Как Роберт ни хотел отправить вояк и политиков хотя бы на Луну, они оставались здесь — и приходилось вновь ходить на бесконечные заседания, пытаясь донести до них хоть какие-нибудь здравые мысли. Получалось неважно; политики куда больше понимали Эдварда Теллера с его идеей «супербомбы», или водородной бомбы. Теллер и ему предлагал поучаствовать — но ответ Роберта получился не таким, каким его ждали.
«12.01.1950, Принстон
Дорогой Эдвард,
Благодарю тебя за письмо. В Лос-Аламосе неплохие лаборатории; там в самом деле удобнее всего вести ваши исследования. Слышал, что Ганс Бете и Джон Уилер тоже перебираются к вам — рад за них. Что же до меня...
Благодарю за приглашение. Однако... Признаться, я до сих пор не верю, что ваша конструкция водородной бомбы будет работать. Только чтобы собрать её, потребуются многие тонны дейтерия, не говоря уже о плутонии и остальных металлах. Но даже если это соберут — как его использовать? Вы правда хотите собирать это где-нибудь в Корее?
Нет, не то. Задача, над которой вы работаете, безусловно, интересная; однако я этим больше не собираюсь заниматься — даже за те деньги, которые мне предложили. А производить эти кошмары для военных вы сможете и без меня. Удачи в научных изысканиях.
Твой друг и коллега Роберт».
Теллер нахмурился, прочитав строки письма, но отступать не собирался. Оппенгеймер вновь язвил о его проекте. Эдвард никак не мог понять, почему — над атомной бомбой же работал, и с огромным рвением; ещё и заставил их всех переезжать в ту душную пустыню; а водородная чем хуже? Тем более когда русские, их враги...
Несколько месяцев назад очень недовольный Льюис Стросс принёс письмо из Белого дома.
— У них есть бомба! — вместо приветствия заявил комиссии по атомной энергии сенатор.
— У кого и какая бомба? — не понял Оппи, хмуро барабаня пальцами по столу.
— У русских. Они взорвали её. Судя по мощности... — Стросс пристально посмотрел на Оппенгеймера. — Такая же, как та, что создана в вашем Лос-Аламосе.
— Лос-Аламос теперь не мой, — огрызнулся Роберт. — И я и раньше говорил, что любая страна при должных ресурсах сможет это создать.
— Не ваш. Однако, — сенатор бросил письмо на стол физика. — Однако у нас есть подозрения, что кто-то в... Тогда ещё вашем Лос-Аламосе мог передать им информацию.
— Шпион? Прошло четыре года, они могли справиться сами...
— Тогда почему, судя по данным анализа, мы обнаружили у русских бомбу такого же типа, как у вас?
Роберт вздохнул.
— Разве Федеральное бюро не проверяло всех? — «так же дотошно, как меня», хотел было добавить физик, но сдержался.
— Проверки не всегда так эффективны, как мы хотим, доктор. Может, если бы мы с самого начала уделяли должное внимание вашим, — сенатор вновь изучающе посмотрел на Роберта. — Сотрудникам, то такой... неприятной ситуации удалось бы избежать.
Роберт не ответил. «Неприятная ситуация...» Можно подумать, американский проект не начался из-за угрозы, что у немцев есть такое оружие и что они его применят? «А теперь у нас есть оружие... И мы его применили...» Хоть и применили против врага, хоть это и дало возможность сберечь как своих солдат, так и японцев — но... «Причиной этого катастрофического поворота судьбы — на мой взгляд, катастрофического для всех британских военных сил — был еще один конфликт в оценке приоритетов, на этот раз в отношении бомбардировок... Насколько я знаю, это был первый случай, когда одна из ведущих стран сознательно спланировала крупную военную кампанию не против Вооружённых сил противника, а против его населения. Во время Первой мировой войны это было бы немыслимо» — так было в той статье Блэкетта. «И теперь таких стран две...»
...Льюис Стросс, тем не менее, оказался прав; шпиона в самом деле нашли. Им оказался Клаус Фукс, родившийся в Германии, обучавшийся в Британии у Макса Борна... Молодой человек проявлял недюжинные способности, но, когда Британия выгнала всех немцев в Канаду, где Фукс оказался в лагере для интернированных, коммунисты проявили к нему больше сочувствия, чем британцы. «Стоило ли удивляться?», мрачно думал Оппенгеймер, читая об аресте бывшего сотрудника — «и ведь неплохого...»
Теллер, в отличие от коллеги, о деле Фукса беспокоился мало; куда больше его занимал его «Супер», работать над которым Оппенгеймер по-прежнему отказывался. Ну да Оппи после войны, кажется, сменил физику на философию. «Возомнил себя совестью нации...» Впрочем, стоит ли беспокоиться о такой мелочи? Пусть Оппи думает что хочет — но военные поддержат «супер», как тот адмирал. Так же, как и Президент, и сенаторы! К тому же некоторым из них бывший начальник Теллера не нравился — больно мысли, которыми Роберт делился со слушателями, шли вразрез с тем, что требовали Гувер или Трумен. Но вначале очередное заседание...
Началось оно вяло и хмуро. Хмурилось дождливое небо за окном. Хмурились лица в кабинете. Оппи вновь зевнул, слушая очередного докладчика. «Этого Вашингтона становится все больше...»
Роберт вновь затянулся трубкой — удобнее, чем сигареты; не приходится возиться каждый раз; да и ощущения не те.
— ...И всё же, доктор, я правильно понимаю, что вы отказываетесь участвовать — даже несмотря на то, что у нас трудное положение в Корее?
— Не слишком знаю Корею, но не вижу в этом смысла, — Роберт равнодушно глянул на адмирала. — Ещё неизвестно, сработает ли оно; а если и сработает, толку от него будет ещё меньше, чем от тех бомб, что уже есть. Да и разве поможет оно против настоящего врага?
— Им будет достаточно и того, чтобы знать, что у нас есть эта штука. Она ведь точно сотрёт любой их город?
— Только против городов она и работает, — Оппи, казалось, куда больше интересовался миниатюрной деревянной подводной лодкой, что украшала собой стол адмирала, а не самим Брэггом, как гласила надпись.
— Этого достаточно.
— Для того, чтобы ослабить уже побежденного врага? — несколько месяцев назад Роберт с горечью читал те строки из брошюры бывшего наставника по Кембриджу. И выводы Патрика Блэкетта были как всегда лаконичны и просты. Бывший моряк не считал Японию августа сорок пятого года способной противостоять ударам Советов, с одной стороны, и Соединённых Штатов — с другой. — Они бы и так сдались... Как, впрочем, вам и самому прекрасно известно.
— Отнюдь не только. К тому же... Ведь мощь новой бомбы будет во много раз выше! — не сдавался адмирал.
— Выше. И масса выше, во много раз. И без должной системы охлаждения это будет просто бесполезный сарай.
— Иными словами... Я правильно понимаю, доктор, что вы препятствуете созданию водородной бомбы?
«Вояки...» Оппенгеймер подавил тоскливый вздох. «И на благоразумие этих людей надеялся Бор...»
— Я считаю, что на данный момент «супер» недоработан. Слишком много технических проблем. Я считаю, как и многие мои коллеги, что надо выяснить...
— Можно подумать, во время работы над вашей бомбой вы так же всё выясняли!
Роберт медленно посмотрел в глаза адмирала.
— Именно так.
...Объявили перерыв. Адмирал вышел одним из первых; Оппенгеймер, помедлив, остановился у стола военного, взял модельку подлодки; дерево с треском рассыпалось в сжатых побелевших пальцах. Не обращая внимание на оцепеневших коллег — да какие коллеги, кроме Теллера и Раби, из этих вояк? — физик отправился прочь.
— Сильно, — Исидор Раби, тоже оказавшийся в комитете, подошёл к другу.
— Здорово я их?
— Даже слишком, Оппи. Зря нарываешься... Хотя тут вся эта политика зря, — бросил Раби.
— Они все равно ничего не понимают, — Роберт фыркнул.
Исидор повернулся к нему, но не нашелся, что ответить, и промолчал. «Слишком близко к пламени, Оппи. Слишком близко...»
Молчал и Теллер, пристально вглядывавшийся в щепки, оставшиеся от миниатюрной подводной лодки — пока сенатор Льюис Стросс не похлопал его по плечу.
— Он точно не понимает своё положение, — усмехнулся Стросс.
— Хм? — Теллер задумчиво посмотрел на сенатора.
— Слышал немного о нём от Гувера. С таким прошлым следует куда более тщательно думать о том, что говоришь.
— Да он вообще странный, — Теллер махнул рукой. — В Лос-Аламосе он постоянно принимал всякие решения, которые были совершенно нелогичными и которые срабатывали только чудом.
— Интересное замечание. Очень интересное, — кивнул сенатор. — Думаю, если обстоятельства сложатся удачным образом, оно может пригодиться вам... И вашему «Суперу».
...Новое оружие, созданное или создаваемое, всё чаще обсуждали — и в таких словах, что не только Роберт недоумевал от того, как такое можно в самом деле предлагать. Допустимо ли, чтобы в стране, считавшая себя гуманной и справедливой, предлагали полномасштабную атаку другой страны — причём удары должны были быть нанесены в основном по мирным жителям? А ведь именно это предполагало «Немыслимое»... Немыслимое и есть — лишь появление атомного оружия у русских заставило там, наверху, отказаться от этих планов.
Даже разговор с Президентом не дал ничего; Эйзенхауэр вежливо выслушал и в конце произнёс:
— Да, мы знаем, как сделаем. Всего доброго.
Так всё и закончилось. И понимай, как хочешь... «Не создай они оружие, были бы планы исполнены?» Да, нужного числа атомных зарядов не было; но и того, что уже успели изготовить, хватило бы, чтобы уничтожить пару десятков городов — и, значит, несколько миллионов людей в них...
...Тем временем не только в Советском Союзе и в Америке создавали новое оружие. Британия решила наверстать отставание — хоть и не все считали, что стране это нужно.
— Как это «зачем»? — всё спрашивал Хинтон. — Россия уже имеет такие; нам тоже надо, чтобы было чем ответить.
Их пути с Блэкеттом разошлись пару лет назад, когда бывший моряк покинул все правительственные комитеты — впрочем, со знакомыми по Кембриджу Блэкетт всё ещё общался.
— О да, — едко отозвался Блэкетт. — Делать им больше нечего, кроме как нападать на нас.
— А что же, по-твоему, они мирные и дружелюбные? Они уже подмяли под себя Восточную Европу...
— Можно подумать, мы никого под себя не подминаем, — перебил Блэкетт. Хинтон тоскливо вздохнул.
— К тому же мы и так должны были получить эти бомбы. Только американцы разорвали договор.
Блэкетт посмотрел вверх, где светили фонари — ярко, непривычно после тёмного военного времени.
— Ну допустим. Получим мы эти проклятые бомбы. И что мы с ними будем делать? Сидеть на них? Или, как с бомбардировками Германии, скинем на чей-нибудь «особо враждебный» город?
— Может, не на город...
— А куда ещё? Дрезден и Хиросима уже были. Нам ясно показали, как теперь воюют. И дать им ещё и такие бомбы... Идиотизм.
— Знаешь... — Хинтон посмотрел на хмурого коллегу. — Министр Эттли говорил, что та твоя бумага опасна и вводит в заблуждение... И мне кажется, не так уж он и неправ.
Блэкетт не ответил.