыбающийся Глеб Яковлевич. – Давайте зачётки!
Довольный хорошо разыгранной антрепризой, он начинает расписываться в зачётках исстрадавшихся, но благодарных, пришедших в себя и наконец-то порозовевших студентов.
«Комментарии к частным беседам». – Рига, 2022.