Лидия

Анна Собко
                Лидия
-Лида! Лида!  - кричала женщина. И в поисках Лиды, заглядывала во все уголки ветхого дома.
Но Лиды нигде не было.
-Лидочка, девочка моя, ну где же ты!
Она заглянула в заброшенный сарайчик, где когда-то, очень давно, держали кур. Там, во тьме сарая, обняв и прильнув к старому дворовому псу, сидела Лидочка, залитая слезами. Она всё ещё всхлипывала.
-Лидочка, вот ты где! А я тебя везде ищу! Иди ко мне, дорогая. Бедная моя Лидуся! Мы должны отсюда уехать как можно скорее! Иначе мы все помрём здесь. Ты же не хочешь умереть, как твои родители! А этот проклятый город Томск - сплошная холерная могила.
 Тётя Валентина была сестрой Лидочкиной мамы, и Лида её называла просто Валя. Валя усадила Лидочку на колени, погладила её головку и утёрла бесконечно текущие слёзы.
- Ну вот, совсем свои голубые глазки выплакала. Пойдём собираться. Завтра же уедем. И она повела худенькую заплаканную девчушку к себе домой. Там их ожидали двое Валиных детей и племянник.  Уже утром поезд всех их мчал в Харбин. За окнами непроходимые леса Маньчжурии, зверей они правда не видели, но знали, что водятся здесь медведи и тигры, не говоря уж об оленях, зайцах, лисах и волках. А какое разнообразие природы!  Всё это им в школе рассказывали, на природоведении. За окном пролетали красивые леса и река Амур, диковинные скалы, похожие на гигантские ступени охватывали ее берега, но Лидочке было не до того. Она вспоминала свой ветхий дом и лестницу- скрипучку, своих папу и маму, какие они были лучистые и добрые, как нежно любили её. Как прятали, когда появлялись отряды зелёных бандитов, затем красных гпушников, отбиравших последнюю мебель и кур из того самого сарайчика, где пряталась Лидочка. Всё богатство отца, детского доктора города Томска. Так красные раскулачили их семью. Не уберегли они свой дом и себя не уберегли! Папа спасал детей в городе - сам заболел, и маму заразил холерой.  Мама тогда заперла дверь в спальню, не пуская Лидочку до последнего их часа. Тут Лидочка вновь заплакала, вспоминая, как она стучалась и ей уже никто не ответил.
 - Ну, ну, - будет, Лидок. Успокойся! – прижала её к себе тётя Валя. Начнём с тобой новую жизнь! На новом месте. Всё будет хорошо.
И вот, Харбин. Это русский город на территории Китая. В 1898 году, когда строили Маньчжурскую железную дорогу, русские построили и маленький посёлок Харбин, который быстро оброс жителями и домами, 26-ю православными церквами, целой сетью русских средних школ и 6-ю высшими заведениями. Здесь выпускались русские газеты.
Лидочку тётя Валя устроила в русскую гимназию, где изучались разные предметы: русский язык, литература русская и зарубежная, математика, физика, химия, география, история, космография, психология, рисование, рукоделие, пение, гимнастика и Закон Божий. А также языки: русский, французский и немецкий. Кроме того, азы китайского и японского. Также были дополнительные кружки: основы живописи, музыки, танцы, хоровое пение. Таким образом воспитывалось   культурное поколение людей. Педагоги приезжали из России. Многие из Петербурга, Москвы. Уровень обучения был настолько высок, что его можно было сравнить со столичным.
А опередив рассказ, можно добавить, что гимназии русского Харбина просуществовали 50 лет и дали миру десятки тысяч образованных людей, которые заняли достойное место в области науки и культуры.
Но вернёмся к Лидочке. Учиться ей нравилось, и она, кроме общей программы, ходила на занятия в кружки по живописи и музыке. Лидочка незаметно подросла и превратилась в прелестное существо! Голубоглазая и белокурая, она великолепно разбиралась в живописи и музыке, говорила на трёх языках, понимала китайский и японский. Настало время, когда ей стало тесно, как-то неуютно в Харбине, и она уехала в Париж. В 19 лет Лидочка успела выйти замуж и развестись. Очень спешила стать взрослой и самостоятельной. Она начала свою новую жизнь с поиска работы. Но то, что предлагалось, ей не подходило. Молоденьким девушкам её сословия полагались четыре профессии: официантки, гувернантки, танцовщицы и натурщицы, правда была ещё одна, которая и вовсе не рассматривалась. Она любила ходить на выставки художников, и ей даже предлагали позировать. Но Лидочка искала не такую работу. Она сама хотела что-то делать полезное, нужное, прекрасное, но с чего начать, где искать? Всё - таки она не знала своего призвания и ей трудно было сориентироваться. Однажды на автобусной остановке она прочла объявление: Художник А. Матисс ищет помощника-ассистента.  Ницца и дальше адрес.
                Анри и Лидия
Анри устал. Он целый день стоял у полотна с поднятыми руками. Это полотно, которое он сейчас делает заказчику, огромно - в три панно, по три метра.  Называется “Танец”- точная копия того панно, что он делал Щукину, русскому коллекционеру. Эти три панно - огромные пространства и многофигурная композиция. Артрит и только что сделанная операция подкосили Анри. Да и возраст! Так стоять у полотен целый день уже нет сил. Недавно он отправил в газету объявление, что нуждается в ассистенте, но пока никто не подошёл. Появлялись разные подозрительные субъекты. Но он всем отказывал. Художник сел в кресло, чтобы отдохнуть и оценить сделанное издали. “Да, неплохо смотрятся танцоры. Особенно этот, боковой справа.  Он словно натянутый лук. Он знак. Они все знаки движения. А краски должны быть предельно яркими, без нюансов. Абсолютный цвет! Танцоры же – знаки того, или иного движения. Ведь что такое танец? Это экспрессия! Значит, ноги и руки на пределе движения…”- так думал Анри.
Звонок в дверь прервал его размышления. Он с трудом встал и зашаркал к дверям своей большой мастерской. Открыл дверь. Перед ним, словно ветром занесло удивительное существо с улетающими куда-то волосами ботиччеливской Венеры. Он замер.
- Маэстро Матисс?
-Да.
-Я пришла по объявлению. Вы написали, что вам нужен помощник-ассистент.
-Заходите, заходите. Посмотрим, что вы можете. Кисти в руках держали?
- А что есть сомнение? – смело спросила Лидочка. Я ходила на курсы живописи в Харбине.
- Где это? На краю Ойкумены?
-Нет, далеко, но не настолько. Скажите, что я должна делать, как ваш помощник?
- Как помощник… Ну, берите кисть, вон ту, побольше, и начинайте закрашивать этот зелёный пригорок.
-Простите, я пойду переоденусь и начну.
- Да, конечно, извольте.
Он снова сел в кресло. Кажется, в дом залетел Ангел. Ангел будет красить его холсты! Красивая! При этой мысли он вновь поднялся и закрыл дверь на веранду, словно испугался, что Ангел улетит.
Две недели ушло на зелёный холм. Лида замечательно справилась и с синим небом. Она была довольна своей работой. А маэстро? Он тоже был доволен.  Через полгода огромное, почти девятиметровое, панно было готово.
- Скажите, что несут, по-вашему, эти яркие цвета? – спросила Лида.
- Понимаете, никакой загадки, никакой религии, никакой особой мысли они не несут. Я хочу своим искусством доставить людям радость и покой.  Гармонию и созерцание, как молитву. И вместе с тем, краски должны притягивать и, знаете ли, будоражить! Да, именно так. Вам же весело смотреть на этих танцующих голых дикарей?
- Ну да! Вообще-то вы этого добились!
- Лида, я думал взять помощника только на эту картину. Но у меня есть идея! Я возьму, пожалуй, вас на работу к себе в мастерскую.  Идёт?
-Я буду только рада.
-Вы всегда так многословны?
-А зачем лишнее говорить! Я же сказала, что буду рада.
— Это ваше особенное качество мне нравится. Я люблю работать молча. Жена и дети мне всегда старались не мешать.  Но вы - моя рука, мои мысли. Вы справляетесь.  Ну вот, совсем смутил, старый дурак! Простите.
Анри доверял Лидии каждую свою работу. Иногда, сделав рисунок на холсте, он отходил, садился в кресло и тихо говорил, ожидающей Лидии:
-Пожалуй, начнём с розового. Размешайте мне два розовых: розово-охристый и розово-фиолетовый. Как вам этот более холодный цвет, в окружении тёплых?
-Может лучше всё-таки розовый, с охрой – он более живой.
-Я знал, что вы так скажете! И вы правы. Что бы я без вас делал? Вы всегда безошибочно чувствуете цвет! Порой, как я, порой даже лучше.
-Лидия, а как вас мама называла?
-Лидочка.
-А можно мне так называть вас? Я ведь в отцы гожусь вам. Мне 63 года, а вам 23. Вы мне, как дочь, и даже больше. Я вам говорил: вы, словно часть моей души. Я только успеваю подумать, а вы уже делаете! Лидочка, у меня вот какое предложение:  чего вам мотаться через весь город! Переезжайте сюда насовсем. Будете здесь жить и работать, кушать с нами и получать жалование. Кроме того, я каждый год, на ваш день рождения подарю вам по 1 своей работе. Когда я умру, мои картины поднимутся в цене и я, таким образом, обеспечу ваше будущее.
- Вы так щедры ко мне, маэстро! Нет слов. И Лидочка заплакала. Давно никто так не заботился о ней, как этот замечательный, добрый человек.
-Но вы согласны переехать? - переспросил Анри.
-Да, конечно, да. Но что скажет ваша жена?
- Ну и отлично. Она, конечно же, разозлится. Это нормально. Но вы же не натурщица, не любовница. Успокоится быстро.
Но так случилось, что госпожа Матисс вскоре заболела двусторонним воспалением лёгких. И именно Лидия ухаживала за ней. Она не только делала всё то, что указал врач, но применила методику своего отца-врача Томской больницы. Она помнила, как отец ставил ей банки, или горчичники, как настаивал травы и укутывал уксусным полотенцем. И этими старыми методами, и, конечно же тем, что советовал врач, она поднимала больную.  Ночами она сидела у постели, снимала температуру уксусными простынями, таблетками и банками. Конечно же, она выходила мадам Матисс. Кризис прошёл, и госпожа Матисс была очень благодарна Лидии за своё выздоровление.
Однако её раздражало, что Анри целыми днями в мастерской с Лидией, а без неё не делает и шага, ни одной картины, ни одной выставки. Мадам Матисс под разными предлогами внезапно заходила в мастерскую, но видела, что муж и Лидия никогда не переходили черту. С Лидией Анри говорил о литературе, о живописи, о музыке и политике. Он сидел в кресле и порою указывал цвет, а Лидия послушно выполняла и закрашивала плоскости. Мадам Матисс понимала, что Лидия заняла слишком много места в жизни и сердце Матисса, с этим она не хотела мириться.  Однажды, когда он, по делам выставки уехал в Париж, она решилась, и быстренько рассчитала Лидию и выгнала её на улицу.
 Лидия не знала куда ей идти и как ей жить. Для неё Анри Матисс и работа с ним были стимулом её жизни. Доброта и душевное отношение Матисса, его забота о её будущем, так тронули её. Ведь он заменил ей семью, мать и отца, так рано покинувших этот мир. Работа с ним, общение с ним и он сам– стали смыслом её жизни.  И вот, она всё потеряла. Больше она не увидит его доброго, его любящего лица, не сможет помогать ему. Лидия арендовала комнату, заплатив те деньги, которыми её рассчитала мадам Матисс и перерезала себе вены. Случайно, забежавшая поговорить с новой квартиранткой хозяйка, обнаружила Лидию, лежавшую в луже крови. Она перевязала руки и ухаживала за Лидией до её выздоровления. Лидия ей рассказала свою историю, и хозяйка нашла и привела Матисса. Он был в шоке от случившегося.  Анри развёлся с женой, отдав ей и детям множество своих картин, а также немало денег.  Вот только тогда Лидия вернулась в дом художника.  Целый день она ходила по мастерской в полной задумчивости, не веря своей радости. Анри сидел в кресле и не мешал её восстановлению. Он понимал её молчание, её растерянность.   
-Я чуть не потеряла вас!  Понимаете! —сказала она почти шёпотом.
-Вы чуть не потеряли жизнь. Почему вы так сделали?  …… Из-за меня? Из-за работы? Почему?
-Здесь я нашла тот покой, ту радость, которую вы передаёте через свои картины. Но эта радость мимолётна. Я здесь обрела семью – вас. Любимое дело. Для меня только это стало смыслом моей жизни. Я наверно эгоистка, но я просто купаюсь в вашей доброте и … она не договорила, но он всё понял.
-. Ах, если бы я был молод, дорогая Лидочка! Мы бы были очень счастливы.  Но будучи такой старой развалиной, я не могу вам предложить себя. Одно могу сказать - вы, Лидочка, свет моих очей и праздник моего старого сердца.
После этого случая, Лидия и Анри не возвращались к этой теме. Она вновь начала работать, как и прежде, помогая ему во всём.
Когда Анри не вставал, она сидела около его кровати и вырезала по его указаниям аппликации, расклеивая их, как обои. Создавала дивные коллажи под его диктовку.
В тяжёлые военные годы она как-то справлялась с хозяйством и чаще всего тратила свои деньги на питание для них двоих, и на краски. На себя своё жалованье она не тратила. Лидия Николаевна не покупала себе наряды и украшения. Она должна была заботиться о художнике, им нужно было выживать. Когда война закончилась, Лидия Николаевна была так горда, так счастлива за свою родину СССР, что хотела послать в Москву огромный букет цветов! Но понимая абсурдность идеи, Лидия купила у Матисса 7 рисунков, и восьмой, подарок Матисса, с одобрения художника, отослала в Москву - в дар музею им. Пушкина. С тех пор она регулярно покупала у Анри Матисса его картины, его рисунки, скульптуры, причём по рыночной стоимости и отсылала их в Эрмитаж или музей им. Пушкина. Некоторые картины стоили так дорого, что ей пришлось заложить свой дом в Париже. Но она регулярно покупала работы Матисса и отсылала их в музеи двух столиц- Москву и Петербург.
-Мадам Лидия, вы столько отослали моих работ в музеи вашей родины, что там не останется места для других художников! – шутил Матисс. Кроме того, почему вы отказываетесь от подарков? Вы и так столько тратите на меня из своих денег! Сначала я думал о вас: просто славянский шарм. Но нет - вы необыкновенно добрая. Видимо, мне повезло, и ко мне спустился ангел, свет моих очей.
Сам Анри Матисс не редко дарил друзьям картины или свои рисунки. А когда он закончил капеллу чёток  для доминиканского монастыря (витражи и внутренний дизайн), он вообще не взял свой гонорар.” Божье дело!  За это денег не берут”, - говорил он. Так что сам он тоже подавал пример доброты, благородства и чистоты помыслов. Даже такой отъявленный циник, как Пикассо, говорил о нём: “ Матисс, потому и Матисс, что у него внутри своё солнце.” И действительно, он часто помогал другим, делился своей радостью не только через живопись, но и зачастую материально.
Последние годы художника больного раком были особенно тяжёлыми. У него часто случались депрессии. И он написал в дневнике: “Когда Лидия приближается, я исцеляюсь. Когда удаляется,  я обессиливaю”.
В один из тяжёлых дней своего самочувствия он взял за руку свою любимую Лидочку и сказал:
-Лидочка, помните, вы были все эти годы СВЕТОМ моих очей. Не откажите мне в последних двух просьбах! Вы никогда не брали от меня подарков.  Вот там, в углу, стоит картина для вас. Я сделал её давно. Она заслуживает вас, потому что … Да вы откройте!
Лидочка развернула бумагу.  На неё глянули из аквариума лучистые, золотые рыбки. Они светились красными бочками в прозрачном аквариуме.
- Вы сказали, что продали её!
- Я сделал копию и берёг её для вас. Вы моя золотая рыбка!
-И свет ваших очей, - добавила Лидия, пошутив.
- Да, именно так! Свет мой! Когда я умру, эта картина будет с вами. А потом подарите её своим музеям. Знаю я вас.
-О, Анри, вы так добры, так щедры ко мне!  Как же я вас люблю! Пожалуйста, не умирайте! Будьте со мной ещё.  Она обняла Матисса и прижалась к нему. Она не хотела его терять, как когда-то отца и маму. Побудьте со мной ещё, пожалуйста! - шептала она сквозь слёзы.
И он побыл ещё - несколько недель. Последнее, что он сказал: дайте мне карандаш и бумагу.
Но не успел их взять. Это произошло 3 ноября 1954 года.
После смерти Анри Матисса её часто спрашивали, кем она была ему: женой, любовницей, натурщицей, помощницей? И она отвечала:
- “Если говорить о физической близости, -то я не была ему ни женой, ни любовницей. Но я была больше, чем жена и любовница. Я была его душой, светом его очей, как он выражался, а он для меня - единственным смыслом моей жизни”
После смерти Матисса она уехала в Париж. Жила очень скромно и все деньги тратила на покупку его произведений. Затем отсылала их в СССР. Она знала, что придёт время, когда поймут и полюбят этого великого художника. Она скупала всё: картины, скульптуры и иллюстрированные книги. Понимание и любовь к работам Матисса в её стране, пришли намного позже - в 60-е годы. К этому времени Лидия Николаевна уже жила на родине, в Петербурге. Она написала две монографии: “Как-то легко и просто. Анри Матисс. Живопись 1935–1939 год”, Вторая монография называлась: “Анри Матисс. Наперекор стихиям. 1939- 1943 г”. Третью книгу, о послевоенном времени, она не завершила. Лидия Николаевна перевела на французский язык всего Паустовского, по его же просьбе и без гонорара. В последствии она говорила: “Я подарила Франции – Паустовского, а России- Матисса.”  Лидия Николаевна умерла в 1998 году, прожив большую жизнь, посвящённую Матиссу.  У неё никогда не было своей семьи. На её могиле поставили надгробие с высказыванием о ней Пикассо: “Матисс сохранил её красоту для вечности”.

Сан Диего,2019г.