LIX. О том, что удалось выяснить д’Артаньяну
В полночь д’Артаньян вернулся в трактир с каким-то человеком. Он был чрезвычайно возбужден, но Портос не смог понять по его виду, приятные или неприятные вести принес ему капитан.
— Портос, я узнал достаточно для того, чтобы составить дальнейший план, — сказал д’Артаньян барону. — Этого человека зовут дю Шанте. Он – посланник Арамиса.
— Посланник Арамиса? — радостно воскликнул Портос. — Значит, он спасся! Слава Богу! — продолжал ликовать барон, после чего вдруг осёкся. — Откуда мы знаем, что можем ему доверять?
— Он предъявил вот это письмо, — сказал капитан, подавая Портосу небольшой клочок бумаги.
Портос развернул листок и узнал каллиграфический почерк своего друга. Письмо гласило:
«Тому, у кого украли письмо в Менге. Предъявитель сей бумаги, лейтенант дю Шанте, является моим верным агентом. Тот, кто уронил платок Мари Мишон».
— Что ж, это не подделка! — кивнул Портос. — Вашу руку, дю Шанте!
— Осторожней, Портос, не сломайте ему кисть! — предупредил д’Артаньян. — Дю Шанте, расскажите всё, что вы рассказали мне.
— Я увидел капитана и узнал его, поскольку я его видел и раньше и хорошо знаю, — сказал дю Шанте. — Я должен предостеречь вас от ловушек Кольбера.
— Благодарю вас, лейтенант! — воскликнул Портос. — Мы предостережены, а теперь вперёд!
— Остыньте, Портос! — мягко сказал д’Артаньян. — Сядьте и слушайте до конца. Лейтенант, прошу вас, начните с приятного.
— Полагаю, барон, вам будет приятно узнать, что ваши друзья граф де Ла Фер и виконт де Бражелон живы, — сказал дю Шанте.
— Они живы?! — вскричал Портос. — Не знаю, как это случилось, но я вам верю! Позвольте же обнять вас!
— Я не позволяю! — решительно возразил д’Артаньян. — Портос, ваши объятья грозят лейтенанту смертельной опасностью.
— В таком случае я просто очень нежно прижму вас к своей груди, — согласился Портос и, действительно, постарался не слишком сильно обнять лейтенанта и лишь слегка похлопал его по спине.
— Расскажите же нам, как это произошло! — воскликнул Портос в нетерпении после того, как лейтенант расправил плечи и мысленно поблагодарил капитана за то, что он не позволил Портосу обнять его изо всех сил.
— Мы поручили задание от монсеньора, — сказал он. — Во время вылазки виконт был ранен и упал в траншею, откуда мы и вынесли его после того, как турки отступили, а наши соотечественники, совершившие вылазку, вернулись в крепость, прихватив двух пленников. Дело было так. Нас было трое – я, лейтенант д’Оне и младший лейтенант де Трабюсон. Мы наблюдали за вылазкой, не вмешиваясь в неё, как нам было велено монсеньором. Когда из-за туч выглянула луна, мы увидели, что герцог де Бофор отважно вёл в бой свой небольшой отряд. По левую руку от него был граф де Гиш, по правую – виконт де Бражелон. Герцог пронзил шпагой одного из турецких офицеров, тот, умирая, схватил шпагу за рукоять, вырвав её из рук герцога, и упал в траншею. Виконт в этот миг поразил другого турецкого офицера, выхватил у него из рук короткий палаш и вооружился им, а свою шпагу стремительно передал герцогу де Бофору. Сражение продолжалось всё яростнее, герцог прорывался к артиллеристу, который направил своё оружие на небольшой отряд французов. Если пушка была заряжена картечью и если бы ему удалось совершить выстрел, для французов всё было бы кончено. Герцог подбежал к артиллеристу, выхватил у него из рук факел и швырнул в сторону бочонков с порохом, стоявших позади турка. Раздался оглушительный взрыв. К несчастью, пушка отлетела вперед и, увлекая за собой герцога, наполовину обрушилась в траншею, где и придавила его насмерть. Виконт был оглушен взрывом и также упал в траншею, но его лишь засыпало землёй. Почти сразу же обе стороны сражающихся отступили: турки, посчитав, что силы слишком неравны, французы же, по-видимому, сочли вылазку удачной. Им удалось уничтожить две пушки и обрушить несколько подкопов. Мы тотчас же пробрались в траншею и откопали виконта. Он был без сознания, но жив и даже не ранен. Следуя инструкциям монсеньора, мы влили ему в рот снотворное, которым он нас снабдил, и поручили де Трабюсону переправить его на материк в одном из небольших баркасов.
— Поистине замечательное спасение! — воскликнул Портос. — Но бедный герцог де Бофор! Он погиб как герой!
— Полностью разделяю ваше мнение, барон, но послушайте же, что произошло дальше, — продолжал дю Шанте. — Я и лейтенант д’Оне, имея на руках документы от Короля, предписывающие нам заниматься особым расследованием и обязующие всех офицеров оказывать нам содействие, наутро явились в крепость для того, чтобы выполнить вторую часть поручения монсеньора. С этим было намного проще. Лейтенант д’Оне подмешал снотворное в бутылку с вином и оставил эту бутыль в комнате графа. Я опасался, что этот шаг ни к чему не приведёт, поскольку, как мне было известно, граф совершенно не пьёт вина. Однако, по-видимому, будучи в состоянии отчаяния от гибели своего сына, граф решился нарушить свой обет воздержания от вина. Он, как оказалось, выпил бутылку полностью. К счастью, доза снотворного была тщательно рассчитана, и это особое снотворное практически безвредно, поэтому хотя граф и был совершенно без чувств, так, что даже врач, находящийся при коменданте, признал в нем покойника, граф остался жив. Мы с лейтенантом д’Оне сообщили коменданту, что миссия, порученная нам, состоит в том, чтобы забрать труп графа, что мы и сделали, переправив его на материк. По дороге я всё время массировал графу руки и ноги, для обеспечения к ним притока свежей крови. Затем мы переправили графа и его сына в Шотландию, в поместье, называемое …
— Монквиль! — воскликнул д’Артаньян. — Небольшой домик под сенью деревьев на берегу реки Клайд!
— Да, капитан, — согласился лейтенант. — Откуда вы знаете?
— Этот дом принадлежит мне, и год назад я велел сделал от него три дополнительных комплекта ключей. Я вложил эти ключи в три конверта, и в каждом написал письмо.
— Я помню! — кивнул Портос. — Я получил такое письмо. В нем было сказано: «Милый друг! Однажды я оказал небольшую услугу генералу Монку, ни в малейшей степени не нарушающую интересов Франции. Генерал был так добр, что отблагодарил меня подарком, которым я вряд ли смогу воспользоваться. Он сказал мне: «На берегу Клайда у меня есть домик под сенью деревьев; у нас это называется коттедж. При доме несколько сот арпанов земли. Примите его от меня!» и вручил мне ключи от коттеджа. Когда бы вы ни оказались в Шотландии, вы можете располагать этим домом как своим. Любящий вас Шарль Ожье де Бац де Кастельмор граф д’Артаньян».
— Такое же письмо я отправил Арамису и Атосу, — согласился д’Артаньян. — Это означает, что мои друзья живы и находятся у меня в гостях! Я почти счастлив!
— Я ещё подумал, когда это вы успели стать графом? — сообщил Портос.
— Об этом маленьком приключении, которое произошло со мной между нашим первым длительным расставанием и второй встречей я расскажу как-нибудь позже, — улыбнулся капитан.
— Атос и Рауль живы! Я хочу их обнять! — прослезился Портос.
— Послушайте, Портос! Даже рискуя, что вы сломайте кости юному Раулю, я тоже страстно желаю только этого и ничего иного! Чёрт вас побери совсем! Я таскаю вас по всей Франции, которая кишит ищейками Кольбера, простите, лейтенант, к вам и вашим друзьям это не относится, и я умоляю вас скрыться в Англию, Испанию, Италию, или Португалию, чёрт её забери! Вместо этого вы ищете со мной приключений, не понимая, что ежесекундно вас могут арестовать, казнить, четвертовать, повесить и сжечь! Вы разрываете мне моё сердце, которое и без того слишком много пережило в последний месяц. Если вы немедленно не оставите Францию с этим милым лейтенантом, я сей же час вызову вас на дуэль и позволю вам меня убить! Мне надоело уговаривать вас позаботиться о своей жизни чуточку больше, чем о ней забочусь я, или хотя бы так же.
— Если я вам так надоел, и вы не желаете меня видеть, — проговорил Портос.
— Я желаю вас видеть не так часто и не во Франции, — ответил капитан, — и я желаю видеть вас как можно дольше на свободе, живым, толстым и красивым! Я желаю вам блага, дорогой мой, и забочусь лишь о вас!
— Последний раз подобные слова один в один говорила мне моя матушка, которая запрещала мне вытаскивать сомов из воды голыми руками, — вздохнул Портос.
— И большие это были сомы? — спросил д’Артаньян.
— Не слишком большие, — ответил Портос со вздохом. — Фунтов на тридцать.
— Сколько же вам было лет, когда вы вытягивали из норы тридцатифунтовых сомов? — удивился капитан.
— Вероятно, двенадцать-тринадцать, — ответил Портос.
— Так вот послушайте, барон дю Валон! — сказал д’Артаньян. — Пришло время рассказать эту история про сомов графу де Ла Фер и виконту де Бражелону. Это не терпит отлагательств. Вы завтра же отправляетесь в Шотландию в сопровождении любезного лейтенанта дю Шанте! Или я за себя не ручаюсь.
— Это отвечает духу распоряжений, которые мы получили от монсеньора, — согласился дю Шанте. — Он распорядился доставить туда вас, капитан, а о бароне не было ни слова, поскольку…
— Поскольку монсеньор понимал, что барон поедет со мной, — поспешил вмешаться д’Артаньян.
— Монсеньор предполагал, что барон… — продолжал дю Шанте.
— Его предположения были излишне пессимистичны, — кивнул головой капитан.
— Именно так, капитан! — согласился дю Шанте.
— Мне необходимо утрясти кое-какие мелкие дела в Париже, после чего я присоединюсь к вам, барон, к графу и к виконту, где, как я надеюсь, мы будем иметь счастье видеть также и монсеньора!
— Снова все четверо вместе! — воскликнул Портос.
— И даже пятеро. Между прочим, Портос, не думали ли вы обзавестись сыном? — улыбнулся д’Артаньян. — В Шотландии мы вас непременно женим!
— Бог с вами, д’Артаньян, вечно ваши шуточки, — улыбнулся Портос.
— Дю Шанте, он согласен, езжайте! — подытожил разговор капитан.
— Позвольте, но мы ведь собирались… Остров Сен-Маргерит, разве вы забыли? — спросил Портос, спохватившись.
— Я ничего не забываю, Портос, но сейчас это невозможно. Шпионы Кольбера так и кишат в Нанте. Нас попросту схватят. Я провожу вас до Марселя и прослежу, чтобы вы сели на корабль. Я должен быть уверен, что вы отплыли, Портос! Пока вы во Франции, моё сердце не на месте. К тому же, Портос, у меня будет к вам весьма деликатное поручение.
— Вы находите меня подходящей персоной для деликатных поручений? — удивился Портос.
— Я знаю, какую великолепную и деликатную услугу вы оказали Раулю в разрешении его вопросов с господином де Сент-Этьяном по поводу его переезда, лестницы и портрета, — сказал капитан.
— Ах, это! — воскликнул Барон. — В делах подобного рода у меня бездна деликатности. Кого на этот раз необходимо вызвать на дуэль?
— Вызвать, но не на дуэль, мой друг! — мягко возразил д’Артаньян. — При дворе Короля Карла II имеется фрейлина или что-то в этом роде, некая мисс Мэри Грефтон.
— Предположим, что так, — улыбнулся Портос, подкручивая усы.
— Эта девушка, думается мне, намного достойней любви нашего милого Рауля, нежели мадемуазель Луиза де Лавальер.
— Не сомневаюсь в этом, коль вы так считаете! — согласился барон. — Я скажу вам по чести, что коль скоро мадемуазель де Лавальер, как мне довелось узнать, уже далеко не мадемуазель, и, возможно, скоро будет и вовсе даже не де Лавальер, то о подобных мадемуазелях дорогому Раулю давно пора было бы забыть, выбросить её из головы. Говорят, она беременна.
— Портос! Откуда вы успеваете получать эти сведения? — удивился д’Артаньян.
— Я иногда присматриваюсь к жёнам трактирщиков и прочим селянкам, а порой от скуки слушаю, о чём они судачат, — ответил Портос. — Чаще всего это всякая чепуха, но порой узнаёшь забавнейшие истории.
— Ну тогда считайте, что жена одного трактирщика сообщила мне, что наш Рауль не остался бы равнодушным к достоинствам указанной мисс Мэри Грефтон, если бы голова и сердце юноши не были заняты недостойной его любви мадемуазель де Лавальер. Что касается указанной мисс Мэри Грефтон, повторяю это имя, чтобы вы запомнили его хорошенько, так вот эта самая мисс Мэри Грефтон отнюдь не осталась равнодушной к достоинствам молодого Рауля. Сделайте одолжение, Портос, пригласите от моего имени указанную мисс, разумеется, не одну, а с тем сопровождением, которое сделает её визит вполне светским и не бросит на неё никакой тени, в мой превосходный домик, который расположен на берегу Клайда в Шотландии.
— А нет ли у этой мисс Мэри Грефтон тётушки, желательно вдовы, не старше, скажем, тридцати пяти – тридцати восьми лет? — спросил Портос.
— Выясните это на месте, дорогой Портос! Поручаю вам это ответственнейшее задание. И секретное! — воскликнул д’Артаньян и хлопнул Портоса по плечу.
— Гм, гм! — воскликнул Портос, подкручивая усы. — Это секретное поручение я, полагаю, смогу выполнить с максимальной деликатностью!
— Тётушку пригласите непременно, Портос! — расхохотался капитан. — Или даже двух! Помните: ничто не должно бросать тень на порядочность мисс Мэри Грефтон! Две или три тётушки – это самая лучшая охрана её нравственности и чистоты!
— Ну что ж, тётушку, понятно, — согласился Портос. — Или двух. Или трёх.
— Но не больше! — уточнил д’Артаньян. — Иначе Атос нас покинет. Помните, что он не любитель женского пола!
— Не любитель? — улыбнулся Портос. — Откуда же у него тогда появился сын?
— К чёрту, Портос! Вас не проведёшь! — восхитился капитан находчивостью барона и с силой толкнул Портоса в плечо, от чего тот лишь совершенно незначительно покачнулся.
После этого приятели весело и громко расхохотались.
LX. Южное побережье
Тем временем связанные де Лорти, д’Эльсорте, а также трактирщик и трое его конюхов лежали на полу трактира. В каждого из них Базен влил по две бутылки анжуйского, на дверях трактира он повесил табличку «Закрыто». Никто из конюхов не возражал против такого способа расправы над ними; трактирщик сопротивлялся лишь для вида, а сопротивление де Лорти и д’Эльсорте хотя и было более решительным, все же и оно не помешало Базену выполнить приказание Арамиса. Поэтому все пятеро храпели без чувств в течение следующих пяти часов. Они спали бы и дальше, но вернувшаяся с рынка жена трактирщика сочла это безобразием и окатила сначала конюхов, а затем и своего дорогого муженька ведром воды.
Придя в чувства, трактирщик поспешил разбудить и двоих гвардейцев, хотя и более деликатным способом, но не менее эффективным: он ухватил по очереди каждого за плечи и тряс до тех пор, пока не разбудил. Двое шпионов едва лишь пришли в себя, поспешили кое-как привести себя в порядок и пуститься в погоню за Арамисом, который, впрочем, за это время ускакал достаточно далеко, чтобы не опасаться их преследования.
Арамис вместе с Безмо спешил в Канны, где его в условленном месте, в трактире Бордовый Закат, ждали встретил младший лейтенант де Трабюсон.
— Много здесь шпионов Кольбера? — деловито осведомился Арамис у де Трабюсона.
— Не менее двухсот офицеров, — ответил лейтенант, — и солдат в сотни раз больше.
— Что ж, это затруднение, — произнёс Арамис. — Два баркас приготовлены? Они достаточно быстроходны? Сколькими солдатами располагаете вы?
— Под нашим началом двадцать человек, — ответил де Трабюсон. — Два баркаса ожидают вас, монсеньор, как было велено на восточном берегу полуострова Пуант Круазет. Оружие, пули и порох заготовлены и погружены в баркасы.
— Что ж, сегодня ночью выходим в море, — распорядился Арамис. — Где в настоящее время находится лейтенант д’Оне?
— Он рядом с баркасами руководит солдатами, — ответил де Трабюсон.
— Сегодня ночью выходим, — сказал Арамис. — Базен, ты знаешь, где нас ждать.
Базен кивнул.
— Едем, — сказал Арамис, — уже смеркается. Когда мы доедем до места, будет самое подходящее время для отплытия.
После этих слов Арамис и де Трабюсон поскакали по направлению к полуострову Пуант Круазет. Когда путники достигли берега, где их ожидали два баркаса, было уже довольно темно. Де Трабюсон свистнул два раза, после чего от одного из баркасов отделился человек и направился к ним. Это был лейтенант д’Оне. Поздоровавшись с прибывшими, он сообщил, что оба баркаса готовы к отплытию.
— Монсеньор, — обратился к Арамису де Трабюсон. — В городе и в окрестностях по-прежнему много шпионов Кольбера. Если мы возвратимся из экспедиции на остров с тем, за чем вам угодно туда отправиться, мы можем напороться на засаду здесь, на этом побережье. Я предлагаю остаться одному из нас здесь, и если опасности не будет, оставшийся здесь разожжет небольшой костёр и сможет подать нам знак, например, несколько раз подряд загородив огонь от моря своим плащом. Если же такого знака подано не будет, следовательно, на берегу нас ждёт засада.
— Это разумно, —согласился Арамис. — Кто же из двух останется, вы или лейтенант д’Оне?
— Мы бросим жребий, — ответил де Трабюсон.
Он поднял с земли небольшую палочку, разломил её на две неравные части и зажал обломки в руке так, чтобы видны были только два одинаковых кончика.
— Тяните, лейтенант, — сказал он. — Кому достанется длинная палочка, тот остаётся на берегу.
Лейтенант не задумываясь вытянул одну из палочек.
— Вы вытянули длинную, лейтенант, — сказал де Трабюсон, швыряя свою палочку на песок. — Вы остаётесь.
— Хорошо, — ответил лейтенант и направился вглубь берега, где скрылся в тени деревьев.
— Садитесь в баркас, монсеньор, — сказал де Трабюсон, я лишь дам некоторые инструкции солдатам в другом баркасе.
Он подошёл к второму баркасу, стоящему в некотором отдалении, о чем-то поговорил с солдатами, после чего вернулся к Арамису и сказал:
— Солдаты сказали, что тот баркас быстро ходней и надежнее. Идите в тот баркас, монсеньор, я проинструктирую солдат в этом баркасе и присоединюсь к вам.
Вскоре оба баркаса отчалили от берега и вышли в море.
Когда оба баркаса отплыли от берега на половину расстояния мушкетного выстрела, де Трабюсон сказал Арамису:
— Монсеньор, сейчас солдаты поставят парус, и мы поплывем быстрее, а пока вы можете отдохнуть.
Едва лишь он произнёс слово «отдохнуть», как шестеро солдат навалились на Арамиса, схватив его за руки и за ноги. Четверо других направили на него свои мушкеты. Второй баркас тоже ощетинился ружьями, направленными на Арамиса.
— Монсеньор, вы мой пленник, — сказал с улыбкой. — Не советую сопротивляться. Лейтенант д’Оне остался на берегу, и никто вам не поможет. Солдаты получили приказ стрелять при любой попытке сопротивления, а также при любой попытке с вашей стороны сказать хотя бы слово или сделать хоть какой-то жест. Ни единого слова, ни единого жеста, ни единого движения хотя бы пальцем, или вас немедленно застрелят. Надеюсь, вы меня поняли.
После этого де Трабюсон обратился к солдатам:
— Связать его, засунуть в рот кляп и надеть на голову мешок! Мы немного проедем на запад вдоль берега и пристанем там, куда я укажу. Нас ждёт надежное войско, а вас, друзья мои, ожидает награда за верую службу Королю!
Солдаты коротко крикнули «Виват Королю» и баркас понёс Арамиса в сторону, противоположную той, куда он собирался направиться.
LXI. Король Людовик XIV
Направляясь к Королю, д’Артаньян не встретил Кольбера и решил, что это – хороший знак. Кроме того, ему не пришлось долго ждать в приемной своего часа, Король согласился его принять почти тотчас после того, как о его прибытии было доложено.
Поэтому в кабинет к Людовику капитан зашёл в приподнятом настроении, однако, едва перешагнув порог, он сообразил, что такое настроение никак не вяжется с теми известиями, который он должен был привести Королю.
Людовик XIV не спеша повернул голову в сторону вошедшего капитана и протянул руку для поцелуя. На лице д’Артаньяна он увидел лишь следы глубочайшей скорби, которую капитан напрасно пытается подавить, чтобы проявить свои верноподданические чувства. Это понравилось Королю, поэтому и он милостиво разрешил капитану сесть.
— Вы вернулись раньше срока, д’Артаньян, — сказал он. — Означает ли это, что вы уже полностью выполнили порученное вам дело, или же вы явились сообщить мне о невозможности его выполнения?
— Я выполнил три четверти порученного мне дела за половину отпущенного срока, Ваше Величество, — ответил капитан с поклоном, — и поэтому прошу разрешения Вашего Величества на выполнение оставшейся четверти задания потратить оставшееся мне время, для чего мне понадобится паспорт, подписанный лицом не ниже маршала Франции. Без такого паспорта, как я убедился, невозможно отправится на корабле за границу, где пребывает в настоящее время ваннский епископ. Что касается остальных лиц, в отношении полученного от вас приказа, они более не доставят никакого беспокойства Вашему Величеству.
С этими словами и с выражением величайшей скорби на лице д’Артаньян извлёк из обширного кармана на внутренней стороне своей куртки три свидетельства о смерти, в которых говорилось, что барон дю Валон погиб в пещере Локмария на острове Бель-Иль, виконт Рауль де Бражелон погиб во время вылазки из крепости Кандии на острове Крит, а граф де Ла Фер умер в своей постели в этой же крепости от избытка снотворного, принятого вместе с вином по его собственному желанию. Первый документ был заверен нотариусом Пьерфона мэтром Гортье, два других – комендантом крепости Гримальди.
Король внимательно изучил все три документа, после чего спросил:
— Сколько же стоили вам, капитан, эти три документа, которые так похожи на настоящие?
— Они обошлись мне в десять лет жизни, если не больше, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян.
— Вы хотите сказать, что желание получить маршальский жезл пересилило в вас чувство дружбы, и по этой причине вы предприняли необходимые шаги для того, чтобы эти документы были не пустой фальшивкой, а соответствовали истинному положению вещей? — с недоверием спросил Король.
— Я хочу сказать, Ваше Величество, — сказал д’Артаньян, вскочив со стула и встав на одно колено перед Королем, — что я не ударил бы и палец о палец для того, чтобы получить маршальский жезл не только той ценой, о которой вы говорите, но и даже если для этого мне достаточно было бы всего лишь сбить с дерева яблоко выстрелом из мушкета с расстояния десяти шагов. Я не желаю этой должности и этого жезла, и в попрошу отставки после окончательного выполнения всех пунктов приказа, но я выполнил ваш приказ в той части, где это было в моих силах, поскольку, состоя на службе Вашего Величества я обязан был это сделать, а также поскольку я постарался сделать все возможное, чтобы доброе имя господ, упоминаемых в этих документах, не подвергалось позору и гонению из уважения к тому физическому состоянию, в котором они отныне пребывают. Суд человеческий уже не властен над ними, и я надеюсь, что суд Божий над ними будет справедлив.
— Что ж, капитан, вы, как я вижу, осознали, наконец, что во Франции нет ничьей иной воли, кроме воли Короля Франции, моей воли! И что выполнение моей воли – святой долг всех подданых этого государства. Вы осознали, что государство – это я, что Франция и Людовик Четырнадцатый – это синонимы?
— Я вижу, Ваше Величество, что вы совершенно правы, — ответил д’Артаньян. — Политика Франции – это политика Вашего Величества, а желания Вашего Величества – это приказы для всей Франции.
— По моей воле люди, покорные мне, приобретают должности и богатства, а те, кто противятся мне, лишаются и того, и другого, а подчас и свободы и даже жизни! — тихо сказал Людовик таким тоном, что д’Артаньян ощутил, как по его спине побежали мурашки. — Люди, покусившиеся на меня, должны были умереть, и они умрут все до единого. Те, кто пытались отнять у меня мадемуазель своими подлыми интригами, также получили сполна. Всё, к чему я прикасаюсь, становится священным для всей Франции и, вероятно, скоро станет священным и для всей Европы. Если я бросил взгляд на молодую особу в своём королевстве, значит, эта особа принадлежит мне и только мне. У этой особы не может быть более жениха или друга! — при этих словах лицо Людовика исказилось гневом. — Я надеюсь, что виконт де Бражелон осознал это перед тем, как погибнуть! Человек, решивший, что он может не отдать что-то или кого-то своему Королю, должен считать за честь возможность отдать за своего Короля жизнь в сражении, ибо если бы судьба не распорядилась с ним таким образом, он отдал бы свою жизнь в мучениях здесь, в Париже!
Д’Артаньян низко склонил голову, чтобы Король не увидел молнии, которые сверкнули в его глазах при этих словах.
— Вы верный слуга и отличный воин, капитан! — продолжал Король. — Я не вижу причин, по которым вам следовало бы отказываться от того звания, которого вы достойны. Я уже велел изготовить для вас жезл маршала Франции, и вы можете на него взглянуть, но вы сами признались, что одно дело осталось невыполненным. Я сам напишу вам пропуск для путешествия за границу морем или сушей. Вы получите ту помощь от армии и флота, которая вам понадобится, и на это раз к вам не будут приставлены офицеры, чьей обязанностью будет оберегать вас от ошибок. Видите, сколь сильно моё доверие к вам? Но это письмо я передам вам завтра, сегодня я разрешаю вам отдохнуть от ваших трудов. Сутки, которые вы потеряете на отдых, не пойдут в зачет тех тридцати дней, которые я вам отпустил на выполнение моего приказа. Вы явитесь ко мне вас завтра ровно в полдень, получите все необходимые полномочия и документы, закрепляющие их, а по возвращении в случае успеха вас ждёт вот это, — с этими словами Король указал на шкатулку на своём столе, в которой, очевидно, лежал жезл маршала Франции.
Д’Артаньян встал, наклонил голову и вышел, даже не взглянув на шкатулку.
В ту самую минуту, когда д’Артаньян спускался по лестнице Пале-Рояля и думал, как и где провести ему неожиданно выпавшие сутки, предназначенные для отдыха, Король позвонил в колокольчик и коротко бросил зашедшему к нему лакею:
— Кольбера ко мне.
Явившемуся почти тотчас Кольберу он сказал, даже не успев предложить сесть:
— Господин Кольбер! Капитан д’Артаньян вернулся ко мне с бумагами, утверждающими, что три из четырех государственных преступников мертвы. Вот эти бумаги. Я им не верю. Установите ещё более тщательную слежку за капитаном, но такую, чтобы он о ней не догадался. Никаких гвардейцев. Это должны быть простые горожане. Вы меня поняли, Кольбер? Не гвардейцы в форме и не гвардейцы, переодетые простыми горожанами. Это должны быть самые обычные горожане, разного возраста и пола, люди, ничем не отличающиеся от тех парижан, которых вы обычно видите на улице, включая даже обычных уличных мальчишек.
— Это уже сделано, Ваше Величество! — ответил Кольбер с поклоном.
— Вот даже как? — удивился Король с восхищением. — Что ж, идите и не упустите его на этот раз.
Когда Кольбер покидал кабинет Короля и отвернулся на тот миг, который ему потребовался, чтобы открыть двери, во взгляде Людовика исчезло восхищение и появилась ненависть.
«Этот человек предвосхищает все мои желания, — подумал он. — Это очень удобно, пока я веду борьбу с явными врагами, но это будет очень неудобно, когда все явные враги будут побеждены, и я останусь в окружении врагов неявных! Чего ещё я не знаю об этом человеке и что ещё он знает обо мне, о чём я не догадываюсь? Быть может тайна моего брата также известна ему?»
Он захотел остановить Кольбера и сообщить ему, что после решения всех проблем с капитаном и его друзьями он освободит Кольбера от полицейских обязанностей и оставит за ними лишь обязанности финансовые, однако тут же сообразил, что никогда не следует сообщать подданым о своих планах на них.
«Каждый должен узнавать свою судьбу тогда, когда уже ничего нельзя изменить, — подумал он. — И никто никогда не должен быть уверен, что его сегодняшнее высокое положение сохранится и назавтра. Это не даст им расслабиться и заставить рыть землю, чтобы каждый день и каждый час доказывать мне свою лояльность. А отсутствие таких доказательств будет служить доказательством нелояльности! Слишком долго и слишком многие обманывали меня в этом государстве, больше я этого им не позволю».
Тут он вспомнил о мадемуазель де Лавальер. За прошедшее время они успели помириться, и она даже ожидала ребёнка.
«Дети Лавальер будут детьми Короля и никто, даже моя супруга никогда не посмеет обидеть их или их мать. Только мои желания и моя воля должны быть законом для Франции».
После этого ему вспомнилась фраза, которую он сказал капитану. Она ему так понравилась, что он даже решил её записать. Подойдя к столику для письма, он взял чистый лист бумаги и, обмакнув перо в чернила, записал: «Государство – это я», после чего поставил внизу свою витиеватую подпись.
Довольный собой, он подошёл к окну и взглянул на небо, в котором сияло яркое Солнце.
«Точно так, как в небе нет никого равного Солнцу, во Франции не должно быть никого, равного мне! — подумал он, после чего ощутил странный страх. — Филипп! — вдруг с ужасом подумал он. — Пиньероль – это не столь далеко, чтобы перестать опасаться возможного повторения того ужасного дня, о котором так хотелось бы забыть, но не получается! Что ж, я разберусь и с этой проблемой».
За ужином Король почти ничего не съел. Ему казалось, что время течет слишком быстро, а события, которых он ожидал, по какой-то причине, не торопятся произойти.
Когда подали десерт, он увидел в дверях Кольбера, который почтительно наклонил голову, но при этом не отвел взгляда от лица Короля.
Людовик изобразил вопрос, приподняв лицо кверху и направив на Кольбера свою заострённую бородку, на что Кольбер ответил вторым поклоном, опустив при этом глаза к самому полу. После этого Король одарил Кольбера благосклонной улыбкой и решил наверстать за десертом всё то количество пищи, которое он не съел за предварительной частью трапезы.
— Короля потянуло на сладкое, — шепнула Королева-мать своей невестке. — Не упустите же ваш шанс! Быть может, сегодня ночью он посетит вас, а не эту…
— Королева очень добра ко мне, — ответила Мария-Терезия.
— Не огорчайся, милая, — шепнула Анна Австрийская. — Сколько бы бастардов ни наплодили ваши фрейлины, только ваш сын будет Королем Франции. Даже если он не будет сыном Короля Франции. Эту шутку передают королевы-матери своим невесткам вот уже более ста лет. В своё время меня она очень хорошо повеселила и успокоила.
После этого Анна поцеловала свою невестку в щёку и слегка ущипнула её за левую руку.
Марии-Терезии ничего иного не оставалось, как только сделать вид, что она совершенно не поняла, о чем шла речь.
Едва закончился ужин, Король поспешил в свой кабинет.
— Господин Кольбер… — едва успел проговорить лакей.
— Да! Проси! — ответил Людовик с нетерпением.
Как только Кольбер вошёл в комнату своей мягкой поступью, Людовик нетерпеливо спросил:
— Вы взяли его?!
— Да, Ваше Величество. Взяли и привезли сюда.
— Он что-нибудь пытался сказать? Сделать какие-нибудь жесты? — настороженно спросил Король.
— С самого начала его лишили такой возможности, согласно инструкциям Вашего Величества, — ответил Кольбер.
— Это очень хорошо, господин Кольбер, я вами доволен, — сказал Король, потирая руки. — Где же он? Ведите его.
— Наши люди связали ему руки и ноги, и я бы не рекомендовал развязывать… — проговорил Кольбер.
— Тогда вносите его! — воскликнул с нетерпением Король.
— Сюда, а ваши покои? — спросил Кольбер.
— Почему же нет? — удивился Король. — Впрочем, это, действительно, не удобно, — сказал он после некоторого раздумья. Везите его в Бастилию. Завтра я побеседую с ним там. Приготовьте камеру, в которой должно быть вмуровано в стену два стальных кольца у противоположных стен. К одному из них его следует приковать за ноги, дайте ему еду и питьё, я не желаю, чтобы он умер от голода или жажды преждевременно. Всему своё время.
И приготовьте два плотных мешка и дополнительные кандалы. На этом всё.