Как ни странно, но я люблю смотреть на окна. Не в окна, а именно на окна, поздно вечером и ночью, включая раннее утро. В этом есть что-то мистическое.
Эту мою любовь к ночным окнам я заметил, когда будучи в наряде, стоя на ночной вахте у какого-нибудь наружного объекта, из-за вынужденного безделья наблюдал, светящиеся окна домов напротив и пытался представить, что там делается за этими окнами.
Вот зажёгся свет ещё в одном окне, значит, кто-то вернулся из города, может с работы в свою квартиру. Жена накрыла на стол, видно, что это окно на кухне. Семья села за стол. А я стою здесь на морозе, холодно и даже поболтать не с кем. А вон в окне приглушённый свет и только слегка моргает синий оттенок. Телевизор смотрят. Счастливые. Как бы я сейчас хотел просто лежать на диване в тёплой комнате и смотреть телевизор. неважно что, новости, документальный или художественный фильм, безразлично. Главное полулежать на диване или в удобном мягком кресле, попивать свежезаваренный, ароматный чай и смотреть этот волшебный ящик, наслаждаясь теплотой и покоем. Любовь к телевизору осталась со времён работы на флоте в плавсоставе, когда по много месяцев в океане я был лишён этого символа дома и комфорта.
Ближе к полуночи почти все светящиеся окна в доме напротив уже начинали в разнобой гаснуть. Но оставалось и несколько окон упорно продолжавшихся светиться. Но ночь продолжалась, и светящихся окон становилось всё меньше, пока не оставалось одно, которое тоскливо продолжало светиться. Тоскливо? Не знаю, почему тоскливо, но мне казалось, что тоскливо и печально. Что было там, за этим окном неизвестно. Мне казалось, что там сейчас одинокий старый человек. Которого мучает какая-нибудь тяжёлая болезнь и бессонница, а может мать, не спит над своим больным ребёнком, не знаю, но окно это выглядело печально на фоне тёмного дома.
Но приближалось утро, и вот уже начали “просыпаться” и окна. Пять часов утра, ещё темно, а вон зажглось уже одно окно, немного погодя другое. Кто ж это так рано встаёт, что их гонит из тёплой постели?
Но вот уже и весь дом как огромный лайнер, сияя иллюминаторами, выплывает из мрака ночи.
Утром жильцы этого дома, направляясь по своим житейским делам, проходили по одному и небольшими группками мимо моего балкона.
Среди всех выделялась одна молодая мамаша со своим отпрыском, вероятно по пути в садик. Хотя между нами было всё-таки какое-то расстояние, но я её не мог не разглядеть. Есть такие девушки, или это только мне так кажется, что когда они даже находятся на приличном расстоянии, но сразу видно, что вот идёт красавица. Может это оттого, что сознание автоматически отмечает правильные пропорции, осанку и походку.
А эту мою соседку не отметить было невозможно. Это была, как говорят, жгучая брюнетка, с роскошными волосами, и да простит меня моя жена, с выдающимися женскими формами. Нет, у неё ни чего не было чрезмерно большим, всё было в меру, разве может быть чуть, чуть даже не то что увеличено, а как бы подчёркнуто. Как красавица цыганка в художественных фильмах. Но я не могу её сравнить с цыганкой, потому, что цыганки выглядят грубее, а здесь, используя известную цитату, была мечта поэта. Может быть как знойная испанка, хотя нет, скорее как латиноамериканка. Во, точно, скорее как ослепительная бразильянка случайно залетевшая к нам с известного бразильского карнавала.
А я, старый дурак, при чём действительно старый и, конечно же, дурак, раз с такой мужской жадностью наблюдал за ней. Я видел её не каждый день, но когда случалось увидеть, казалось, и мрачная погода становилась лучше и вообще, и весь день начинался хорошо.
Но однажды наступил день, когда красавица соседка исчезла. А её окно осталось как след от гвоздя в известной песне Новеллы Матвеевой.
Куда исчезла соседка, я не знал. Наверное, переехала в другой дом, а может и город. Я так и не узнал даже её имени. А дом напротив, продолжал жить своей жизнью, всё так же таинственно зажигались и гасли его окна.
Но однажды придя в офис к себе на работу, я был, как громом поражён, в моём кабинете появился новый работник, и это была именно она, моя недавняя соседка. Как впоследствии, оказалось, зовут её Вера. Кудряшова. Вера – урождённая донская казачка из станицы Семикаракорской. Так вот оно что, ни какая она, ни бразильянка, а казачка, как мне раньше не приходило это в голову. Казачки на Дону всегда славились своей красотой из-за “термоядерного” смешения кровей. Исторически здесь наблюдалось смешение южно-русской, украинской, черкесской и даже турецкой крови, из-за чего женщины становились только красивее.
Вера оказалась вдовой. Вдовой в таком молодом возрасте, это не укладывалось в моей голове, но это, к сожалению, было так. Её муж не так давно трагически и нелепо погиб на работе. Не смотря на это, Вера оказалась сильной женщиной, одно слово – казачка и кажется, справилась со своим горем. Она была весёлой, жизнерадостной молодой женщиной, незаменимой на коллективных праздниках. Она хорошо танцевала и вообще была душой компании, я уж не говорю о служебных обязанностях, с которыми она с честью справлялась.
Но как я уже говорил, она была ещё и мать, притом какая мать.
Однажды я услышал, как она отчитывала по телефону своего сынишку школьника. Услышал и подумал - Бог мой, а как я воспитывал своих дочек. Это же небо и земля. И где она этому научилась. Это же была поэма, педагогическая поэма Макаренко. Она тихим, вежливым голосом, не оскорбляя и не ругая, укоряла своего нашкодившего отпрыска, после чего я думаю, он чувствовал себя очень неуютно и пристыжено перед своей матерью. Пристыженным, но не обиженным и оскорблённым.
Я был гораздо старше её. Не просто старше, а гораздо, другое поколение, поэтому мне ничего не оставалось, как любоваться ею со стороны, и да, простят меня строгие моралисты, может быть немного, слегка даже флиртовать. Вера великодушно позволяла мне это делать.
А как то, когда я сидел за своим столом, она пыталась повесить настенный календарь, как раз над моим столом. В результате приблизилась неосмотрительно и непростительно близко ко мне и я, совсем потеряв голову, наверное, не осознанно слегка приобнял её, безрассудно и нелепо.
Вера отшатнулась и тихо сказала : “Вячеслав Филиппович, никогда больше не делайте так”. Сказано это было не громко и спокойно, но почему-то очень убедительно. И я больше так не делал. Никогда. Но мы всё-таки остались друзьями, насколько это возможно между мужчиной и женщиной.