Свидание с Мюнхеном
На фото: Террористы в комнате израильских спортсменов
Тема данного рассказа возникла неожиданно. В начале сентября 2022 года, в потоке самых горячих новостей планеты, начали появляться сообщения о приближающейся полувековой годовщине убийства израильских спортсменов на летней Олимпиаде 1972 года. Вспомнив, что десять лет назад мне довелось побывать на этом печальном месте в баварской столице, я начал просматривать в компьютере фотографии, сделанные во время тура по Германии. Поездка была замечательная. Наша израильская группа состояла, в основном, из людей предпенсионного возраста, поэтому все переезды, размещения в отелях, а также совместные завтраки и пешие передвижения проходили вполне пристойно, без суеты и взаимных упрёков. Прожив в Израиле, на тот момент, уже более 20 лет, мы с женой чувствовали себя вполне комфортно среди его коренных жителей, составлявших основную часть туристов. Вот и сейчас, вглядываясь в снимки, с теплотой вспоминаю многих из них.
Однако один экскурсант из группы, назовём его Ави, явно выделялся на фоне других. Он был примерно нашего, шестидесятилетнего возраста, седоватый, высокий и поджарый. Видно было, что этот человек привык обходиться в жизни лишь самым необходимым и поэтому, отправился в поездку с минимумом багажа и к тому же без жены. Ави постоянно пытался кому-то помочь при погрузке-выгрузке чемоданов из автобуса и при поиске опаздывающих из очередного шопинга, экскурсантов. А ещё он много времени общался с нашим гидом: то что-то громко обсуждая, то переходя на приглушённый шёпот. Они часто вместе сидели за завтраком, продолжая разговор, и нередко Ави доставал из наплечной сумки блокнот, делая в нём какие-то пометки.
Любопытные одинокие дамы, составлявшие четверть группы, незамедлительно выяснили, что он - консультант в одной из больших охранных организаций, а в прошлом - армейский офицер. На их осторожные вопросы о семье, Ави охотно сообщил, что он отец двух замужних дочерей, и дед пятерых шумных внуков. При этом, к разочарованию упомянутых дам, он не дал никакой информации о своей второй половине.
Романтичное название нашего тура звучало как "Сказки Чёрного леса" и поэтому маршруты передвижения проходили, в основном, на юге Германии по землям Баварии. Приземлившись в мюнхенском аэропорту и разместившись в ближайшем отеле, большая часть группы, несмотря на усталость, не смогла отказать себе в удовольствии совершить внеплановую экскурсию по вечернему городу, не пожалев на это по семь евро с человека. Нет смысла описывать каскады огней среди ажурных фасадов домов на фоне ночного неба баварской столицы. Однако не могу отказаться от соблазна описать несколькими предложениями знаменитую пивнушку, от стен которой начался отсчёт одного из самых трагических периодов в истории всего человечества, а еврейского народа в особенности. Речь идёт о заведении "Хофброхаус" из которого в 1920 году "вышла" нацистская партия бесноватого фюрера.
Это довольно большой пивной бар, где никто не толпится у стойки, а все чинно восседают за большими тёмно-жёлтыми, довольно простыми деревянными столами на таких же нехитрых скамьях. Вся эта мебель стоит так плотно друг к другу, что, видимо, требуются немалые усилия, чтобы быстро покинуть своё место при необходимости. Красиво расписанные каменные арки потолка нависают низко, но не давят на тебя. Проходы между рядами столов широкие, и это позволяет фигуристым официанткам в чёрно-бордовых сарафанах быстро фланировать по ним с огромными подносами больших пивных кружек. Постоянно играет духовой оркестр, состоящий из полудюжины упитанных мужчин в коротких штанах на шлейках. За столами царит немалый шум, но не переходящий в крик. Понятно, что среди посетителей преобладают мужчины, причём, на момент нашего визита, основная их часть была явно неевропейской наружности: арабы, китайцы, негры. Свободных мест практически нет, разве что во внутреннем дворике за ажурными металлическими столиками, но там уже совсем не та атмосфера. Вряд ли большинство из этих любителей пенного напитка слышало о зловещей роли заведения в истории европейских народов.
Последующий день был посвящён знакомству с баварской столицей уже в лучах нежаркого европейского солнца.
Не знаю по какой причине, но дневной обзор Мюнхена начался также с печального места для еврейского народа. Ведь для большинства израильтян среднего и старшего возраста, название этого города прочно ассоциируется с цифрой "72".
Именно в это первое баварское утро во время завтрака Ави оказался за одним столиком с нами. Успев уже до этого пообщаться с гидом, он сообщил, что сегодняшняя городская экскурсия начнётся с посещения Олимпийского стадиона и Олимпийской деревни. Выяснив, что мы достаточно осведомлены о трагедии, разыгравшейся там в 1972 году, он, с чуть виноватой ностальгической улыбкой, мечтательно сказал:
- А ведь я тоже должен был там тогда оказаться, но судьба дважды увела меня с пути в Мюнхен.
- Как это? - не удержался я от вопроса.
Оглянувшись на, неторопливо подтягивающуюся к столам, основную часть группы и посчитав, что мы располагаем не менее, чем получасом времени, Ави начал говорить:
- Я родом из города Герцлия (сейчас северный пригород Тель-Авива), который в момент моего рождения, в 1949 году, больше походил на сельское поселение. Как и у всех мальчишек той поры, основная часть жизни проходила на пыльных улицах и в апельсиновых рощах, чьи бескрайние просторы доходили до самого Тель-Авива. Будучи старшим из трёх детей в семье, я не испытывал жёсткого надзора со стороны родителей и появлялся дома только, подгоняемый чувством голода. Не хвастаюсь, но к 11-12 годам я уже явно обгонял своих сверстников в беге на уроках физкультуры в школе и почти во всех подвижных играх на улице. После одного из уроков наш "физкультурник" похвалил меня и сказал, что есть возможность серьёзно заняться спортом и ездить на соревнования даже в другие страны. Для этого необходимо прийти в среду часам к шести на наш стадион и найти там Амицура Шапира, который тренирует бегунов и прыгунов. А ещё надо сказать, что именно учитель физкультуры послал тебя, и ты хочешь стать спортсменом.
Я так и сделал, а через год уже занял третье место по прыжкам в длину на юношеских соревнованиях в Тель-Авиве. С медалью на шее и в новом спортивном костюме, полученном в качестве приза, появился в школе. Каждый из одноклассников счёл необходимым сильно хлопнуть меня по спине, а девчонки о чём-то шептались, поглядывая на мою улыбающуюся физиономию. Находиться в лучах славы мне очень нравилось, и я стал тренироваться ещё упорней. В год окончания средней школы на полке в большой комнате нашей квартиры уже красовался ажурный серебристый кубок, полученный за третье место на самом, что ни на есть, взрослом, чемпионате Израиля. В это время как раз проходила "смена поколений": оставил большой спорт Давид Кушнир, "израильский кузнечик", доминировавший в стране более десяти лет в прыжках в длину. Участник Олимпиад в Мельбурне и Риме, где уверено занимал места в третьей десятке, он переходил на тренерскую работу. На его место претендовал другой Давид по фамилии Бен-Давид и поэтому носивший прозвище "Двойной". А уже ему в спину дышала группа нас, "молодых волчат", стабильно прыгавших под семь метров, надеявшихся значительно улучшить свои результаты за несколько ближайших лет и попасть на Олимпиаду 1972 года.
А пока что на дворе стоял 1967 год, и через месяц после получения аттестата зрелости, я нашёл в почтовом ящике повестку с конкретной датой армейского призыва. Прошло менее полугода после блистательной победы Израиля в Шестидневной войне и мы, мальчишки, не побывавшие на ней, грезили военной службой.
В ту особенно раннюю осень лагерь для новобранцев на юге страны встретил нас, свеженьких призывников, большими тёмно-зелёными палатками с провисшими крышами, грязью, короткими, но интенсивными дождями и постоянным холодным ветром. С каждым днём этой, почти стодневной эпопеи, романтики становилось всё меньше, различных занятий всё больше, сержанты всё злее, сон всё короче, а мечты об отправке в войска вытесняли остальные мысли. Действительно, в десантном полку, куда я попал после курса такой начальной подготовки, было тоже нелегко, но не было уже бесконечных марш-бросков с тяжелеными рюкзаками, стрельб, а главное, злых сержантов. К тому же, меня, как кандидата в состав олимпийской сборной Израиля, часто отпускали домой на два-три дня для тренировок.
Через два месяца меня вызвали к командиру батальона. Поинтересовавшись, как проходит служба, он коротко изрёк:
- Сейчас, среди солдат осеннего призыва, идёт отбор на серьёзный восьмимесячный курс для подготовки к службе в элитных батальонах и даже в "Сайерет Маткаль"(спецназ Генерального штаба). Если есть желание, подавай рапорт. У тебя есть шанс.
Тут Ави решил, что мы недостаточно осведомлены в этой сфере и счёл нужным пояснить:
- Служба в таких подразделениях – это мечта каждого настоящего бойца, особенно в "Сайерет". Там служил нынешний премьер-министр Биби Нетаньягу, его старший брат Йонатан, герой Израиля, бывший премьер Эхуд Барак и почти все командующие армией Израиля за последние 30 лет.
- Да, мы в курсе, много знаем об армии - вежливо заметил я. – Наша дочка служила, затем племянники, а скоро уже внук пойдёт.
- Ну тогда я продолжу, - умиротворённо промолвил Ави.- Такое предложение было заманчивым, но одновременно это означало, что с мечтой об Олимпиаде придётся расстаться, ведь с такого курса, а, тем более из таких батальонов, на тренировки не отпускают. На выходные, я пришёл домой, и субботним вечером мы с отцом выпили три литра пива, взвешивая все плюсы и минусы этого предложения. В конце беседы решили: страна важнее. Три года в элитном подразделении - это ведь кусок жизни, а Олимпиада - недельный миг. После такой службы остаются настоящие друзья на всю жизнь, а после Олимпиады, на которую ещё, кстати, и попасть надо, сборная распадается через несколько месяцев.
На следующий день, сразу после завтрака, подал командиру тот заветный рапорт. Ещё через месяц начался очень длинный и тяжеленный боевой курс.
В это время прыжки в длину стали как бы "космическим" видом спорта. На Олимпиаде-68 в Мехико темнокожий американец Боб Бимон "прошагал" в воздухе 8 метров и 90 сантиметров, опередив почти на целый метр всю остальную прыгающую "братию" и, как писали спортивные журналисты, "улетел в двадцать первый век". Можно было только мечтать о том, чтобы хоть немного приблизиться к этой цифре, поскольку такой результат считался уже за пределами человеческих возможностей. (Этот, действительно, невероятный на то время, рекорд смог превзойти лишь в 1991 году другой американец, Майк Пауэлл, прыгнув всего на пять сантиметров дальше).
Тут я не удержался и, может быть, не очень вежливо, перебил рассказчика:
- И во многих опасных и известных операциях вы участвовали?
Ави улыбнулся:
- Это две разные вещи. Известность операции часто определяется не её опасностью, а стараниями журналистов. Например, даже многие коренные израильтяне ничего не знают, или не помнят уже, об операции, проведённой в Бейрутском аэропорту в конце 1968 года под командованием Рафуля. (Рафаэль Эйтан – генерал, тогда главный офицер десантных войск, в 1978-1983 годах – командующий Армией обороны Израиля). Я только начинал службу после того длинного курса, но меня почему-то включили в одну из боевых групп. Тогда, после Шестидневной войны, палестинские террористы, обосновавшиеся в Ливане, периодически атаковали гражданские самолёты нашей компании "Эль-Аль" в европейских аэропортах, были погибшие пассажиры.
Декабрьской дождливой ночью мы тремя группами высадились из десятка вертолётов на бетонные плиты запасной стоянки аэродрома, сразу же определили самолёты ливанской компании и заложили взрывчатку. Затем мгновенно запрыгнули назад в вертолёты и поднялись в воздух под оглушительные взрывы сработавших зарядов. Всего за четверть часа было уничтожено 13 самолётов из 20, имевшихся у этой страны. Не случилось ни одного пострадавшего ни с нашей, ни с ливанской стороны.
Потом, чуть более чем через год, во время "Войны на истощение" довелось участвовать и в более длительной операции по захвату египетской военной базы на острове Шадуан в Суэцком заливе. Там мы держались против непрерывных атак более суток, пока не завершили уничтожение всех оружейных складов и маяка. Но кто сейчас помнит об этом?
Пристально посмотрев на нас с женой, Ави деликатно осведомился:
- Не утомил вас всеми этими подробностями? – Получив энергичный отрицательный ответ, поспешно добавил:
- Сегодня, тому, кто не жил тогда в Израиле, трудно представить атмосферу в обществе в ту пору. Да и мы "сабры" (рождённые в Израиле) не часто вспоминаем о днях, когда материальный достаток был не главным фактором в нашей жизни.
Не спеша он внимательно обвёл взглядом группу, спокойно сидящих и неторопливо жующих, наших спутников и продолжил:
- В лето 1972-го года начался мой последний год службы, и я считался обстрелянным спецназовцем, прошедшим, кроме уже упомянутых, ещё несколько боевых операций и немало мелких вооружённых стычек в Южном Ливане, на границах с Сирией и Египтом. Молодых бойцов своего отделения не жалел на учениях, как не жалели когда-то меня, да мальчишки и не жаловались, будто предчувствуя, что через год разразится самая тяжёлая в истории Израиля война Судного дня. Ежедневно мы тренировались, отрабатывая различные стандартные и необычные ситуации на границе и в городских условиях, а также вооружённые действия при захвате террористами самолётов, автобусов, школ.
В одну из, ещё по летнему, душных сентябрьских ночей была объявлена боевая тревога. При построении в темноте я видел только свою роту и слышал очень взволнованные голоса офицеров. Разглядел также, что рядом с нами появился незнакомый полковник. Наконец раздалась команда "Равняйсь". Мы замерли, уже все поняли, что случилось что-то очень серьёзное. Наш "мэм-пэй" (командир роты) был, как всегда, краток:
- Бойцы! Только что получено сообщение из Германии, из Мюнхена. Там в Олимпийской деревне террористы захватили в заложники нескольких израильских спортсменов. Никаких данных о количестве преступников и спортсменов, о требованиях или переговорах пока нет. На уровне правительств сейчас решается вопрос о возможной отправке туда отряда наших спецназовцев. Не исключено, что наберут группу из вашей роты, как наиболее опытной и обстрелянной. Всё! Через час я должен доложить полковнику из Генерального штаба о полной готовности каждого бойца к вылету. Командирам взводов и отделений проверить все детали, предусмотренные в подобной ситуации.
Остаток ночи и весь последующий день прошли в тревожном ожидании. Никто не спал, солдаты иногда дремали, да и то по очереди. Мы же, сержанты, вместе с офицерами в десятый раз проверяли оружие и всё снаряжение. Пытались также представить себе, возникшую там, в далёкой Европе, ситуацию, но, из-за скудности данных, наши мысли больше походили на фантазии, чем на анализ обстановки. Тем не менее никого не покидала уверенность, что с минуты на минуту объявят боевую готовность. Ведь прошло всего три месяца с того майского дня, когда ребята из нашего подразделения за полторы минуты ликвидировали террористов, захвативших бельгийский самолёт авиакомпании "Сабена". В составе бойцов были, тогда ещё никому неизвестные, будущие премьеры Нетаниягу и Барак.
Однако к вечеру нас опять построили и "мэм-пэй" объявил, что правительство Германии отказало израильскому спецназу во въезде в страну, заявив, что немецкая полиция полностью контролирует ситуацию. Так во второй раз, но уже в другом качестве, я не попал в Мюнхен.
Ави замолчал на несколько секунд, затем вытер пальцем уголки глаз и, после едва заметного вздоха, продолжил:
- К сожалению, вскоре все новостные агентства мира сообщили, что операция местных полицейских была проведена крайне непрофессионально и провалилась. Все одиннадцать захваченных израильских спортсменов убиты террористами. Когда стали известны их имена, я зарыдал, как ребёнок. Среди расстрелянных парней был мой тренер по прыжкам Амицур Шапира, тот самый, который взял меня, подростка, в свою секцию в Герцлии и у которого я занимался вплоть до своего решения об армейской карьере. Ему было всего 40 лет, осталась вдовой жена и сиротами четверо детей. В стране был объявлен национальный трёхдневный траур.
- Много читал об этом, - торопливо сказал я. – Всех террористов, потом, правда за длительное время, ликвидировали ребята из "Моссада" (одна из спецслужб Израиля, подчиняющаяся непосредственно главе правительства).
- Да, это была опасная и сложная эпопея, растянувшаяся почти на десять лет. В конце концов, все тринадцать преступников были выслежены и уничтожены в разных городах Европы и Ливана, - подтвердил грустно Ави. – Но наших парней уже не вернёшь.
Он посмотрел в окно, где за невысокими деревьями проглядывалась панорама города, и как бы подвёл итог своего короткого рассказа:
- Вот только сейчас, спустя сорок лет, довелось добраться до этого печально знаменитого места. Всё здесь постарело, поблекло, нет былого лоска, как на фотографиях тех лет. Впрочем, постарел и поседел я. Кто сегодня признает во мне высокого, статного, мускулистого, кудрявого парня, на которого заглядывалось большинство встречных девушек?
Ави замолчал. Молчали и мы. Глядя на застывшее лицо бывалого воина, невольно ощущалось, как из подсознания всплывают пушкинские строки "Бойцы поминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они". Только я почему-то был уверен, что он думал не о бывших сослуживцах, не об опасных моментах в прошлых дерзких операциях, а тысячный раз рассуждал:
- Ну почему нас тогда не послали сюда, в Мюнхен? Мы бы спасли ребят, спасли бы и моего тренера. Вот сейчас они, полысевшие и располневшие, гуляли бы с внуками, тут, у Олимпийского стадиона, и развлекали бы их рассказами о давнишних спортивных схватках.