Зверь часть 1, раздел 2

Грат и не подозревал, что Мосах настолько большой город. Он шел без передышки, получается, уже больше часа – время получалось отследить по установленным почти на каждой улице зеленым столбам с часами. Что удивило оборотня, так это избыток деревьев на улицах – он раньше думал, что в городской черте их почти повывели. Грат оставил позади гигантскую каменную площадь, обсаженную по периметру липами. На ней были устроены два прямоугольных бассейна с фонтанами, высоченные струи воды разлетались в разные стороны. Ну а в центре на матовом изогнутом пьедестале стоял бронзовый император Иоанн Первый. Лицо его правитель Леса не сумел хорошо разглядеть, как бы ни заслонялся он от стоявшего высоко в небе солнца. Запомнилось только, что короны на голове у монарха не было, а вместо нее был лавровый венок или что-то в этом роде. Оборотень уже порядком устал ходить по улицам, тем более в неудобном человеческом облике, так что он, повинуясь указующему персту истукана, зашагал по уходившему в сторону длинному проспекту, названному, естественно, Иоанновским. Идти оставалось, по его расчетам, совсем немного.
С определенного момента в проспекте возник, помимо транспортной и пешеходной дороги, еще и ухоженный бульвар, на который лесовик немедленно свернул. Идти по песчаной дорожке ему было куда приятнее, чем по каменным плитам. Улица была просто забита всевозможными повозками, извозчики яростно перекрикивали друг друга, каждый при этом старался обогнать другого хотя бы на половину корпуса. «Неспустиха и задериха», - называла это мать. Оборотень прижал обе руки ко рту и тихо, со свистом, рассмеялся. В Лесу такое нельзя было увидеть даже на водопое в жаркий летний день.
На Грата, конечно, оборачивались, потому что он шел очень неловко, сгорбившись и широко расставляя ноги.
 - Пьяный? – спросил кто-то за его спиной.
 - Нет, слепой, наверное, -  поправили его. – Надо бы помочь.
 - Да лесной это, - сказал третий голос. – Оставьте его, пусть идет.
Грат хмыкнул. Конечно, его поведение кажется им смешным, но поставьте этих людей посреди Леса – разве будут они выглядеть по-другому?
На проспекте были густо расставлены кофейни, чайные дома, кондитерские. Мелкие перекусы, дружеские встречи или свидания за чашкой чая или кофе были очень популярны в Империи. Грат этого не знал и в жизни своей ни разу не был в таких заведениях, поэтому его это, конечно, заинтересовало. Одна кофейня была совсем рядом – это было изящное здание с красными стенами, за окнами которого были расставлены небольшие плетеные стулья возле круглых столов. За ближайшим столом сидела молодая барышня, вся в бантах и завитушках на платье кремового цвета, и, изящно отставляя пальчик в сторону, пила кофе. Окна у кофейни были огромные, выше оборотня; их створки разъезжались в стороны и открывались прямо на улицу. Грат сунул голову вовнутрь. Там так славно пахло пирожными, что у лесовика рот мгновенно наполнился слюной, как в детстве. Правда, он знал об этих сладостях лишь понаслышке. Еще пахло чем-то слегка поджаренным и вместе с тем сладковатым. Подумав немного, Грат решил, что это и есть кофе.
Барышня тем временем перевела взгляд на окно, увидела в нем голову оборотня и замерла. Чашка выскользнула из ее ослабевшей руки и опрокинулась прямо на платье. Испуг и осознание того, что одежда, похоже, испорчена безвозвратно, слились в дамском мозгу воедино, и барышня взвизгнула так зычно, что разговоры и шуршание газет тут же стихли, и все полдничающие обернулись на Грата.
Моментально из ниоткуда возник сердитый половой с голыми локтями и в кожаном переднике, закричавший на оборотня:
 - Ну чего уставился? А ну проваливай! Пошел, пошел!
Правитель Леса счел за благо послушаться и захромал дальше. А половой сказал ему вслед, ничуть не скрываясь:
 - У, чума лесная, нигде спасу нет.
Согласных с ним было море. Хоть император Конрад и приказал долго жить уже лет двадцать назад, но наставления его цвели, как сирень в мае. Люди глядели на Грата исподлобья, будто он провинился в чем-то. Ну глупость ведь – ненавидеть кого-то только за то, что он родился в неположенном месте, и глупо веками копить старые обиды, в которых, на минутку, сами люди и виноваты. Мелькало, впрочем, в глазах некоторых людей что-то вроде сочувствия, но они почему-то молчали; а говорили громче всех те, кто проклинал Лес.
Голоса звучали, как удары тяжелого колокола. Грат зажал уши руками и рванулся на боковую улочку, под углом уходившую от проспекта. Он шел очень быстро, намного увереннее, чем прежде; обида, незаметно, переросшая в злость, придала ему силы. Разом он вспомнил все насмешки, которыми его наградили в детстве после превращения. И кто сказал так делать? Императоры, которые за последние 50 лет убили своими войнами и идеями, наверное, больше людей, чем Лес за все время своего существования. Кто после этого дикари, кто после этого стадо?
Впрочем, надежда есть. Лес и Империя будто на разных чашах весов, и эти весы расшатались настолько, что спасет их только мощный удар. Прямо по центру. И тут уже как получится – либо весы развалятся, и тогда будь что будет, пусть снова плахи, пусть такая беспощадная бойня, какой еще не было. Это все равно лучше, чем всю жизнь бояться посмотреть друг другу в глаза. Либо же эти чертовы весы, наконец, застынут ровно посередине. Только так и можно все закончить. И не с Иоанном надо говорить, раз он ничего не смог поправить за двадцать лет, не сможет и теперь. Тут Карий, со всей своей премудростью, все же ошибся. Карий ошибся, кому сказать, не поверят, но так оно и есть. Говорить надо с Матвеем, оборотнем, который уже командует конницей и скоро сядет на имперский трон. Оборотнем, перед которым люди снимают шапки и считают большим счастьем, если он похлопает их по плечу. Даже оживший мертвец рядом с ним их не пугает. А на арене, кстати, отплясывают колдун и еще один полукровка, и зал рукоплещет и кричит: «Браво». Дело, выходит, только в том, знают люди или нет, что ты лесовик? Какое лицемерие! С ним давно пора покончить, и судьба выбрала для этого Матвея. Уж его-то люди не посмеют ослущаться.
Грат выбрался на широкую развилку; слева был огромный рынок, гудевший, как муравейник. Справа дорога упиралась в зеленый холм, от подножия которого вела к дому каменная лестница. За ней оборотень уперся в железную ограду. С другого конца к ней метнулось мощное короткое тело, а забор дрогнул от удара. На Грата уставилась глубоко утопленная в плечи голова здоровой черной собаки. Ее брови съехались к переносице. Такая порода не лает, она тихо и уверенно рвет горло незваному гостю. Впрочем, Грат не боялся. Он знал, что оборотень переломит хребет любой собаке.
Грузно ступая по земле, к ограде подошел плечистый парень, как две капли воды похожий на полового из кофейни. Его речь тоже не слишком отличалась от того, что Грат уже слышал сегодня:
 - Тебе чего здесь надо? Это собственность господина Зеекта. Шел бы ты своей дорогой, дружок.
 - Скажите господину Зеекту, что пришел Грат. Он знает меня.
 - Он сейчас занят. У него гости.
 - Пожалуйста, - вежливо, но с напором сказал правитель Леса. – Вряд ли ваш хозяин будет доволен, когда узнает, что вы не пустили его гостя в дом.
 - Ну, посмотрим, что ты за птица, - парень повернулся и крикнул в сторону дома: - Скажите господину Зеекту, что к нему пришел какой-то Грат из Леса! А я тут с тобой пока побуду.
 - Как угодно. А что, так заметно, что я из Леса?
 - У тебя на руках клочья шерсти. И от тебя воняет хуже, чем от уличной собаки.
 - Можно подумать, от людей не воняет, - парировал оборотень.
 - Смотря от каких. Мы, по крайней мере, моемся раз в неделю уж точно, и одежду свою стираем, а не ждем, пока она сама слезет от времени.
 - Так и мы не ждем. Много лесовиков вам лично пришлось видеть?
 - Да уж достаточно. Ходят тут все по улицам, нос везде суют. Вон на рынке каждый день трутся, народ пугают. И не берут ведь ничего, просто слоняются от нечего делать. Лопочут все на свой лад. Ты своим передай – если идут к нам, пусть наш язык учат и на нем говорят. А то ишь ты, повадились в чужой дом со своим уставом. Волю почуяли. Вот ты хорошо по-нашему говоришь, молодец, и другие пусть учатся.
 - Передам, - согласился Грат.
Тут же появился Зеект с широкой улыбкой на лице.
 - Здравствуйте, уважаемый! – крикнул он издалека. – Открывай ворота, дружок, и собаку придержи. Заходите, рады вас видеть.
 - Хорошо, только давай на «ты», если не возражаешь.
 - Легко. Я и сам не люблю изящные манеры.
 - А меня им и не учили, на мое счастье. Артисты приехали уже?
 - Да, ждут.
 - Хорошо. Я пока в дом не пойду, посижу тут – запылился с дороги. Ты дай мне большой таз, два ведра воды, кусок мыла и полотенце, какое не жалко. Обмоюсь хоть.
 - Сделаем, друг мой, а ты пока с ребятами познакомься.
На крыльцо выскочили трое. У первого желтоватые волосы торчали в разные стороны, образуя на темени небольшой гребень. Нос резко выдавался вперед, кожа на нем слегка обгорела от яркого солнца. Парень смотрел на Грата прищурившись, а его рот против воли владельца так и норовил сложиться в ироничную усмешку. Еще он явно был не в ладах со своими руками – то совал их в карманы, то растирал кисти, то принимался растягивать и без того свободный ворот рубашки. Дерганый, одним словом. Джейми Мортимер, внук колдуньи.
Второй был постарше, лицо довольное, как после хорошей добычи, приплющенное, бронзового цвета, покрытое небольшими бурыми пятнами. Волосы приглажены. Он все время улыбался, при этом во рту было видно несколько искусственных зубов. А руки у него были как стволы деревьев – мощные и широкие. От парня пахло старым табаком и еще чем-то кислым: обычный аромат курильщиков. Надо полагать, Марк Кречет, пятиюродный брат оборотней.
Зину Коврову придирчивые законодатели мод Империи вряд ли назвали бы красавицей. Во-первых, она едва доставала каждому из своих спутников до плеча; впрочем, для женщины невысокий рост не является такой уж страшной проблемой. Коротко, до шеи, остриженные волосы вились по всей своей длине: это считалось простецким. Лицо у Зины было округлое (тоже признак простоты), но при этом с бледной, как подобает, кожей. На нем широко открытые глаза глубокого карего цвета, ниже – небольшой, изящно очерченный рот. Зина была одета в легкий костюм песочного цвета, под ним была белая рубашка с бантом на шее. От этого она была немного похожа на мальчишку.
Мортимер поклонился Грату в пояс, держа руки за спиной. Зина сделала книксен. Марк же оскалился как можно дружелюбнее и протянул королю Леса руку.
 - Я Марк, - гордо заявил он.
Джейми нарочито громко закашлял, одновременно делая страшные глаза, а Грат удивленно уставился на Кречета. Его можно было понять, все-таки он ни с кем еще ни разу не здоровался за руку. В Лесу это было не принято, а в бытность свою человеком Грат не дожил до того возраста и статуса, когда рукопожатие становится обыденностью. Он неуклюже повторил движение Марка и пожал ему руку в ответ.
 - А я Грат, - сказал он в тон собеседнику.
 - Простите его, пожалуйста, - вмешался Мортимер, отпихивая своего товарища ногой. – Он не всегда такой невежда. Видно, устал после долгой дороги.
 - Нет, - сказал Кречет, - я в порядке. Вы, кстати, не находите, что наши имена очень похожи? Мы почти что тезки.
 - Марк! – уже не скрываясь, прошипел Джейми.
 - Все хорошо, - успокоил его Грат. – Вольность тут есть, но совсем немного. Еще, господа и дамы, конечно, я прошу вас всех обращаться ко мне на «ты». В Лесу никто друг другу не выкает, старики и дети спокойно говорят друг с другом. И здесь, хоть мы и не в Лесу, давайте держаться того же правила. Хорошо?
 - Как ты просто говоришь, - хмыкнула Зина. – Даже не скажешь, что король.
***
 - Ты, кстати, отлично говоришь по-нашему, - сказала она же, наливая Грату чай.
 - А как же, - ответил он. – Имперский язык мой родной. Я ведь родился в Юске, жил там пятнадцать лет или около того, потом уже перебрался в Лес.
 - А правда, что в Лесу нет врагов, все равны и радуются жизни?
 - Вранье, - уверенно сказал Грат. – Мы меньше грыземся друг с другом по всяким мелочам, это правда. На свежем воздухе как-то меньше думаешь о злом приказчике или чужом кошельке. Но не бывает же так, чтобы все тихо-мирно было. В Лесу, как везде, есть те, кто считает, что с ними обошлись несправедливо. Вот они и стараются весь Лес под себя переделать. Кого-то удается утихомирить, а кто-то идет до конца и иначе, чем тараном, его не остановишь.
 - Например? – воскликнул Марк.
 - Некроманты и ожившие мертвецы.
 - Ставь блок, быстро, - шепнул мне Ганс.
Я хлопнул в ладоши два раза подряд. Тут же крест-накрест от меня разлетелись две тени; одна к двери, вторая к окнам. Комната была теперь отрезана от внешнего мира. С улицы нельзя было разглядеть, что творится внутри, равно как никто не услышал бы ни слова, даже если бы стоял вплотную к двери. Мы могли бы отплясывать впятером на столе – никому не было бы дела до этого.
Грат отвлекся и внимательно глянул на меня:
 - Неплохо, друг мой, совсем неплохо. Кровь твоей бабушки отчетливо говорит в тебе.
 - Я еще и не то могу, - зачем-то похвалился я.
 - Это прекрасно, но на твоем месте я бы не выставлял это напоказ. Люди по природе своей боятся всего непонятного. Их отношение к Лесу лишний раз это подтверждает. Смотри, как бы лишняя демонстрация твоих способностей не сделала тебя изгоем.
 - Я совсем не боюсь этого.
 - А стоило бы. Одинокое дерево проще всего срубить.
Посмотрим, дорогой Грат, посмотрим.
 - Так что ты там говорил о некромантах? – нетерпеливо переспросил Марк.
 - Жил в лесу один такой колдун в районе Каменной долины и в горах на северо-востоке. Места там, честно скажу, невеселые, то болота, то низины, затянутые туманом. Может, для того, чтобы мертвецов выращивать, самое то. Их там развелось в итоге видимо-невидимо. И вот они поперли в Лес. Я так и не понял, как их в итоге одолели. Об этом у нас стараются не вспоминать. Карий вроде бы какую-то формулу знает, от которой мертвяки обратно в могилу идут. Как бы теперь нам не пришлось ее разыскивать.
 - Ты про Волога? – спросила Зина. – Но сам же он не мог подняться? Кто его оживил?
 - Да сам Матвей и оживил, - уверенно ответил хозяин Леса. – У некромантов их занятие на роже написано, не ошибешься.
 - Ты еще говорил давеча, что Матвей – оборотень. Уверен?
 -Абсолютно.
 - И в кого же он превращается?
Грат подавил невольный зевок и ответил:
 - В петуха.
Кречет, как я и думал, немедленно заржал во весь рот, втянув воздух так, что казалось, будто в пасть ему влетит вся столовая.
- В петуха? – захлебываясь от восторга, переспросил он. – Я теперь понимаю, почему Матвей такой дерганый, в такое-то превращаться!
 - А ничего смешного! – гаркнул я, чтобы его переорать. – Знаешь, что оборотень наследует от животного, в которое превращается, все его волшебные свойства? Знаешь, что у тех, кто оборачивается петухом, интуиция развита на высшем уровне, и они могут почти что предсказывать будущее? Петух – это символ границы между тьмой и светом, днем и ночью…
 - Я вообще слышала, что крик петуха убивает змей и загоняет нечисть в подземелье, - сказала Зина. – Но как-то это не вяжется с тем, у кого оживленец под боком ходит. Извини, что перебила.
 - Ничего, тем более что замечание дельное. Понимаете, есть такая редкая птица, как черный петух. Она как раз в сторону преисподней смотрит. Их раньше гоняли как прислужников дьявола. Если обычный петух, как ты верно сказала, может загнать мертвяка в могилу, то с черным, похоже, все наоборот.
 - Браво, Мортимер, - воскликнул Грат. – Здорово ты разбираешься в этом. Я, признаюсь, в мифах не понимаю ничего, тут Карего спрашивать надо. Но, чисто, по логике – наследник имеет доступ к кладовой Леса, значит, может читать и переводить наши книги. Мощная интуиция помогает ему видеть то, что простым смертным неведомо. Наконец, черный петух – выход на преисподнюю.
 - Одни говорят, что Матвей пророк, а другие теперь зовут его оборотнем, - сказал Ганс. – Кому верить прикажете? Видно, одно другому не мешает.
 - Известно, кстати, что-нибудь о Вологе? – спросил Грат. – Я его не увидел.
 - Он ушел в горы на границу с Марой, - сообщил я. – Зачем, понятия не имею.
 - Его же там убили? – уточнил Зеект. – Может быть, Матвей приказал своему слуге вернуться в могилу?
 - Не было у Волога могилы. И некромант, как мне известно, очень неохотно расставался со своими игрушками. Я очень надеюсь, что Матвей образумится и вернет его в царство мертвых, - сказал хозяин Леса. – Нет, серьезно, надеюсь.
 - А что значит «образумится»? – переспросил Кречет. – Он, может, и похож на ненормального, но в итоге всегда оказывается прав. Ты думаешь, раз он оборотень, он поможет Лесу помириться с людьми? Зачем ему это нужно? По мне, все будет как раз наоборот.
 - Откуда такая уверенность?
 - А ты представь себя на месте Матвея.
 - Я был на его месте, я знаю, что это такое, - возразил Грат. – Когда превращаешься в зверя, никто уже не видит в тебе хорошего парня, каким ты являешься. Вчерашние друзья смотрят на тебя с подозрением, боятся, что ты спятишь и сожрешь их. Тебя по определению считают мерзким чудовищем, лесной чумой, как меня сегодня обозвали. Это жестоко и несправедливо. Тебе даже не дают шанса жить с другими в мире. Матвею, конечно, страшно, и я понимаю его. Я тоже боялся идти в Лес. Но я перешагнул через свой страх, и оказалось, что Лес совсем не такой, как мне говорили. Вы зайдите туда, да не на пол-шага. Вы идите дней пять, и удивитесь, какое это место. Вам ли, самим потомкам лесовиков, этого не знать? Я только это и хочу сказать, и повторяю – не надо бояться Леса, переступите вы через эту ненависть, неизвестно кем и неизвестно когда заложенную. Я нашел в чаще новый дом, новых друзей, меня там никто не загонял в клетку, мне дали расти свободно. И Матвей может рассчитывать на то же самое. Я не верю, что он настолько глуп, чтобы не понимать, что эта вражда только тормозит развитие Империи.
 - Увы, мой друг, ты ничего не понимаешь, раз ставишь себя и Матвея на одну доску, - заметил Марк. – Вот кем был твой отец?
 - Ну сапожником, - ответил Грат.
 - Вот видишь, сапожником. И ты бы пошел по его стопам, уж поверь. Будущего особо и нет, терять нечего. А что терять, простите – дырявую крышу над головой, жидкую похлебку на завтрак, обед и ужин, босые ноги и вечные проблемы с костьми и зубами? В твоем случае рисковать можно было. Другое дело – Матвей, Матиас, законный наследник трона. Он точно знает, что будет императором, он, несомненно, умен, делает хорошую военную карьеру и вдруг – бац! – в один прекрасный миг вдруг оборачивается петухом. Будущий властелин Империи превращается в драную птицу. Стыд-то какой! А если кто узнает? Станут ему вслед пальцем показывать и кричать: «Вот идет король-петух!» Ты не забывай, кто у нас перед Иоанном правил, как Конрад нам мозги промыл. Матвей, если правда о нем вскроется, лишится и короны, и поста главнокомандующего, будет доживать деньки свои в глубоком забвении в какой-нибудь деревне, сходя с ума от тоски. В Лес тоже не особо сунешься; животное, как не крути, не очень почетное, не волк там не медведь и не орел, если о птицах говорить. Ему есть что терять, извините. Говоришь, нашел в Лесу новый дом и друзей? А зачем Матвею новый дом, он старым дорожит. Тем более ты сам сказал – некромантам в Лес дорога заказана.
 - Это действительно так, - сказал оборотень, - и я понимаю твои опасения. Но стоит ведь хотя бы попробовать. Лучше рискнуть, сделать что-то и сожалеть потом о последствиях, чем ничего не делать и жалеть о потерянном шансе. Карий мне всегда говорил: «Не так важно, что за преступление ты совершил, важно, смог ли ты загладить свою вину». Но Волог, конечно, вернется на тот свет, где ему и место.
 - Матвей на это не пойдет, - уверенно возразил Кречет.- Думаешь, он затем поднял Волога, чтобы сходить с ним на туземцев? Как бы не так. Думаю, ему нужно существо, которое будет беспрекословно исполнять любые его приказы. А такой на данный момент только Волог. Насчет любого другого есть опасения, что он все-таки засомневается и спрячется. Я, кстати, видел Матвея там, в горах, когда мы с Марой воевали. Мы с ним почти что в соседних полках были. Как сейчас помню – едет наследник на коне, а солдаты перед ним шапки снимают и салютуют так, что государю и не снилось. Армия его любила и сейчас любит, принц на этом здорово поднимается. И Волога помню еще при жизни, отчаянный рубака был, смерти не боялся, все вперед лез. Сейчас, надо полагать, страх и боль ему совсем незнакомы. Никогда не поверю, что Матвей откажется ради Леса от такого слуги или такого приема, какой он имеет здесь и сейчас.
Я знал, что если Кречет уперся во что-то рогом, переубедить его почти невозможно. Но сейчас, похоже, он был прав.
 - Мальчики, - сказала Зина и сама прыснула от смеха, потому что на мальчиков они точно не походили, - будет вам спорить. Время все покажет.
 - Кстати, о времени, - подхватил Зеект. – А не пора ли нам готовиться к выступлению? До него еще далековато, но лучше все сделать загодя, а не в последний момент, как вы любите.
 - И то верно, - с облегчением воскликнул я. – Хватит на сегодня политики.
 - А вы и вправду так здорово выступаете, как мне говорили? – спросил Грат.
Я усмехнулся, оперся рукой на стол и ответил в тон ему:
 - А ты приходи в Манеж и сам все увидишь.
***
Матвей тем временем ушел довольно далеко на восток города. Он наколдовал вокруг себя обманку, скрывавшую его лицо лучше всякой маски, и передвигался поэтому довольно свободно, заложив руки за спину, насвистывая армейский марш и не опасаясь быть узнанным. Где-то через 50 минут наследник добрался, куда хотел, а именно к дому видного жителя Мосаха князя Андрея Боровицкого. Он выждал, пока на улице станет поменьше народу, затем повернулся, будто в танце, подошел к двери и громко постучал.
 - По делу, - сказал принц, как было условлено.
Князь Боровицкий служил Имперской Церкви, точнее, занимался в числе прочих чиновников управлением ее землями в Мосахе и окрестностях. Церковь пользовалась в Империи большим почетом и уважением, на ее богатых землях ежедневно работали тысячи человек. Власть императора над духовенством была исключительно номинальной, но многие предприимчивые господа успешно сочетали государственную службу с делами Церкви. Отец князя Боровицкого сам был мелким священником, добившимся благодаря острому уму и природной изворотливости благосклонности самого Иоанна Первого. Он быстро сменил рясу на придворный наряд, отправил сына учиться на запад и зажил без особого размаха, но основательно, ни в чем себя не стесняя. Что же касается самого князя Андрея, то он, хоть и считал себя ревностным служителем Церкви, похвастаться богобоязненностью никак не мог. Будучи действительно образованным человеком, он заботился прежде всего о том, чтобы вверенный ему участок приносил прибыль. Делясь со своими покровителями при дворе и в храмах, князь не забывал и о своем кармане. Дом у него был добротный, слуги получали хорошее жалование и хвастались знакомым, какой у них добрый хозяин.
И жена-то у князя была замечательная: красота, доброта и немалый ум – три признака, которые обычно считают несовместимыми – успешно в ней сочетались. Она была хорошей хозяйкой, прекрасной советчицей мужу в его работе, славилась своим гостеприимством. И как ни странно, именно из-за нее появилось черное пятно в портрете этой замечательной семьи. По столице пополз отвратительный, но имевший под собой все основания слух, будто прекрасная Наталья Боровицкая неверна своему мужу. И этот слух пополнился другим – что князь Андрей высоко стоит, но таинственный гость, который навещает княгиню в его отсутствие, еще выше и что он постоянно находится при дворе. Наибольшие подозрения падали при этом на принца Матвея. Но об этом очень редко кто говорил, даже шепотом, опасаясь мести вышеуказанного гостя.
А с прекрасной княжной наследник повстречался на своей свадьбе. Цесаревна сидела на почетном месте по правую руку от императора и сияла, как начищенное золото. Один за другим подходили гости, говорили цветастые поздравления. Впрочем, было видно, что для кого-то это всего лишь пустая обязанность. Принц тем временем сослался на духоту, вышел из-за стола и встал у открытого окна, крутя в руках бокал с вином и улыбаясь себе под нос.
Избавиться от внимания гостей ему все равно не удалось. У Матвея все никак не получалось допить свой бокал – он поминутно отвлекался на визитеров. На очереди оказались супруги Боровицкие.
 - Поздравляю, ваше высочество, - сказал князь Андрей. – Отличная партия.
 - Пожалуй, что так, - согласился принц, коротко пожав ему руку. – Благодарю.
В этот момент князя кто-то окликнул, и Боровицкий поспешил в ту сторону. Так вышло, что толпа вокруг немного поредела, и возле окна остались только Матвей и княгиня Наталья.
 - Вернулись бы к своей жене, ваше высочество, - мягко сказала она. – Вас там ждут.
Наследник дернул шеей; это было одним из признаков его болезни, но ему уже и вправду надоели однообразные выражения восторга.
 - Что жена? – вдруг ответил он. – Одно название, что жена. Я ее вижу второй раз в жизни. Ни ума, ни фантазии. Чужой человек.
Возможно, Матвей тысячу раз пожалел бы о своей вспышке, но отчасти благодаря ней история Империи пошла по дальнейшему своему пути.
 - Я полагаю, - сказала княгиня, - что то, что вы получили взамен, вас очень порадовало, не так ли?
 - А почему вы решили, будто я что-то получил взамен? – усмехнулся наследник.
 - Я не первый раз бываю на свадьбах и видела людей, женившихся поневоле. Стерпится – слюбится, так ведь говорится? Но эти люди очень несчастные, они места себе не находят, потом спиваются или уезжают за тридевять земель, чтобы не видеть дома. А вы рады, по лицу видно. Вы еле сдерживаетесь, чтобы не смеяться в голос. Если дело тут не в вашей жене, которая, как вы сказали, вам не дорога, значит, вы что-то получили взамен. И это вас чрезвычайно устроило.
Матвей действительно тихо рассмеялся, вскинул подбородок и внимательно посмотрел на княгиню.
 - А вы точно знаете, что я наследник трона? – спросил он.
 - Намекаете, что я говорю слишком дерзко? Но простите, вы сами были столь откровенны, что спровоцировали меня на то же самое. Не сердитесь, что я сказала лишнего.
 - А я не сержусь, будьте уверены. Обещайте только, что этот момент останется между нами.
 - Конечно, ваше высочество, - княжна почтительно опустила голову.
Тут оркестр грянул вальс, и Матвей, спохватившись, вернулся к столу, взял цесаревну под руку и повел ее танцевать. Для Анны, пожалуй, это действительно был лучший день в жизни. Она смеялась от смущения и радости и наслаждалась своей новой ролью. Иоанн был всецело за нее, и цесаревне хотелось верить, что наследник тоже улыбается ей. Но Матвей был увлечен другой. Он смотрел на княгиню, танцевавшую, естественно со своим мужем, смотрел украдкой, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Ему нравилось в Боровицкой решительно все – светлые волосы, напоминавшие солнечные лучи и собранные в изящную прическу; узкий острый нос и ярко очерченные скулы; небольшие морщинки возле глаз, какие бывают только у часто смеющихся людей, и даже крошечное пятнышко от ожога на щеке.
Закончив танец, принц чуть заметно подмигнул старому слуге, который тут же ухватился за этот сигнал и склонился в ожидании указаний.
 - Кто эта женщина? – поинтересовался Матвей.
 - Княгиня Наталья Боровицкая, ваше высочество.
 - Да-да, точно. Ее муж ведь служит управляющим землями Церкви?
 - Точно так. Желаете передать им что-нибудь?
 - Нет, благодарю. Я просто спросил, - сказал принц и прибавил тихо, для самого себя. – Единственный живой голос на этом празднике.
Наталья была абсолютно права – приз, полученный Матвеем за его женитьбу, несказанно его обрадовал. Не прошло и двух недель после свадьбы, как наследник умчался на уже разгоревшуюся войну с Марой. Там к нему пришла слава удачливого и смелого командира, появлявшегося во главе своих отрядов на самых опасных участках фронта и успешно на них действовавшего. Война обернулась для Империи большими убытками, но пошла на пользу Матвею, имя которого все чаще произносилось со священным трепетом. Принц, даже купаясь в лучах этой славы, не забыл свою случайную знакомую. По возвращении домой он немедленно дал у себя во дворце званый обед, на который были приглашены и Боровицкие. А в дальнейшем встречи наследника и княгини Натальи стали постоянными, и хотя бы раз в неделю он навещал свою фаворитку.
При дворе и в светских салонах о Матвее говорили каждый день. И это были не простые разговоры, призванные лишь развеять скук, а настоящие словесные баталии, едва не перераставшие в размахивание кулаками. Недоброжелатели и просто завистники называли его «на голову хромым от рождения» и приговаривали: «Не дай Бог такой на трон сядет». А сторонники принца говорили, что он настоящий гений, раз действует вопреки всякому здравому смыслу и логике, но всегда при этом оказывается прав. Матвей пока же одерживал победу за победой, с равным успехом сдерживая Мару и подчиняя себе ключевых сановников страны. И наконец, прекрасная Наталья, повинуясь какому-то древнейшему женскому инстинкту, ответила взаимностью на ухаживания принца. Он стал желанным гостем в ее покоях в любое время дня и ночи.
Об этом тоже шептались, но очень осторожно. Кто-то и вовсе решил – да черт с ним, пусть спит с кем хочет. Легко ли княгине устоять, учитывая, что муж ее старше на пятнадцать лет, а тут рядом молодой, полный сил и энергии, принц, разве что не на белом коне. Рыба, считай, сама заплыла в сети, только вынимай. Но прямых подтверждений этим слухам не было. Редкую переписку любовники сжигали сразу после прочтения, их слуги молчали, ведь лица таинственного гостя никто не видел, а цена присяги была здесь велика как никогда. Более того, в часы, когда княгиня и ее любовник уединялись, Матвея непременно видели в совершенно другом месте – на улице города, смотре войск, приеме послов, да хоть бы и в церкви. Словом, любителям сплетен оставалось бессильно кусать локти. Княгиня Наталья на едкие вопросы отвечала кроткой улыбкой и следом вставляла свою огненную остроту, втаптывавшую обидчика в грязь. Матвею такие вопросы задавать просто боялись. Страдала царевна Анна, наконец осознавшая, что мужу она даром не нужна. Император же грозил сыну кулаком, советовал образумиться, угрожая в противном случае отправить его губернатором в самые глухие углы Империи. Все без толку – наследник разводил руками и говорил одно и то же: «Не понимаю, о чем ты».
Пробовали этого гостя изловить – то сам князь его караулил, то просил о помощи слуг или сыщиков. Полицию к этому делу не привлекали, решили – много чести. А частных сыщиков Матвей умело душил. Дошло до того, что Боровицкий стал забирать жену с собой на службу. Но ничего не помогало – изворотливая особа императорских кровей находила способ добраться до возлюбленной. Это была настоящая война нервов. Встречаясь лично, князь Андрей и наследник держались спокойно, обсуждали насущные дела и за глаза отзывались друг о друге только положительно. Принц хвалил князя за добросовестность и высокую компетентность. Боровицкий же отмечал живой ум Матвея и его искреннюю заинтересованность в делах. Но стоило им разойтись, как они превращались в непримиримых соперников.
И наконец князь Андрей не выдержал. Будучи по натуре своей человеком кротким и невозмутимым, он как-то раз столкнулся со сложной ситуацией на службе, вернулся домой в сильном раздражении и, вспомнив свое унижение, постыдный титул рогоносца и тихие насмешки в свой адрес, сорвался и поколотил супругу. Боровицкий быстро опомнился, но, конечно, в тот день он совершил катастрофическую оплошность. На следующие же сутки новость разлетелась по столице. Кто донес – так и осталось тайной. Князь в панике сменил всю прислугу – это лишь убедило свет в его вине. Дамы, конечно, сочувствовали княгине, но и доблестные господа при виде князя Андрея качали головами – мол, гнев ваш понятен, но зачем же опускаться до мордобоя, как какой-то деревенский мужик? Да и император, по слухам, высказал недовольство этим поступком. Итак, на короткое время князь попал в немилость, из которой ему помог выбраться никто иной, как принц Матвей. Наследник несколько раз настойчиво уговаривал отца простить князя и добился в итоге своего. Сама княгиня Наталья тоже не горела желанием носить венец мученицы и повторяла, что случившееся – не более чем недоразумение, в котором ее муж уже повинился. В завершение этого происшествия князь Андрей сходил на исповедь и покаялся. После этого его простили уже официально, и чета Боровицких вновь стала появляться в свете. Однако заступничество принца Матвея никого не должно обманывать – нанесенную ему обиду он не забыл и не упустил возможности отомстить.
Начиная с императора Конрада правители устраивали охоту на потеху себе и придворным. Редкий вельможа упускал случай покрасоваться в седле перед государем и законодателями мод. И вот в прекрасную летнюю пору князь Боровицкий появился на императорской охоте. Он был весел, хорошо гарцевал на коне и обменивался шутками со знакомыми. Господа разъехались по лесу, и князь оказался на некотором отдалении от остальных. Тут он заметил неподалеку лисицу; зверек ринулся в сторону, низко припав к земле, а Боровицкий, не мешкая, погнался за ним следом. Казалось, еще немного, и он сумеет подстрелить свою цель. Спутники князя не отставали от него, охваченные азартом. И вдруг из леса вышел наперерез лошади князя неизвестно откуда там взявшийся жуткий слуга наследника – Волог-оживленец. Лошадь Боровицкого, натолкнувшись на живого мертвеца, потеряла голову от страха и заметалась в разные стороны. Об охоте тут же забыли, все мысли были теперь только о том, как бы помочь бедному князю. Полез помогать и сам Волог, но сделал только хуже – животное ополоумело окончательно, встало на дыбы, сбросило седока и умчалось куда глаза глядят. Боровицкий остался лежать на земле. Он очень неудачно упал и сломал себе ногу.
Гневу собравшихся не было предела. Негодовал сам наследник, яростно отчитывавший своего «дурака» и даже в сердцах пару раз огревший его палкой. Князя увезли домой, усердно желая ему скорейшего выздоровления. Теперь его жалели, а объектом для ругани единогласно признали Волога. Государь столкнулся с тяжелым выбором наказания для виновного. Даже побить его кнутами нельзя было, так как формально Волог оставался имперским офицером, а для военнослужащих телесные наказания были отменены. Этого в свое время добился молодой наследник. Решили так – Вологу запретили на пушечный выстрел подходить к любой дворцовой резиденции, кроме дворца Матвея, а также появляться на любых публичных мероприятиях. Кроме того, он отсидел положенные десять суток на гауптвахте. Охранники рассказывали потом, что за все время заключения оживленец ни разу не сменил позу – сидел на койке с вытянутыми ногами и таращился в стену. Выйдя на свободу, он немедленно вернулся к хозяину. Расходы же на лечение князя Андрея добровольно взял на себя наследник, признавая свою вину в случившемся.
 Эта история в считанные дни разошлась на анекдоты. Князю сочувствовали, но при этом восхищались изворотливостью Матвея – молодец какой, не стал сам руки марать, подослал своего истукана. А заодно говорили, что Волог не такая уж тупая скотина, какой его изображают, что он, может, и не говорит ничего, но прекрасно понимает, что делает. Наверняка, впрочем, никто не знал.
Однако мы увлеклись пересказом этой истории, а Матвей меж тем зашел в комнату Натальи Боровицкой. Ей доложили о возвращении принца в столицу, и она нашла способ послать ему весточку. Муж ее в тот день был на службе. Княгиня сидела за столом лицом к двери, из-за которой появился наследник.
 - Вы хотели меня видеть, сударыня? – мягко спросил принц, двинувшись вдоль стола.
 - Стойте! – вдруг воскликнула Боровицкая. Она говорила сбивчиво, будто путалась в собственных мыслях. – Да, я звала вас. Сядьте вон туда, на стул.
Матвей озадаченно хмыкнул, но не стал перечить.
 - Хорошо, - ответил он. – Я полностью в вашей власти. Что вы хотели, друг мой?
 - Я рада, что вы вернулись, - все еще запинаясь, продолжила княгиня. – Вы нашли то, что искали?
 - Частично. Я добился бы большего успеха, если бы отец отнесся к моим словам с должным вниманием. Но он меня никогда не слушает. Как итог, я остался посреди пустыни с уставшими и подыхавшими от жажды солдатами, без капли воды, без сил к дальнейшему пути. А руку протяни – вот она, желанная нефть. Правда, инструмента, чтобы ее выкачивать, мне тоже не дали. Весь мой улов, таким образом, четыре мешка золота. Впрочем, даже о них мы, скорее всего, ничего не услышим.
 - Итак, все было напрасно?
Наследник облокотился на стол, и рука его поползла по поверхности к руке княгини, но та отстранилась.
 - Да что такое? – вскричал Матвей. – Этот поход не был напрасным, несмотря на большие жертвы и вроде бы неказистый результат. Главное я все равно доказал, себе и тем, кто бы со мной: что у Огненной Земли  огромный потенциал, который нужно использовать, а не пренебрегать им. Государь будет душить эту правду всеми способами. Но это не так просто сделать. Мне он рта не заткнет, да и любой из моих солдат, побывавших там, нет-нет да и сболтнет, хотя бы по пьяни. На наше счастье, не придумана еще машина, которая сможет душить истину на всех уровнях. Так что шансы есть. А вот ты почему меня сторонишься? Зачем звала, если даже докоснуться до себя не даешь?
Наталья выдохнула и, наконец, поднялась:
  - Посмотрите.
Наследник подался вперед, впившись взглядом в фигуру женщины. Его зрение после превращения в оборотня обострилось до чрезвычайности. Благодаря этому принц увидел в Боровицкой пока еще небольшие и скрытые одеждой, но очень важные изменения.
 - Мой? – заинтересованно спросил он.
 - Нет, - Наталья качнула головой. – Это ребенок моего мужа. И у вас, как мне известно, тоже будет прибавление в семье. За этим я вас и звала. Нам нельзя больше видеться. Вы, наверное, и сами это понимаете.
Матвей прикрыл рот рукой, разглаживая и без того аккуратную бороду. Непонятно было – старается ли он не засмеяться или просто хочет собраться с мыслями.
 - Глупый вопрос, - сказал он, - но я должен его задать. Мой отец никак не повлиял на это твое решение?
 - Нет, ваше высочество. Вы знаете, у меня был такой могущественный покровитель, что я могла чувствовать себя защищенной от императорского гнева, - княгиня позволила себе улыбнуться. – И потом, вы знаете, какая я упрямая. Ни одно мнение не может повлиять на меня настолько, чтобы я отказалась от своего собственного. В том числе, увы, и ваше мнение.
 - Аккуратнее, моя дорогая, - заметил Матвей. – Ни один монарх не захочет услышать, что он не является для своих подданных авторитетом.
 - Ну что же, приказывайте мне, ваше высочество. Я буду вынуждена подчиниться. Только будете ли вы рады увидеть рядом с собой безропотную овцу вместо достойной спутницы?
 - Твоя правда, - согласился наследник.
Оба понимали, что главное уже сказано, а оставаться на своих местах и дальше значило просто терять время. Матвей знал, что его возлюбленная уже все обдумала и взвесила, а переубеждать ее он не собирался. Наследник не привык упрашивать.
 - Одного не понимаю, - сказал он. – Почему же ты не написала мне об этом? Зачем надо было гнать меня через пол-города?
 - Я ведь тоже вас знаю, ваше высочество. Вы решили бы, что это написано под диктовку моего мужа. И вы примчались бы сюда, и что гораздо хуже, взяли бы с собой этого Волога. Начали бы, того гляди, мстить Андрею, как тогда на охоте. Лучше уж я скажу вам это прямо в лицо, и вы будете уверены, что я решила добровольно. Согласитесь, что наша история была поистине сказочной, но, как всякая сказка, она должна закончиться.
 - Я не верю в сказки, - ответил Матвей, - хоть многие и считают, что я их рассказываю каждый день. Однако вы правы – слепая покорность мне совсем не нужна. Коль вы считаете, что наше время вышло, значит, так оно и есть. Что же, княгинюшка, увидимся на завтрашнем торжестве. А теперь позвольте откланяться. Руку дадите поцеловать на прощание?
Наталья помотала головой, и лишь когда наследник подошел к двери, крикнула, набравшись смелости:
 - Боюсь, что не отпущу.
Принц повернулся на миг, выразил взглядом вежливое недоумение и вышел вон.
Законы рыцарского жанра повелевали ему, конечно, отречься от короны, добиться развода четы Боровицких или попросту выкрасть даму сердца и уехать с ней за тридевять земель. Но если бы кто-нибудь предложил Матвею так сделать, наследник посмотрел бы на него как на совершенного идиота. Неужели же он прошел такой путь, напичканный препятствиями на всей своей длине, чтобы в конце концов добровольно перечеркнуть все его результаты? Бросьте, Матвей был совсем не так глуп.
 - Но хороша ты, Наталья Боровицкая, - сказал он сам себе. – Чудо как хороша. С такой женой каждый счастлив будет, с ней и поговорить, и горем поделиться, и поласкаться можно. Не то что моя дура с фарфоровым личиком. Только вот воровать не в моем стиле.
Руку принца тем временем ожгло немилосердно. Проклятие Леса постоянно напоминало о себе. Матвей радовался, что теперь может контролировать свой недуг, и больше его ноги не превращаются в когтистые жесткие лапы, а на голове не начинает расти гребень. А за нервный срыв наподобие того, что случился с князем Андреем, он и вовсе не опасался. Благодаря природной живости характера и постоянным перемещениям с места на место наследник умело расходовал свой гнев. Он был до чрезвычайности импульсивен, что было видно и по его речи. Когда в беседе с кем-то принц впадал в азарт, а это бывало часто, он начинал выплевывать изо рта целые фразы, сжатые в плотный ком. Понять его без сноровки было почти невозможно, приходилось просить, чтобы говорил помедленнее. Матвей извинялся, но через пять минут вновь принимался за старое. Такой уж он на свет уродился.
 - Армия моя, - бормотал наследник себе под нос. – Полиция моя. Народу, дорогой отец, мы безразличны одинаково. Ну и кто у тебя остается, кроме плешивых льстецов, которых ты зовешь министрами? Никого. Оттого ты и тянешься к Лесу, надеешься, что эти животные тебя защитят, спасут твою голову. Ну посмотрим.
Теперь надо было ждать доклада от Барника.
***
Юго-западная часть Мосаха, честно говоря – зрелище довольно унылое. За исключением двух парадных магистралей и выставленных на них домов, сделанных по последнему слову техники, там нет ничего интересного. Начинается все с приземистых и проржавевших рабочих слобод, скучковавшихся вокруг фабрик. Дальше идут здания, где размещается управление этими фабриками – одинаковые трех- или четырехэтажные здания, серые или светло-зеленые. Даже жилые дома выстроены по типовому проекту, принятому еще Иоанном Великим. Идешь и отмечаешь для себя – вот дом простолюдина, а вот более зажиточного человека, а вот – совсем богатого, хотя таких домов на юге города маловато. И все равны как на подбор, взгляду не за что уцепиться. Отойди, словом, на пару кварталов от Иоанновского проспекта и подивишься, как все скучно и обыденно стало вокруг. Тем удивительнее, гуляя по этим улочкам, оказаться перед Манежем.
Он, конечно, не сравнится с императорским цирком, но тоже устроен на славу. Из земли поднимается гигантский полукупол, разрезанный на дольки металлическими ребрами; в огромные ворота может войти добрый десяток людей одновременно. Внутри помещается примерно 15 тысяч человек, и цены, надо сказать, вполне приемлемые. Скажем, раз в два месяца любой без особого труда может себе позволить посетить Манеж. Есть даже места для лесовиков, ограниченные, понятное дело, тонкой призрачной сеткой. Все хотят увидеть «Великолепную тройку».
Про них говорят, что эти трое давно забыли слово «невозможно» и никогда не повторяют дважды один и тот же номер. Они задрали сумасшедшую планку и, кажется, вот-вот не удержат ее и опростоволосятся на радость завистникам. Не тут-то было! С каждым разом они поднимаются на маленький шажок наверх: начали вытаскиванием конфет из-за ушей у прохожих и гаданием на игральных костях, закончили полетами под куполом Манежа и световыми шоу, лучи от которых пронзают облака. И каждый может убедиться, что подвохов нет – никаких вам машин, которые проецировали бы эти лучи. Колдовство, не иначе, но доказательств нет, а на лесовиков эти трое совсем не похожи. Оттого зал замолкает, когда к нему обращается вожак троицы – Джейми Мортимер. Он то задорно кричит и заводит народ, то, наоборот, говорит сквозь зубы. И всякий раз его слушают как пастора на проповеди в надежде, что он откроет хотя бы один секрет своих фокусов. Но Джейми свято хранит свои тайны.
Около половины седьмого вечера Грат Авердин пришел вместе с Зеектом к Манежу. Народу перед театорм было как на военном параде, все пять касс работали безостановочно. Продавцы билетов, похоже, изо всех сил старались не свихнуться в крошечных будках, на которые все шли и шли люди, отталкивая друг друга и постоянно переругиваясь.
 - Нам через служебный вход, - сказал Зеект.
Внимание Грата привлек какой-то человек, сидевший на железном ограждении и постоянно кричавший: «Билетики продаю! Первые ряды! Галерка – недорого! Подходим, разбираем!»
 - Господин лесовик! – крикнул он оборотню. – Не проходите мимо! На ваш сектор билет всего лишь восемь рупий. Покупайте!
 - Он со мной! – грозно рыкнул Зеект.
Парень раздраженно повел плечами и стал высматривать новых клиентов.
 - Это Том, перекупщик, - пояснил Ганс. – Видишь, еще несколько таких же ходят? Они скупили часть билетов перед представлением и теперь их перепродают. В удачные дни гребут денег немерено. Билетик-то, к слову, всего лишь пять рупий стоит, а он тебе, видишь, за восемь предлагает.
 - А что такое рупия?
 - А это такие мелкие серебряные монетки. Мы ими в основном расплачиваемся. Есть еще кепы, это деньги пониже, но их только бедняки таскают. Гнутые, пожелтевшие, и ничего ты на них не купишь. Сто кеп равно одной рупии. Довольно просто.
 - И как вы уживаетесь с перекупщиками?
 - Во-первых, я им даю строго определенную долю – десятую часть всех билетов. Хотят больше – до свидания. Они сначала предлагали какой-то бред, дескать, давайте продавать одновременно, а там уже кто успеет. Понятно, чего хотели – моих клиентов потеснить, а своих посадить. «Нет,  - говорю я, - вы покупайте билеты, а потом уже делайте с ними, что хотите. Мне разбирательства с народом не нужны».
 - И что они?
 - Поныли для виду, - хмыкнул Ганс, - но согласились. Лучших условий им все равно никто не предложит. Считай – десятая часть билетов – это полторы тысячи. Положим, на каждый они делают наценку в три рупии. Бывает и больше, зависит от места. Итого 4500 рупий. Две трети я с них беру в качестве процента, остается полторы тысячи. Это почти 150 рупий на каждого из них за один раз. Почти половина месячного заработка моих кассиров.
 - Они должны при таком раскладе все идти в перекупщики? – спросил Грат. – Так получается выгоднее.
 - Ничего подобного. Во-первых, Том и его компания не так часто выходят на охоту. Это они по случаю приезда «Тройки» вылезли, сегодня вечер будет прибыльным. Раньше скупали билеты и на обычных актеров, но половина оставалась у них же на руках – перепродать не получалось. А я билеты назад не принимаю. В работе перекупщика удача играет ключевую роль: сумел толкнуть билет втридорога – ты на коне, нет – делай из него сигарету, это все, что ты получишь. А кассиры получают свой процент постоянно. И они ничем не рискуют – им никто не набьет морду за то, что продали билет не по той цене. А то, помню, поймали тут пару месяцев назад на улице перекупщика. Как он вырывался, бедолага, как кричал…
 - Фальшивки попадаются?
 - Нет, - хмыкнул Зеект, - мы их извели. Не пожалел денег в свое время, потратился на очень хитрую печать, мы ее теперь на каждый билет ставим. Очень много мелких деталей – тут вроде углубление, тут хитрый завиток, оттенок строго определенный. Учили людей, как проверять подлинность, если берешь билет не в кассе. Такую печать замучаешься подделывать, а если найдется человек, способный на это, я позову его к себе на работу. Таких умельцев хватать надо двумя руками. Ну, мы пришли.
Авердин оделся по такому случаю в светло-серый костюм, завалявшийся в доме Ганса. Они с Зеектом были почти одной комплекции, поэтому одежда сидела на хозяине Леса почти идеально, разве что немного провисала на животе. Грат вымыл голову перед походом в театр, а Зина помогла ему аккуратно уложить волосы. Хотели еще воспользоваться духами, но оборотень стал задыхаться, едва открыли склянку – пришлось отказаться. Правая кисть Авердина была туго замотана бинтом: он очень неудачно попытался сбрить шерсть на руке.
 - Будто в церковь иду, - сыронизировал Грат  по этому поводу.
- Театр – храм искусства, друг мой, - охотно поддержал шутку Зеект.
В служебных помещениях Манежа, не предназначенных для зрителей, с оборотнем случилось неприятное происшествие. Ганс отвлекся, чтобы выдать указания своим подчиненным. Грат тем временем стоял в коридоре и глазел по сторонам. Тут прямо на него натолкнулся работник Манежа, тащивший за собой гору платьев на вешалке на колесах. Обернувшись, он немедленно стал выгонять оборотня на улицу:
 - Ты чего тут забыл? Пошел отсюда! Господин Зеект, идите сюда скорее – тут к нам чухна лесная влезла!
Ганс вырос рядом немедленно; вид у него был страшно недовольный.
 - И чего ты орешь? – спросил он. – Гость это мой, я лично его пригласил.
 - На нем не написано, кто он, - резонно возразил парень. – Вижу чужака – бью тревогу.
 - Знать, кто он, ты, конечно, не мог, - согласился Ганс. – Но как ты разговариваешь с клиентами? Ты должен бороться за каждого из них, чтобы их конкуренты не перехватили. Ты что, законы не знаешь? Государь объявил лесовиков гражданами Империи, они налоги платят, и им даны все права, какие есть у подданных государя. Они, как наши зрители, несут сюда деньги, из которых складывается и твое жалование. Еще раз спрашиваю – ты что, возомнил себя выше государя императора? Я тебя оштрафую на половину премии, будешь тогда знать.
 - Да будет тебе, - вступился Грат за злосчастного работника. – Правильно ведь говорит.
 - Правильно, - буркнул Зеект. – Иди работай.
Парень тут же испарился.
 - Никому спуску давать нельзя, - будто оправдываясь, прибавил Ганс. – Ни работникам, ни перекупщикам, ни даже городским властям. Только волю дай – тебе на шею сядут и ноги свесят. Раз прогнулся, назад их уже не загонишь, а начнешь возражать – в ответ удивленные лица и вопрос: «А почему, ведь раньше можно было?» С Лесом еще беда такая творится. Ладно, даст Бог, выкрутимся.
А работник Манежа, пока от него отвернулись, шмыгнул в коридор и был немедленно схвачен за руку неприметным господином в робе штукатура.
 - Чего носишься? – спросил тот. – Случилось чего?
 - Да-да, - закивал парень. – Вы нам картинки показывали с рожей какого-то лесовика. Так я видел его только что. Сначала не признал, а потом смотрю – елки зеленые, он ведь!
 - Короче, - прервали его. – Где он?
 - Его сам господин Зеект сопровождает, своим гостем его назвал. Наверно, сейчас он в кабинете хозяина или в его ложе.
 - Наверно? Мне точно знать надо. Что за ложа?
 - А как в зал зайдете, так вправо и наверх. Там балкончик, откуда господин Зеект представления смотрит. Три кресла туда можно поставить. Вход только изнутри Манежа, из зала никак не попадешь.
 - Понятно. Молодец, что сообщил. Сейчас метнись в зал, шепни нашим там, чтобы смотрели в оба. А сам потом возвращайся на место и подмечай все интересное. Расскажешь потом.
 - Конечно, сэр. А что натворил этот лесовик? Убил кого-то? – с искренним любопытством и какой-то странной надеждой спросил парень.
 - Ты еще здесь? – буркнул тот, не отрывая глаз от стены.
 - Простите, - работник театра ретировался.
Фальшивый же маляр негромко присвистнул.
 - Пригляди за ним, - скомандовал он. – Следи за выходом из ложи и кабинетом Зеекта. Нельзя упускать ни одной детали.
Мимо прошуршала еще одна безликая тень. Агенты Барника наводнили Манеж и окрестности; многие из них ради прохода внутрь обогатили карман перекупщика Тома и его друзей.
Грат удобно устроился в кресле, разглядывая Манеж изнутри. Перед зрительными рядами по всему периметру были развешаны огромные увеличительные стекла. Сцену благодаря этому было видно как на ладони. Оборотню интересно было спросить, сколько денег и труда было вложено в такую новинку. Но задать вопрос он не успел – Ганс хлопнул властелина Леса по руке и шепнул:
 - Начинается!
Свет над ареной  немного поугас, и по ней крест-накрест заметался оранжевый вытянутый вихрь. Он бил в какие-то скрытые под трибунами трубы и тарелки, отчего получалась необычная рокочущая музыка. В Империи вообще-то было не принято так налегать на басы и барабаны, как это делал неизвестный исполнитель. Однако зал воспринимал рокот доброжелательно. Как пояснил Зеект, вихрь играл популярную в Мосахе мелодию «Ты тот самый парень».
Часть его, наконец, застыла в центре круга. Она стала превращаться в полупрозрачный дым, из которого вышла повисшая в воздухе человеческая фигура. Мортимер расставил руки в стороны и поклонился залу. Грат зааплодировал вместе со всеми, оценив выдумку молодого волшебника. Через стекло того было видно во всех деталях. Глаза и губы Джейми были обведены краской, на лице он также провел несколько темных полос. Он отодвинулся в сторону, глядя на ближайшую трибуну. В воздухе за его спиной возникла узкая воронка, из которой рыбкой выпрыгнул Марк, коснулся пола руками, сделал высоченный кульбит и замер. На его вытянутой руке появилась крошечная женская фигурка, умело исполнившая короткий танец. Джейми хлопнул в ладоши два раза – девушка начала расти и где-то через минуту обернулась Зиной Ковровой в натуральную величину. Марк по-прежнему держал ее на одной вытянутой руке. Зина улыбнулась зрителям, помахала рукой каждой трибуне и затем спрыгнула на арену.
 - Класс! Класс! – кричали откуда-то сверху.
 - Здравствуйте, дамы и господа! – сказал Мортимер. – Здравствуй, Мосах! Надеюсь, вы скучали по нам?
Манеж яростно захлопал, подтверждая его слова.
 - Сегодня, - продолжил Джейми,  - я хотел бы обсудить с вами действительно интересную проблему.
 - Они всегда так делают, - шепнул Зеект. – Джейми разговаривает с залом, и одновременно они показывают свои номера. Он, Мортимер, предложил такое развитие. Зрители для него – не просто серая масса, они должны активно участвовать в представлении, в этом смысл.
 - Как вы знаете, нас посетила большая радость, - одновременно доносилось с площадки. – Принц Матвей живым и здоровым вернулся из Огненной Земли. Это заслуживает ваших аплодисментов, не так ли?
Зрители похлопали, но с меньшей охотой, чем до этого. Матвей для городского населения, не посвященного в детали дворцовой жизни, был кем-то непонятным и чужеродным, как любой монарх.
За спиной у «Тройки» зажегся вытянутый, наполненный мягким кремовым светом прямоугольник. На нем возник покачивавшийся в седле всадник, двигавшийся во главе человеческой цепи. Клинообразная борода и выступавший лоб выдавали в нем наследника трона.
 - Легенды говорили нам, что Огненную Землю невозможно покорить. Мы слышали, что тамошний воздух пронизан мириадами песка и серными парами, даже птицы замертво падают над этой пустыней. Мы слышали о жутких головах, то ли человеческих, то ли животных, которые высовываются прямо из земли и отгрызают путникам ноги. А местные жители превратились в злобных дикарей и уже не могут называться людьми. В общем, искать в Огненной Земле стоит разве что свою смерть. Так посчитал бы любой из нас, - Мортимер с хитрой улыбкой поднял палец. – Но принц решил иначе.
В прямоугольнике вырос песчаный бархан, на котором копошились люди. Наследник был среди них, его волосы были густо запорошены песком. Вот он выпрямился и взглянул прямо на зрителей. Внешне Матвей был совсем как живой, остальные детали, правда, выглядели размыто; но эффект все равно был мощным. Зал почтительно молчал.
 - Каждый день, - продолжал Мортимер, понизив голос, - люди побеждали пустыню. Они сражались с жаждой, дикарями, безжалостным солнцем. Некоторые так и не дожили до великой победы. Но каким же торжественным был миг, когда неизвестный герой выпрямился и показал другим, - его голос стал куда громче, - золотой самородок!
На экране крошечные люди сбились в кучку. Они обступили одного, торжествующего, хлопали его плечу, старались дотянуться до камня в его руке. А он улыбался во весь рот, ничуть не заботясь о том, как это выглядит со стороны.
 - Был долгий путь назад, - сказал Джейми, - где ненависть пустыни к человеку стала еще сильнее. Огненная Земля билась в агонии, спасая свою тайну. Но Матвей и его воины преодолели все тяготы и принесли нам подтверждение силы людского духа.
Зрители загудели, так как в стройной веренице всадников вдруг оказалась пешая серая тень, неотступно следовавшая за Матвеем, и все догадывались, кого эта тень скрывает. Мортимер понял, что затягивать рассказ не стоит, иначе публика начнет скучать. Марк и Зина тем временем обернулись под куполом по невидимой спирали, взялись за руки и опустились на ограждение арены.
 - И вот что я хотел бы уточнить, - рявкнул Джейми, - есть ли такая вещь, которую человек сделать не в состоянии? Берусь доказать, что такой вещи нет. Марк, делай!
Брат оборотней кивнул, звучно клацнул зубами и ловко поймал вылетевшую из ниоткуда сизую бутылку. Он перекинул ее через плечо, словил у себя за спиной, выхватил пробку зубами. Мортимер протянул товарищу руку, и Кречет вылил на нее добрую половину бутылки. Рубашка волшебника намокла и потяжелела, а открытые участки кожи густо заблестели в свете фонарей.
 - Похоже на церковное масло, - заметил Зеект, протирая очки. – Руку, что ли, совать куда-то собрался?
 - А ты не знаешь, что они будут показывать? – удивился Грат.
 - Нет, они сами назначают себе номера. Я знаю, что они не обделаются, а детали тут второстепенны.
Джейми принял из рук Кречета коробок спичек, чиркнул одной из них и ткнул себе прямо в ладонь. Масло вспыхнуло моментально с небольшим хлопком. Волшебник отскочил подальше, давая огню разгореться. Пламя охватило уже всю его руку от кисти до локтя.
Вопль ужаса одновременно вырвался из тысячи глоток. Абсолютно незнакомые люди в страхе прижимались друг к другу. Отвернуться было выше их сил, любопытство заставляло зрителей, преодолевая страх и тошноту, смотреть на спятившего фокусника. Грат от неожиданности больно ударил рукой о подлокотник. Он глянул на Зеекта – тот сидел с открытым ртом и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Дикое выражение его глаз подтвердило – к творившемуся на арене безобразию он был совершенно непричастен.
 - Стой, дурак! – отчаянно закричал кто-то.
Мортимер, проигнорировав этот крик, взял у Кречета трубку, прикурил ее прямо от горящего пальца и вернул владельцу. Грат насмотрелся в Лесу на разные небылицы, а потому, в отличие от остальных, заметил интересный момент: огонь добрался только до локтя правой руки волшебника, а выше все оставалось невредимым. Но пламя точно было настоящим, через увеличительное стекло это было видно как нельзя лучше.
Взбудораженный зритель забыл о Зине Ковровой, а именно она сейчас взяла слово:
 - Господа, совершите ради меня маленький подвиг. Обещаю, я поцелую того, кто пожмет ему руку!
Зеект закашлял в кулак. Неужели она говорит серьезно? Конечно, Зина за время выступлений «Тройки» очаровала не одно мужское сердце. Было хорошо известно о ее противоестественных наклонностях, отчего ни одна светская дама о ней даже не заговорила бы. Однако более-менее зажиточные граждане лелеяли-таки мечту завоевать расположение красавицы актрисы. На ее имя приходили целые ящики с подарками. Все тщетно – обычно подарки возвращались обратно, в лучшем случае госпожа Коврова оставляла себе какую-нибудь понравившуюся безделушку, благодарила в письме человека, ее пославшего, и там же просила больше подобного не повторять. Сейчас же она предлагала свой поцелуй, предел мечтаний многих, на блюдечке с голубой каемочкой. Но цена была действительно неадекватной.
 - Ну смелее, господа, - подначил зрителей Кречет. – Ради такой-то красавицы.
 - В прежние времена, - подхватил Джейми, - люди зачитывались легендами о рыцарях, побеждавших драконов и злых великанов. Мудрецы бросались в пропасть, чтобы отыскать истину. Ну а чего боитесь вы? Смотрите, мне же совсем не больно.
В зале, наконец, поднялся с места какой-то мельник, дородный и румяный, и стал с мрачной решимостью на лице протискиваться к выходу на сцену.
 - Прошу вас! – пригласил его Кречет. – Не стесняйтесь, проходите.
 - Что, еще раз, надо сделать? – спросил мельник.
 - Все очень просто. Одно рукопожатие с Джейми – один поцелуй красавицы. Нет, - разом сказал Марк, заметив, что тот обматывает руку одеждой. – Жать надо голой рукой, иначе не засчитается.
Мельник боязливо протянул руку Мортимеру, но тут же отдернул пальцы.
 - Жжется, - жалобно сказал он.
 - Жгутся цены в наших лавках, - ответила Зина. – Еще не факт, что вам не подсунут просроченный товар. А у нас все без обмана.
Детина помялся немного, потом с воплем досады кинул свою куртку наземь, одну руку протянул фокуснику, другую сунул себе в рот и отвернулся. Мортимер отступил на шаг, затряс рукавом, и пламя немедленно сползло с него. Зал затаил дыхание. В воздухе повис небольшой шар из сдавленного огня; Марк выхватил у себя из-за спины широкую банку, посадил туда шар и закрыл крышкой. Джейми же продемонстрировал всем свою руку – совершенно невредимую, между прочим, - и стиснул ей руку мельника. Тот от неожиданности будто превратился в соляной столб и не мог даже слова вымолвить.
 - Молодец! – воскликнул фокусник. – Сильный мужик! Аплодисменты смельчаку!
 - Браво! – подхватил весь Манеж.
 - А вот и ваш приз, - с улыбкой сказала Зина, обхватила шею мельника и звучно расцеловала его в обе щеки. Бедняга раскраснелся так, будто сам собирался вспыхнуть. От Марка он получил еще бутылку с западным ромом и напутствие:
 - Пей за наше здоровье!
Вот странно – Джейми выглядел немного расстроенным. Он повернулся к соседней трибуне, размахивал руками, заводя толпу, но улыбка у него на лице была дежурная, в какой нет ни капли веселья. Грат решил, что это точно связано со сценой между Зиной и мельником. Горевал фокусник недолго. Зал, бесновавшийся от удачного трюка, стал постепенно замолкать, услышав родившуюся из ниоткуда мелодию, напоминавшую напевы горняков. Оказывается, Мортимер под шумок достал гитару и заиграл на ней. У него была не совсем обычная гитара со сплющенным туловищем и длинной рукоятью. Волшебник играл, запрокинув голову и разглядывая потолок зала. Потом запела Зина, ее голос разлился по рядам. В какой-то момент Джейми ударил по струнам сильнее, чем до этого, заводил по ним руками так, что в музыке помимо основного мотива проглянули еще отчетливо звучавшие басы, и даже вроде как заиграла флейта. К Зине присоединился Марк, певший негромким голосом с хрипотцой. Слова были о том, как земли людей окутала тьма, а из нее вышел неизвестный демон, желавший власти над всем миром. Однако против него встали сильные и смелые люди, с честью отстоявшие свою свободу и ставшие в итоге новыми богами.
«Каждый из нас пронес пламя в сердце своем», - допели Зина и Марк и замолчали. Мортимер еще играл какое-то время, дергаясь всем телом в такт музыке и стуча по грифу так, что получался многотонный бой барабанов. Наконец в воздухе повисла последняя нота, а музыкант замер в поклоне.
 - Здорово играет, - шепнул Грат.
 - А то, - согласился Зеект. – Парень очень талантливый. Он может передать на гитаре до четырех разных инструментов. Никто не знает как. Жалко, ставить себя не умеет. Первый раз его увидишь, думаешь: «Ну что за придурок?». А поговоришь – умнейший человек. Это я их раскрутил, всех троих. Я сделал из просто талантливых ребят настоящих мастеров. Они и дальше будут играть в Манеже, вот увидишь, и дальше будут рвать этот зал в клочья.
 - Это было наше первое доказательство, - сказал с арены Мортимер, - а сейчас будет и второе. Господин Кречет, прошу!
Марк одним прыжком вскочил на довольно высокую изгородь, отделявшую арену от зала.
 - Кто хочет померяться со мной силой? – спросил он.
 - А вот  это старая штука, - сказал Ганс. – прошлый раз они выставили на арену настоящего живого быка, и Марк скакал у него на рогах. Не знаю, как они собираются это переплюнуть.
 - А что за это будет? – крикнул кто-то.
 - В случае победы? – переспросил Джейми. – Вам будет мало того, что вы побили самого Марка Кречета?
 - Ну давай попробуем! – гаркнул ладный парень в военной форме, выходя на подиум.
 - Мое почтение, господин капитан! – поприветствовал его Кречет. – Мы не будем драться, есть способ похитрее. Повторяйте за мной.
Он сел на ограждение, завел обе руки за ногу и с небольшим трудом свел большие пальцы рук у щиколотки. Получился замок. Когда военный сделал то же самое, Джейми и Зина закрепили у них на пальцах одинаковые восьмерки из прозрачной фольги. Зрители молчали. Это была обычная оберточная бумага с пачки сигарет, хоть и туго скрученная.
 - Убедитесь, что петли одинаковые, - сказал фокусник. – Никакого обмана, вам это прекрасно видно.
 - И в чем смысл? – спросил капитан.
 - Как же – освободиться.
 - И все?
 - Вы думаете, это просто? Покажите нам, как вы себе это представляете.
Военный посмеялся, поднатужился – и ничего не случилось. Лента натянулась, но рваться она даже не подумала. Капитан засмущался, с кресел послышались ясно различимые смешки.
 - Колдовство! – возмущенно крикнул он.
 - Отнюдь, - парировал Мортимер. – Этот опыт каждый может повторить у себя дома. Должен, правда, предупредить, что ленту разорвать невозможно. Готовьте напарника, чтобы он вас освободил.
Его перебил Марк:
 - Марийцы так связывают своих пленных. Очень просто и вместе с тем надежно. Вы скорее разрежете себе пальцы, чем порвете ленту. Есть верный способ освободиться, но для этого надо уметь носить лезвие во рту, а это не каждому дано. Итак, вы не можете выпутаться. Сдаетесь?
 - Допустим, - злобно сказал военный.
Зина достала маленький нож и аккуратно разрезала ленту, его стягивавшую.
 - А его мы освобождать не будем, - она показала на Марка. – пусть покрутится.
Силач сидел на изгороди, глядя в зал:
 - Многие пленные марийцев наутро лишались голов. Жертв было бы намного меньше, если бы они знали маленький секрет.
Он налег грудью себе на колено, отчего руки у него съехали немного вниз и уже не так плотно обхватывали голень. Марк осторожно потянул ногу на себя, она выскользнула из захвата. Кречет спокойно поднялся и парой круговых движений снял с себя ленту.
 - Алле-ап! – с усмешкой сказал он.
 - Ты мне наврал! – возмущенно гаркнул капитан, тыча пальцем в Мортимера. – Ты говорил, она не рвется!
 - Позвольте! – воскликнула Зина в ответ. – Ленту никто не рвал. Она целая! Марк, покажи!
Толпа засмеялась над опростоволосившимся военным.
 - Не все же на грубую силу уповать, - добил его Мортимер. – Ум тоже нужен.
Актеры точно остались победителями, а капитан был вынужден покинуть зал. Оставаться на месте ему все равно бы не дали.
 - Вот мы и доказали вам, - сказал Джейми, - что ничего невозможного нет. Кто-то одним движением освобождается от пут, кто-то прикуривает от своего пальца, а кто-то успешно покоряет Огненную землю. Человек может решительно все. А кто утверждает обратное, тот, по мне, просто оправдывает свое нежелание или неумение добиться чего-то.
Зрители уже забыли о сгустке пламени, который трепыхался в банке. Мортимер щелкнул пальцами, и крышка соскочила с нее. Огонь на глазах у публики поднялся до высоты человеческого роста. Он поменял цвет  с обычного рыжеватого на белый с вкраплениями сирени. В центре площадки оказалось высокое раскидистое дерево, ветви которого клонились вниз от спелых плодов. Вокруг него затанцевали человеческие фигуры такого же белого цвета, светившиеся изнутри. Артисты оказались внутри этого хоровода. Пламя опустилось на них, добавив каждому по элементу одежды. У Зины это был венок на голове, напоминавший диадему. Марк приобрел широкие браслеты на обеих руках. У Джейми же огонь оставил глубокие следы вокруг рта – то ли широкую улыбку, то ли извилистые шрамы.
 - Сама природа восхищается силой человека и приветствует его! – объявили все трое. – Мы желаем вам каждый день убеждаться в том, что вы сильнее любых обстоятельств. Спасибо за внимание!
Мортимер снова ударил по струнам. Музыка пошла живая, напоминавшая беснующийся океан. Руки фокусника носились туда-сюда с бешеной скоростью, непонятно было, как он выдерживает такой темп. Перед артистами скакали сверкающие силуэты, поочередно приседавшие и вскидывавшие руки кверху. На прямоугольнике отображалось теперь небо, покрытое звездами, быстро двигавшимися навстречу зрителям. Это было отсылкой к какому-то новому мышлению, еще очень редкому, но вместе с тем солидному и остроумному. По периметру арены забили высоченные фонтаны, даже можно было услышать, как они клокочут и пенят воздух. В довершение картины из-под купола спустилась огромнейшая птица; сверкающие люди расступились перед ней, и она распростерла крылья вокруг троицы актеров и заключила их в объятия. Мортимер стоял впереди всех; перед тем, как исчезнуть, он улыбнулся, торжествуя. Затем птица воспарила вверх, унося троицу за собой.
Представление закончилось.
***
Выступление «Великолепной тройки», как всегда, имело огромный успех. Артистов буквально рвали на части. С большим трудом им удалось продвинуться на десять шагов в сторону выхода. Ганс был рядом с ними и раздулся от гордости, как воздушный шар.
 - Ваши ребята – это просто чудо! – восхищенно высказывал ему какой-то критик. – Как они взаимодействуют с залом, как зажигают его! Теперь и в прямом смысле слова, ха-ха. Закончили сегодня быстро, но вышло сильно, очень сильно. Браво, господа и дамы, конечно!
Марк, улыбаясь во весь рот, с удовольствием катал на плечах ребятишек и одновременно расписывался на листах бумаги, которые ему совали со всех сторон. Буквы из-под его карандаша были массивные, наползавшие друг на друга.
Зина взяла на себя роль примы, охотно отвечая на вопросы гостей Манежа. Кто-то из толпы рисовал ее портрет. Несколько раз актрисе прошептали что-то на ухо, она смеялась и шутила в ответ.
Джейми за пределами сцены мигом растерял свою находчивость; стоял теперь, сгорбившись и засунув руки в карманы, отвечал рассеянно, иногда переспрашивая один и тот же вопрос по триста раз. Грат невольно посочувствовал ему, зная, что есть такая порода людей, которая теряется, если к ним подойти слишком близко. Странно было, что такой человек пошел в актеры. Видимо, на сцене он чувствовал себя на расстоянии от публики и поэтому не боялся.
Вдали ошивались лесовики; некоторые из них, подражая людям, усердно били перепончатыми лапами одна о другую. Они, конечно, заметили Грата, но подходить к нему не стали, предупрежденные, что разоблачать лесного короля раньше времени не нужно.
Общение со зрителями закончилось для артистов мелкой неприятностью. К Зине пристал очень уж настойчивый поклонник, он никак не мог замолчать и все время норовил схватить женщину за руки. Улыбка постепенно сползала с ее лица. Марк кинулся на защиту подруги и прихватил надоеду за грудь – вроде бы несильно, но тот даже задрожал от боли.
 - Все, господа, хватит вопросов! – громогласно заявил Зеект, увидев это. – Дайте артистам отдохнуть!
Толпа недовольно погудела, но стала расходиться. Испарился куда-то Зеект, троица ушла к себе в гримерку. Грат неуклюже топтался в коридоре, когда его окликнул Кречет. Марк оделся  в рубашку в красно-черную клетку и черные же штаны.
 - Пошли покурим? – предложил он.
 - Разве что за компанию, - согласился оборотень, которому совсем не хотелось скучать в одиночестве. – А где остальные?
 - Джейми смывает боевую раскраску. Зина переодевается и одновременно уничтожает цветы, которые ей подарили. Там вся гримерка в цветах, а она скинула их на пол и ходит по ним ногами.
 - Почему?
 - Красавица ненавидит срезанные цветы. Называет их мертвыми.
 - Что ж, - сказал Авердин, - я вполне ее понимаю.
 - О! – воскликнул вдруг Марк. – Слышишь, Ганс кого-то распекает? Ну-ка, это интересно.
Из-за закрытой двери действительно раздавался недовольный фальцет хозяина Манежа:
 - Вы меня уговариваете, простите, как в первую брачную ночь. Говорю еще раз – у меня есть утвержденный список артистов, новые мне не нужны. Ваши исполнители, которых вы так нахваливаете, могут не то что переплюнуть эту троицу, а хотя бы просто повторить то, что она делает? Нет? Тогда и говорить не о чем. Всего доброго.
Мимо Грата и Марка с равнодушными лицами прошли полноватая дама в белом платье и с родинкой на щеке и рядом с ней господин в очках и смокинге. Полукровка уставился на них с открытой неприязнью и долго смотрел им вслед.
 - Ты чего?
 - Филеры, - процедил Кречет. – Агенты полиции. Я их нутром чую.
 - Зачем они здесь?
 - Всяко не актеров предлагают. Может быть, под нас копают. Не всем нравятся наши успехи. А может, тебя вынюхивают, дорогой мой. Может быть, Матвей догадался, кого он встретил на въезде в город.
 - И что теперь?
 - Ничего, - сказал Марк. – Плевал я на них. Дамочке вообще хорошо бы задрать подол и расписать ее вчетвером где-нибудь в общественной уборной. Думаю, именно об этом она мечтает наедине с собой.
 - Злой ты, Марк.
 - Подобреть мне не позволяет соотношение цен и зарплат.
 - А много, кстати, зарабатываете?
  -Да по-разному. Зависит от клиента, от его пожеланий. Если ему просто нужно из воздуха букет цветов достать, то цена одна, а что-нибудь посложнее и стоит дороже. В среднем, в Манеже, например, мы берем по 700-800 рупий на одного.
 - За выступление? – переспросил Грат. – Дороговато.
 - Так извини меня, - воскликнул Кречет, - у нас дефицитный товар. Сегодня Джейми из кожи вон лез, в прошлый раз я у быка на рогах отплясывал. Это уникальный проект, захочешь – хрен повторишь. Работенка опасная, цена соответствующая. И это, хочу сказать, еще по-божески. Для сравнения, господа из императорского цирка гребут по две – две с половиной тысячи и все жалуются, что им мало. Потому туда народ и не ходит. Вообще все подзажались с той поры, как наш государь войну Маре просрал.
 - А давно вы выступаете?
 - Лет пять, наверное, - Марк уже сидел на заднем крыльце и яростно дымил трубкой. – Поначалу задница огнем горела, как бегали. По пять представлений в день давали. Раньше так играли – я силач, Зина – певичка и танцовщица, а Джейми арлекином был. У него хорошо получается кривляться. Ну мало-помалу ему это надоело, он стал свою силу использовать  и тогда полюбил вот эти разговоры с залом. Народ не сразу понял, один раз в Джейми даже бутылка прилетела. Но он все гнул и гнул свою линию – не хочу клоуном быть, и все тут. Мы сами такого не ждали – чего кобениться, если у тебя это получается? Бесполезно, упертый парень, как черт знает что.
 - Тяжело было, наверное?
 - Не то слово, - подтвердил Кречет. – Сколько раз думал – что я здесь делаю, надо отчаливать, будущего нет никакого. Хорошо, что не сорвался. Нас заметил Ганс и стал нас раскручивать. Без него мы бы зачахли рано или поздно. Джейми придумал все эти трюки, нашу визитную карточку, а Ганс нашел способ выгодно это продать. Это тоже большое искусство.
 - А Джейми ваш вожак, правильно?
 - Заводила, - уточнил Марк. – Идейный вдохновитель.
 - Но после выступления он выглядел как-то затравленно.
 - Человек такой. Представляешь, он не выносит, когда его хвалят. Даже колотиться начинает. На сцене он в образе, и эти его заскоки незаметны. Но в обычной жизни упаси боже его похвалить – он моментально начинает думать, что тебе что-то от него нужно. Бзик такой у парня – думать о себе хуже, чем он есть на самом деле. Оттого у него и с бабами ни хрена не получалось. Вроде бы все в порядке – и собой неплох, и мозги есть, и талант, а никто на него не смотрит. Переживал страшно, чуть ли головой об стенку не бился. Потом послушал меня, поумнел и стал ходить по шлюхам.
Грат решил, что не расслышал:
 - Куда ходить?
 - По шлюхам, - мирно повторил Марк. –В обществе принято оскорбляться, услышав это слово, но все эти моралисты за закрытыми дверями сами отрываются так, что нам и не снилось. По мне лучше заплатить 50 рупий профессиональной проститутке, которая гарантированно хорошо тебя обслужит, чем тратить куда больше денег и времени на какую-нибудь дамочку, чтобы убедиться в итоге, что она та же самая шлюха.
 - А я думал, что они с Зиной, как это называется – пара?
 - Нет, быть парой они не могут по определению. Видишь ли, Зина у нас с другого полюса.
 - В смысле?
 - Есть женщины, которые любят других женщин и спят с ними. Зина как раз из этого лагеря. Она при этом не рисуется, как эти барышни, которые разок со своими подружками переспали и начали этим гордиться, как медалью за отвагу. Зинка – убежденная ярая сторонница однополой любви, но она не выставляет это напоказ. Так что ухлестывать за ней в надежде на расположение бессмысленно.
 - Почему она такая?
 - Откуда же я знаю? – хмыкнул Марк. – К моменту нашей встречи она уже выбрала сторону. Это ты у нее спроси. Мое мнение – маленькой девочке стало скучно, и она начала искать новых ощущений. В лицо ей я это не скажу, еще обидится. Но я уважаю Зинку, честное слово. Сейчас модно рассказывать о равенстве полов, прочей глупости из мира терпимости. Правда, вот незадача – стоит только упомянуть о равных обязанностях, как все эти «защитницы» враз затыкаются. А Зина – нет, для нее равны – значит, равны, и спрос одинаковый. Достойно уважения.
 - А мне показалось, что Джейми в нее влюблен, - улыбнулся оборотень.
 - Черт его знает. Может, и так. Я к нему в душу не лезу, там такие дебри, что пропадешь на раз-два. Это он любит порой мораль читать, а мне это никакого удовольствия не доставляет.
 - Сам-то не женат, выходит?
 - Я? Да боже упаси. Второй раз я на это дерьмо ни за что не подпишусь.
 - То есть опыт есть?
 - Более того, горький опыт. Формально, к слову, мы до сих пор женаты. Разводиться с нашими законами себе дороже будет: останешься без штанов на улице, еще и должен всем вокруг будешь. Поэтому я разводиться не стал, разбежались так, без лишних заблуд. Повыла, конечно, но как она меня удержит. Я даже не знаю, честно говоря, где теперь живет моя обожаемая женушка. Может, в Тувале осталась, может, нет. Она, конечно, про меня вспомнила, как дела в гору пошли, пробовала искать, но куда там. Я верткий.
 - Сколько же тебе лет, друг мой?
 - Тридцать один.
 - Как интересно, - задумчиво сказал Грат. – Два ровесника, а какие разные судьбы.
 - Двух одинаковых судеб вообще не бывает, - отозвался Марк. – Так, на заметку. Однако, вот и наши ребятки. Начнем ночь утех.
***
Здравствуйте. Меня зовут Джеймс Мортимер. Правда, еще в детстве родители стали звать меня просто Джейми, и это укороченное имя приклеилось ко мне со стойкостью банного листа. Мне 25 лет, и сейчас я бодро так шагаю по вечернему Мосаху на встречу с проститутками. Марк и Зина идут впереди, я чуть поодаль в качестве вершины треугольника.
Искренне мной неуважаемые моралисты сейчас, наверное, презрительно скривили рты. Как же, проститутки – это же гадко, мерзко и вообще вредно для здоровья. Касательно морали я с ними спорить не буду, скажу лишь, что рядом с людьми, которые не пьют, не курят, не матерятся и вообще ведут себя подчеркнуто адекватно, у меня начинают холодеть ладони. Я подозреваю, что, пока никто не видит, они творят все вышеперечисленное в космическом масштабе, или ломают кости детям, или такие люди просто тяжело больны. Если же мы говорим о зразах, которые можно подхватить при нашем образе жизни, учтите, что бордель борделю рознь. Там, куда мы идем, очень дорожат своими клиентами. Женщину, у которой обнаружились малейшие признаки болезни, немедленно отстраняют от работы. Дальше по обстоятельствам – кто виноват, она или посетитель? В общем, заразиться там весьма проблематично. Я думаю, не каждая городская матрона может похвастать таким отменным здоровьем, как девушки из борделя тетушки Катерины.
Сейчас меня обвинят в злословии и неуважении к другим. Простите мне мой глумливый язык. Все-таки я бывший шут, и моей прямой обязанностью было высмеивать людские пороки. Марк, впрочем, всегда говорит, что клоуны бывшими не бывают. Прав старый черт, как ни крути. Вот у меня постоянно в словах проскальзывают шутовские нотки, хотя сам себе пообещал – больше паясничать не буду. Хрен там, внутреннего дурачка из себя не выгонишь.
Я начал играть еще в реальном училище, где мы с Зиной обучались, смешно сказать, изящной словесности и каллиграфии. Специальность эта мало приспособлена к жизни, из тех моих товарищей, которые всерьез с ней связались, самые удачливые работают теперь секретарями в компаниях средней руки или просиживают штаны в архивах. Как только я понял, что это ждет и меня, я начал искать путь, как бы отбежать в сторонку. Отец хотел отдать меня в торговлю, что мне тоже не очень нравилось. В общем, в свои 20 лет я не имел ни малейшего понятия, чем буду заниматься после училища. Кто бы мог подумать, что славу мне принесут мои кривляния на любительской сцене.
С Зиной мы познакомились где-то в коридоре училища. Нас сразу объединило то, что хоть оба мы смыслили в том, чему нас учили, но одинаково сильно это ненавидели. Помню, в одну из первых наших встреч я попробовал за ней приударить, купил, как водится, букет цветов и подбросил его за стол Зины. Меня, как обычно, ждала неудача. Увидев букет, Зина сказала:
 - Я даже не притронусь к этому. Мертвые цветы – это отвратительно.
Мне стало понятно, что подружиться с мадам Ковровой с ходу не получится. Ничего я не стал делать, отвлекся на какую-то ерунду, решил, что если чему-то суждено произойти в моей жизни, то никуда оно от меня не денется. Так оно и вышло. Открою, кстати, небольшой секрет – если у людей нет общего интереса, то разговаривать им не о чем, и ни черта между ними не будет – ни дружбы, ни отношений. Сами подумайте – вот вы встретите на улице человека, с которым учились лет десять назад, и о чем вы будете разговаривать? Сначала, конечно, радость, воспоминания, как хорошо все было раньше и как плохо сейчас, а дальше что? А-а, то-то. Есть правда, люди, которые могут часами трепаться ни о чем, но это же не разговор, а пародия на него, чучело.
Нас с Зиной свел именно что Его величество Случай. В училище, как я понял, новички ежегодно ставили своими силами небольшой спектакль. В тот раз такая доля выпала мне, Зине и еще нескольким ребятам. Справедливости ради, только мы двое там и работали мозгами, остальные плыли по течению. Спектакль получился так себе, видно было, что никому это даром не нужно. Зина тащила эту массовку, как могла, я же появлялся только в самом начале и самом конце, поэтому сильно на развитие сюжета повлиять не мог. Взрослые дяди нашу отмазку приняли. Сами же мы, то есть я и Зина, отреагировали иначе.
Я, помню, прогуливал особо интересное занятие: болтался по внутреннему двору училища, крутя головой и с руками в карманах. Зина сама подошла ко мне. Она всегда охотно берет инициативу в свои руки.
 - Ну и как тебе наше выступление? – прямо спросила она.
 - Можно было и лучше, конечно.
 - Да не скромничай. Это было полное дерьмо. Потому что всем было наплевать. Мне тоже не нравилось выступать перед этими жлобами, но дурой выглядеть я тем более не хочу. А ты молодец, серьезно. Лез, старался, глядишь, дали бы тебе побольше времени, получилось бы на загляденье.
 - Так за чем дело стало? – переспросил я. – Сделаем свое шоу, где мы будем на первых ролях. Может, ничего и не получится, но даже это лучше прозябания здесь.
 - Интересная мысль, - признала Зина. – Можно попробовать.
Обычно после этой фразы ничего не происходит. Люди охотно сходятся на мысли, что надо что-то менять, но на следующий же день благополучно забывают об этом разговоре. Хорошо, что мы не стали уподобляться остальным.
Зина познакомила меня с Марком, довольной самоуверенной скотиной. Они вместе работали в какой-то типографии; Зина устроилась туда от нечего делать, но постепенно втянулась, и мне здорово повезло, что я успел с ней подружиться до того, как она окончательно бросила училище. Надо сказать, что я единственный из нашей бедовой троицы, у кого есть аттестат. Забавно, правда?
Мы с Марком поначалу невзлюбили друг друга. Причина была в том, что мы были да и остались непохожи как черт знает что. Марк на шесть лет старше меня, и потому он считал себя великим умником. Он раздавал советы направо и налево, вернее, это были приказы – делай так, как он сказал, и никак иначе. Я человек самолюбивый, другие говорят даже – обидчивый – общение с Марком давалось мне тяжело, я срывался и убегал. Спасибо Зине, она заставляла нас общаться друг с другом. По мере этого общения мы мирились со взаимными странностями и стали в итоге неразлучны.
Марк очень рукастый. Он легко может подковать лошадь, сменить колесо на повозке, собрать из груды дощечек настенный шкаф. Великолепно разбирается в тонкостях печатного дела и принципах работы машин. А еще он отлично рисует, вот этого я точно не ожидал. У него дома есть целое собрание книг западных художников, где они делятся секретами своего мастерства. Издания, конечно, переводные, и Марк читает каждое от корки до корки.
 - Вот, смотри, - говорит он мне. – Это обычная краска, которой у нас рисуют портреты. Невыразительное лицо, не находишь? А вот мы берем вот такую краску, всего лишь другой оттенок, и вот у нас лицо разом подсветилось. Как будто солнышко на него упало. Другое дело. Мы в этом деле только начинающие, а вот на Западе все давно подается как высокое искусство, и на этом делаются большие деньги. Ну ничего, и мы научимся, дайте время.
Я ничего в этом не смыслю, но из уважения всегда соглашаюсь. Есть, кстати, портер Зины, написанный Марком. Луч света, распадающийся на мириад оттенков, выхватывает из комнаты фигуру красавицы. Она сидит за столом, подперев голову, задумчиво смотрит вдаль, одета в кремовое платье и темную блузу или как там это называется. Попадаются рисунки и попроще, где Зина просто дурачится – у нее то глаза вытаращены, то губы топорщатся, то еще что-нибудь. Но все прописано идеально: делал профессионал.
Кречет охотно приторговывает своими картинами и пишет на заказ. Ему это и удовольствие, и дополнительные деньги. Он и меня хотел нарисовать, но я не соглашаюсь. Получаюсь на бумаге не я, а какой-то сморщенный головастик, вжавшийся в кресло. Ну что поделать, останусь в памяти потомков без лица.
Первую работу нам подкинули какие-то доходяги из бродячего цирка. Строго говоря, нами просто заполняли перерыв. Зина пела и плясала, Марк кидал гири, а что я? Я валял дурака – прыгал на четвереньках, катался по земле, разговаривал дебильным надтреснутым голосом, будто мне зажали в тисках пальцы или что-нибудь похуже. Получалось у меня неплохо, спору нет, только я не это имел в виду, когда говорил о собственном шоу. Спрашивал у них, есть ли шанс, что со временем мы будем играть роли поважнее. Ребятки отвечали так уклончиво, что можно было сразу догадаться – не светит нам в этом цирке ничего.
Говорю совершенно честно – нормальных людей не бывает в принципе. Есть более и менее уважаемые. Так вот, дурачок на сцене – это не самая уважаемая профессия. Меня начали передразнивать на улицах. Дети изображали мартышек при встрече со мной, а взрослые, похоже, искренне удивлялись, когда я говорил что-то своим природным голосом. Черт, да по-моему, даже моего имени никто не знал. Не о такой славе я мечтал.
И вот один раз – всего лишь один разочек – я встал во время представления на обе ноги и попробовал заговорить с залом. Можно сказать, я просил о помощи, я хотел, чтобы люди увидели, что перед ними живой человек, а не безмозглая кукла с опилками в голове. Что было дальше – правильно, дешевая стеклянная бутылка, летевшая мне прямо в голову. Я еле успел заслониться локтем. Была еще выволочка в цирке – как это я, мерзавец, посмел нести отсебятину.
 - Хорошо, - сказал я, - будет вам полное следование программе.
В следующий раз я действительно отплясывал чечетку, как того требовали устроители. Был только маленький нюанс – я танцевал, стоя прямо на воздухе, а музыка неслась из поставленной перпендикулярно земле гитары, на которой при этом никто не играл. Я намеренно скакал так, чтобы каждый мог увидеть, что нет у меня за спиной никакого потаенного троса. Мои друзья тоже ничего не поняли, и лучшей наградой для меня была отвисшая челюсть Марка, когда я схватил их за руки и потащил за собой. Через минуту в воздухе кружили все трое. Можете представить, как нам хлопали в тот раз. Потом за кулисами стали нас теребить – как мы это сделали?
 - Секрет, - отвечал я.
 - Значит, так, - рявкнул Марк, оценивший ситуацию. – По 15 рупий надбавку каждому и времени на сцене нам в два раза больше. Иначе мигом левака возьмем.
Я, честно говорю, не рискнул бы требовать этого, но циркачи согласились. Больше всего пострадали другие актеры, которых мы безжалостно оттеснили на задний план. Мы занимали теперь столько места, что держать большой штат исполнителей не имело уже никакого смысла. Наши дела уже не то что шли, а просто неслись в гору.
Помню, сидели мы после очередного выступления на куче железного лома и пили водку, передавая бутылку друг другу.
 - Мистер Мортимер! – раздался тонкий голосок.
Я даже поперхнулся: не успел привыкнуть, что меня теперь называют по имени, да еще и мистером. На нас таращилась стайка детей – четыре или пять. Грязные, лопоухие, с большими зубами.
 - Мистер Мортимер, а покажите фокус.
Я наскоро вытер ладони о куртку, сунул руку под полу и вытащил оттуда игрушечного мехового кота, протянув его ближайшему мальцу.
 - Спасибо, - немного разочарованно протянул ребенок.
 - Побольше радости, мальчик, - пожурила его Зина. – Тебе не каждый лень делают подарки.
Меня тянуло сказать что-то в этом же роде, но два раза кряду одну и ту же мысль вроде бы не повторяют. Я улыбнулся и стукнул кота пальцем по башке. Игрушка вмиг дернулась, ожила, задвигала головой и лапами, и из нее поперло нутряное мяуканье.
 - Ну-ка опусти ее на землю.
Оказавшись у ног мальца, кот стал о них тереться, мурлыча, как огонь в печи. Глаза остальных ребят загорелись от зависти.
 - Как живой, только кормить не надо, - пояснил я. – Не кукситесь, ребятки, и для вас будут подарки.
Компанию коту составили такие же живые собачка, еж, кролик и канарейка. Никто из детей не ушел без игрушки. Младшее поколение тотчас забыло о нас и убежало хвастаться.
 - Он добрый волшебник! – прокричал кто-то из них.
Добрый волшебник вздохнул и снова присосался к бутылке.
Все это была кровь моей бабки, так вовремя во мне проснувшаяся. Я стал вспоминать сказки, которые она рассказывала мне в детстве, ее чудные привычки, заговоры, которые она напевала себе под нос. То, что казалось раньше смешливым бредом, теперь приобретало настоящий смысл. Я повторял эти заговоры, жутко коверкая их поначалу, но со временем память и произношение крепли, и мои слова преображали мир вокруг меня. Я стал охотиться за бабушкиными записями. Большую их часть, конечно, уничтожили при прежнем императоре, не го слуги, так мои дорогие родственники. Но что-то я все-таки отыскал – несколько клочков свалявшейся бумаги, которые все вместе уместились в одном конверте. Я разложил весь этот хлам на столе, сел на задницу и крепко задумался. И тут что-то на меня нахлынуло, бумажки, сказки, напевы соединились в неполный еще паззл, куда я подбирал недостающие кусочки. Момент был торжественный: снова человек из нашей семьи – то есть я – вышел на прямой контакт с Лесом.
 - Добрый вечер, дамы и господа!
Это сказал кудрявый парень – возрастом постарше меня, глаза навыкате, белая рубашка, под мышкой папочка.
 - Можете считать меня господином, - ответила Зина. – Я не горжусь тем, что у меня есть сиськи.
Манера общения нашей подружки парня удивила, но не более того.
 - Как угодно, - сказал он. – Я представитель Манежа в Мосахе.
 - Чего?
 - Манежа в Мосахе, - терпеливо повторил парень. – Неужели не слышали о таком?
Слышали, конечно, только для меня Манеж был чем-то сопоставимым с императорским Цирком – где-то есть, но не увидишь и не доберешься.
 - Так вот, - продолжал он, - нас заинтересовали ваши выступления. Мы хотим пригласить вас на просмотр. Дата – 5 сентября, время – 10 часов утра. Просьба не опаздывать.
 - Мы будем играть в Манеже? – протянула Зина.
 - Пока что нет. Это просто просмотр. Если вы нас впечатлите, мы вам предложим контракт. В ваших интересах выступить как можно лучше.
Времени у нас была неделя, и все это время мы на радостях пил без продыху. Нажрались в итоге так, что с нашей стороны было подвигом вообще явиться на этот просмотр. Всю дорогу жевали смолу и пахучие травы, чтобы перебить запах изо рта. Осторожно протиснулись в дверь, поддерживая друг друга. Я, наверное, грохнулся бы, если бы меня отпустили.
В комиссии было пять человек, сплошь мужики. А мы не приготовили ничего, кроме головной боли. И нам уже показывают – начинайте, начинайте – а мы ни в какую. Все песни из головы повылетали. Наконец, я нашарил какой-то напев, схватился за него и заиграл. Что играл, не помню. Из воспоминаний – верещу так, что самому противно, музыка гремит, в голове одна лишь фраза из песни – «Шоу продолжается».
Критики послушали, а потом один спросил:
 - А чего у вас один молодой за всех отдувается, а остальные молчат? Ну-ка, давайте все вместе.
И мы дали: Зина поет, Марк скачет, я каких-то огненных змей из рукавов пускаю. Даже глаза закрыл, чтобы не вырвало от этого мельтешения. В общем, были уверены, что мы обделались по полной программе. Тихонько поползли к выходу.
И тот самый критик, дородный мужчина в очках, сказал:
 - Ну чего, будем с вами работать.
 - Чего? – крикнули все трое. Моя голова начала отделяться от тела.
Нас усадили в кабинете на диван, и толстяк спросил:
 - Полукровки?
 - Ага, - уныло согласились мы. Сил врать и отпираться не было.
 - Ну и бог с вами, головы рубить не буду. Меня зовут Ганс Зеект, можете звать меня мистер Зеект. Вы ребята способные, спору нет, но очень еще сырые. Что делать, буду вас раскручивать. Сегодняшний день я вам даю на то, чтобы опохмелиться, а с завтрашнего начинаем усиленно работать. Увижу в дальнейшем хоть одного из вас пьяным – вылетите отсюда все трое вперед своего визга. Вы теперь – часть портрета Манежа, извольте ему соответствовать.
 - А вы кто?
 - Владелец и по совместительству директор этого места. Вы, собственно, для меня и выступали.
 - И вам понравилось?
Зеект поглядел на меня, как на досадную ошибку природы:
 - Ты в своем уме, парень? Ты хоть понимаешь, что с жестокого бодуна ты играл так, что трое с трудом это повторят? В трезвом уме ты должен быть еще лучше. Считаю, что с вами имеет смысл возиться, хоть это и требует много времени и сил. Надеюсь, наше сотрудничество принесет плоды.
 - А что по деньгам? – спросил Марк.
 - 180 рупий на брата для начала. В дальнейшем поглядим на ваш прогресс. По рукам?
Деньги были не очень большие, но возможность играть в Манеже компенсировала это сполна. Были действительно  очень тяжелые тренировки: Ганс стриг нас под одну гребенку, заставлял делать одно и то же, смотрел, кто с какими заданиями справляется лучше. Мы все карабкались по канатам, показывали фокусы, играли на музыкальных инструментах. Помню, Ганс орал на нас: «Вы моей смерти хотите, выродки?» Но лучше так, чем успокоиться после первой же победы. Наша премьера в Манеже прошла спустя месяц после просмотра. Начали с песни «Куколка», сочиненной специально под Зину. Они с Марком очень хорошо пели и изображали марионеток. Я вперед не лез, сидел в сторонке и играл на гитаре. Банальный до неприличия мотив пришелся в городе на «ура», его повторяли толпы народу. Так было и со следующими нашими песнями.
Я на премьере оседлал колесо и катался на нем по лучу лунного света, параллельно крутя в руках искрящиеся шарики на ниточках. А Марк под конец залез на высоту пятнадцати метров и спрыгнул оттуда, перевернулся у самого пола и пробежался вдоль ограды, будто соскочил с качелей. Зрители смотрели только на него, на меня, присевшего в тенечке, никто не обращал внимания. Никто не видел потому, как за секунду до того, как Марк должен был врезаться в землю, я вскинул руку и подхватил его.
Ганс после этого предложил нам улучшенный контракт. Он предполагал 250 рупий стабильного дохода на каждого плюс проценты от реализации билетов. Марк вертел контракт так и этак, перечитал его раз пять, всем уже надоел, но, в конце концов, сказал:
 - Я согласен, - и первым расписался внизу листа.
Да, были и потом дни, когда Ганс выливал на нас ушаты дерьма. Но результат-то каков! Денег в карманах хоть отбавляй, мы их вкладываем в акции сразу нескольких предприятий – лесопильни, бумажной фабрики, стеклодувной мастерской, пивоварни. Выбирал их Марк, у него нюх на доходные места. Я бы просадил все деньги на кофе и пирожные. Люблю сладкое, ничего не попишешь. Меня, кстати, уже не освистывают, когда я выступаю перед залом. Шутки мои стали злее, направленнее, все про нашу милую имперскую действительность. В откровенную на родную страну ногой не загребаем, но ткнуть пальцем в больное место – святое дело. С таких шуток один человек засмеется, а другой подумает про меня: «Ну не сука ли». И в том, и в другом случае шутка удалась.
Наша фишка – это световые шоу, разноцветные петарды и объемные картины в небесах. Марк разрабатывает проекты, мы их воплощаем. Один раз в городе был фестиваль, ну мы там и дали! Я, наверное, часов пять гитару из рук не выпускал, устал вусмерть, но зато вместе со мной и Зиной песни орала целая площадь. Пусть эксперты-композиторы говорят, сморщив напудренные носы: «Музыка Мортимера – это когда нормальному человеку плохо». Я отвечу им так: «На вкус и цвет товарища нет. Не можете за мной повторить – заткнитесь и завидуйте молча».
И потом по славной реке Ясене, что течет по Мосаху, величаво поплыл корабль со светящимися парусами. Зрелище было неописуемое – Марк, конечно, гений подсветки. Городские власти и Ганс наварились на этом как следует. А вот на самом верху затею не оценили, и корабль возле Троицкого моста повернули обратно, чтобы не беспокоить обитателей дворца. И фейерверк в акватории Ясени запретили. Ну и хрен с ним, мы умчались всей толпой за город и там громыхнули этим фейерверком так, что весь Лес переполошился. А эти идиоты на острове посреди Мосаха добровольно лишили себя чудесного праздника. Все из-за тупой зависти и неумения веселиться. Говорят, впрочем, что Матвей в тот день сбежал из дворца и смотрел на корабль в подзорную трубу. Недурно было бы, если это действительно так.
Ох, что-то заболтался я и пропустил интересный момент в сегодняшнем дне. К нам на улице пристал тот самый капитан, которого мы высмеяли в Манеже. Грозился издалека, кричал что-то. Марк сорвался с ровного шага, подбежал к нему и спросил что-то так, что капитан задрожал; а Марк возвратился белый, как январский снег.
 - Чего там? – донимали его я и Зина.
 - А ну его к черту! Крыса тыловая!
Кречет разозлился всерьез; видно, встреча с капитаном напомнила ему о собственном прошлом. Он когда-то воевал с Марой, видел своими глазами Матвея и, по-моему, Волога. Марк жутко не любит вспоминать об этом, да мы и не расспрашиваем.
Вот новый поворот, и перед нами фабрика разбивательниц сердец – бордель тетушки Катерины.
 - Эки-беки, тук-тук-тук, - завопил я, стуча железным кольцом по двери. – К вам приехал добрый друг! Не один, а целых трое.
В двери лязгнуло, часть ее отъехала в сторону, и из возникшей щели на нас кто-то внимательно посмотрел. Мы были опознаны, и дверь немедленно отворилась.
 - Здорово, ребята! – сказал привратник и крикнул во все горло. – Эй, вы там! Наша троица приехала!
Да, мы заявились в бордель под своими именами и лицами, ничуть не боясь огласки. Одним из условий посещения этого места было строжайшее сохранение в тайне личностей всех тех, кого ты здесь увидел. Мы еще мелкие пташки, сюда иной раз таких людей заносит… Но тише, продолжать не буду. У болтунов одно и то же бывает – заражаются простудой, падают посреди улицы, головой ударяются обо что-нибудь. Потом, как синяки и порезы сведут, являются в участок и пишут опровержение, мол, никого в борделе они не видели. Безопасность клиента превыше всего.
Нас окружили девушки – я их так называю, несмотря ни на что. Они вились вокруг, щебетали, гладили нас:
 - Ой, мальчики пришли!
 - Зина, любовь моя!
 - Да какие красивые!
 - А ты чего замученный такой? Устал, поди? Ну так мы вас утешим.
Их всех заставила замолчать одним своим видом сама мадам Катерина. Глаз от нее отвести невозможно. Волосы черные, густые, брови соболиные, во взгляде стальной стержень. Руки полные и белые, а бюст спереди такой колышется, что в нем утонуть можно. Марк на нее давно облизывается, один раз даже подошел с известными намерениями, но получил промеж глаз и отвалил. Кабы не его известность, нас бы после этого и на порог не пустили. Но Кречет быстро просек, что к чему, выждал пару дней, явился потом с дарами, глаза в пол, рожа виноватая, и был прощен.
 - Божественная! – с трудом выговорил Марк.
 - Мое почтение, - сказал я.
- Мамочка Катерина! – пропищала Зина, присев в реверансе.
Мадам величаво осмотрела нас и потом, вскинув руки, громко зааплодировала.
 - Вам ли кланяться? – спросила она. – Слышала я, как вы сегодня выступили. Высший класс. Самой увидеть, жаль, не довелось, и просить повторения не буду.
 - Я ради вас все повторю, - заверил Марк. – Вы только гляньте на меня поласковее.
 - Ты бы помолчал! – прикрикнула на него хозяйка. – Сидел там в уголочке, пока остальные вкалывали. Что ж, господа, в качестве поощрения вот вам мой подарок. Сегодня вы пьете и веселитесь за счет заведения!
 - Вот это обслуживание! – со смехом сказал я. – Тогда нам виски!
 - Как пожелаете!
На каждую группу посетителей тут полагается отдельный зал. Вокруг него четыре комнаты для утех. Залов всего пятьдесят или около того, по 25 на первом и втором этаже. Таким образом, группы визитеров могут пересечься только в коридоре, что способствует закрытости нашего клуба. Вы можете даже не догадываться, кто резвится в соседней комнате, более того – вам совершенно не нужно этого знать.
Пока мы шли, меня разок крепко ухватили за локоть.
 - Выбери меня! – прошептал мне в ухо настойчивый голос. – Ты не забудешь эту ночь, только выбери меня!
Я даже не повернулся в ту сторону. Потом в альбоме посмотрю девушек и выберу. Авось этой и повезет.
Мне с женщинами всегда фатально не везло. Вроде парень неглупый, собой недурен, подход к жизни адекватный, какие-никакие деньги за душой всегда водились. А с женщинами не выходило ни в какую, хоть ты тресни. То ли они твари зажравшиеся, то ли я дебил, раз себя ставить не умею. Наслушался всякого: обычно мне в издевательски заботливой манере советовали «искать свою любовь». Начиная с третьего раза такая рекомендация стала вызывать у меня изжогу.
Другие говорили мне – а что ты думал, что она просто так тобой заинтересуется? Нет, ты ее добиваться должен. Простите, но почему эта формула работает только на женщин, почему никто не добивается парней? Они что, существа какого-то высшего уровня, раз мы к ним на коленях ползти должны? И что значит – добиваться? Неужели я такой гнусный уродец, что без подарков и явной лести на меня и посмотреть нельзя, и поговорить со мной не о чем?
А как-то раз заглянул к одной почтенной даме справиться об интересной мне барышне, и меня там ждало такое откровение, о котором в книжках точно не напишут.
 - Ну гуляет она с одним парнем, - сказала мне дама, - так что с того? Пока они не муж и жена, это все несерьезно. По триста раз на день настроение может поменяться. Так что действуй, если хочешь.
Я потом час ходил, переваривал. Это что получается – встречаюсь я с женщиной (допустим на секунду такой вариант), может быть, даже живу с ней, и все у нас внешне хорошо. Потом выяснится вдруг, что она за моей спиной не один раз в кровати с кем-то кувыркалась, и для нее это совершенно нормально, и никакого предательства в этом нет. Такая, получается, логика? А моральными уродами при этом называют только мужчин.
Нет, я не спорю, есть верные женщины, честь им и хвала, но их становится все меньше.
 - Одно слово – самки, - сыронизировала по этому поводу Зина.
Кем она сама себя считает, для окружающих – великая загадка.
В общем, к двадцати трем годам ничего я на этом фронте не нажил, кроме двух-трех болезненных (в моральном плане) опытов. Так бы оно все и осталось, без изменений, если бы я однажды по пьяни не проболтался об этом Кречету. Марк усмехнулся, поставил меня на ноги и привел прямо к мадам Катерине.
Мы встали в крошечной комнате, где из мебели был только диван. Марк отодвинул шторку, а за ней женщин было видимо-невидимо, и все разные, и все хохочут, и на себя пальцем показывают.
 - Выбирай любую, - шепнул Кречет.
 - Это что, проститутки?
 - Ага. Ты пойми, дурилка, это твой самый верный шанс. Или так и будешь всю жизнь сопли на кулак мотать, пока не состаришься. Ты не бойся, девочки хорошие, не из тех, кто у кабаков стоит. Болячек не подцепишь.
 - Ну вот эту, - ткнул я пальцем в первую попавшуюся. Я был пьяный, мне было все равно.
Марк хмыкнул, исчез минут на пять и вернулся уже с той самой барышней.
 - Гуляй, рванина, - шепнул он и испарился. И тут пошло такое продолжение, что я в панике заозирался по сторонам – хоть нету в стенах отверстий для глаз? А то узнал бы себя еще на какой-нибудь похабной открытке? Но заботило это меня недолго.
Наутро, чуть я вышел на улицу, Марк сгреб меня в охапку.
 - Ну, как она? – весело спросил он.
 - Хорошо.
 - И все? Я подробности желаю услышать.
Я замялся и хотел послать Кречета как можно подробнее, но тут он сжалился надо мной.
 - Да шучу я. Что ты там можешь мне рассказать? А вот 50 рупий готово.
 - За проститутку?
 - Дорого, что ли?
 - Нет, нормально вроде.
Деньги у меня с собой были, но сами понимаете, 50 рупий – сумма немаленькая, а по тем временам для меня и вовсе космическая. Однако долг, ничего не поделаешь. Я отсчитал ему эти деньги, а Марк лишь расхохотался:
 - Снова шучу. Не буду наживаться на твоей наивности. На будущее запомни, что у каждой из них есть ценник. Выбирай ту, что по карману. А эту считай подарком на свое боевое крещение. Дядя Марк сегодня добрый. Это же у тебя первый раз? Только мне не ври, я по лицу вижу, что первый?
Ну и что на это скажешь? Стоял я, переминался с ноги на ногу, рожа, наверное, была глупее некуда.
 - Вот завязывай со своими похождениями, - сказал мне Кречет, - и ходи больше сюда. Здесь тебе выйдет и лучше, и дешевле.
 - Но это же проститутки! – возразил я.
 - И что с того? Я тебе еще раз говорю, болячек у них нет, не беспокойся.
 - Но с ними же можно только спать, больше ничего.
Кречет заржал, дохнув мне в лицо табачным выхлопом:
 - Я тебя умоляю. А зачем ты ищешь себе девчонку? Ради томных разговоров под луной? Здесь ты найдешь то же самое. Умные барышни попадаются, книжки читали, в музыке и философах разбираются. Иной раз мне кажется, что Катерина держала раньше институт благородных девиц, но потом она и все девочки перешли к более доходному занятию. И ничего в этом стыдного нет. Воротить носы от публичных домов, похоже, как раз женщины и придумали, а для нас, - Марк стукнул себя кулаком по груди, - это самое то. Слушай, парень, я не заканчивал училищ и университетов, но я постарше тебя, был женат и всего этого говна уже наелся. Поверь мне на слово.
 - И есть плюсы? – спросил я больше для виду.
 -Да полно. Никто тебя не пилит, истерики не устраивает, подарки не выпрашивает, невесть из-за чего не обижается, дает, когда пожелаешь. Вот, к примеру, раздел ты какую-нибудь городскую недотрогу после года ухаживаний и цветов, а у нее под одеждой все в прыщах, или она в постели бревно бревном. Может такое быть? Запросто. Все ухаживания и деньги псу под хвост. А тут мастерицы высшего класса, иных не держат. И стол хороший, и выпивка, и бабы на любой вкус. Короче, вот тебе новая дорожка, хочешь – возвращайся и бейся дальше головой в стену, а хочешь – приходи сюда.
 - А ты прав, Кречет! – воскликнул я. – Вот так с ними и надо.
Марк улыбнулся во все четыре искусственных зуба:
 - Часики позволишь? Благодарствую. Итого, на то, чтобы избавить твою голову от воспитания и прочей дури, мне понадобилась одна ночь и десять минут. Это хорошая новость. А вторая – сегодня я обедаю за твой счет, потому как все свои деньги я угрохал тебе на подарок.
 -Без вопросов.
Нет, ну когда к нам пришла всеимперская слава, мы начали колесить по всей стране, а деньги перестали помещаться в карманах, очередь из наших обожателей растянулась на много километров. Я и не думал, что у меня так много дальних родственников, верных друзей, половину из которых я не видел с младшей школы; не знал, как много девушек жаждало моей любви. Только не верю я им, не меня они любят, а мой талант и мои деньги. Пришлось сменить адрес, врезать в дверь новые замки и усердно маскироваться с помощью моего дара. У меня только три друга – двое играют со мной на сцене, а Ганс наверху курирует нашу работу.
Нам поставили на стол две бутылки виски и уже наполненные бокалы.
 - За удачное выступление! – сказал я.
 - Поддерживаю, - ответила Зина. – И за Ганса тоже.
 - А я, как и обещал, пью сегодня за здоровье принца Матвея, - отозвался Марк, и все трое дружно осушили чарки.
Для нас танцевали несколько красавиц из армии Катерины. Они вполне себе неплохо играли с помощью гитары, гармони и трещоток очень известную у нас ламбаду, ставшую популярной сначала на юге, а потом добравшуюся до наших краев. Девушки раскручивали юбки вокруг талий, демонстрируя разноцветное белье. Я тихонько подпевал музыке.
Одна бутылка опустела стремительно, и нам стало очень весело.
 - Девушка! – крикнул Марк. – Да, вот вы. Идите сюда на минуточку. Сколько берете за ночь?
 - Для вас сегодня все бесплатно, - с улыбкой ответила жрица любви.
 - А представьте, что мы рядовые клиенты. Сколько вы взяли бы с нас?
 - Сто пятьдесят рупий.
 - Кусается, - охнул Кречет. – Отчего же так много?
Женщина приосанилась:
 - Я, как и вы, дефицитный товар. Я хорошо танцую и пою, знаю два иностранных языка, постоянно читаю литературные новинки, играю на пианино, неплохо разбираюсь в географии.
 - Вы и училище, поди, закончили?
 - Гимназию, если быть точным.
 - Что же вы с такими познаниями делаете в публичном доме? – спросил я.
 - А что вы, мистер Мортимер, делали в бродячей труппе до прихода в Манеж, имея на руках аттестат из училища? У нас, как вы знаете, не принято заботиться о своих талантах и помогать им расти. Я еще неплохо устроилась, мне многие завидуют.
 - Та же беда, - согласился я.
 - Эй, подруга, - Зина сняла с пальца тонкое кольцо с дорогим камнем и показала его проститутке. – Нравится?
 - Да, - призналась та. – Очень.
 - А хочешь, подарю?
 - Шутите? Конечно, хочу.
 - Ну тогда пошли, - Зина выкарабкалась из-за стола и помахала нам рукой. – Мальчики, до завтра.
Мы проводили взглядом удалявшихся девушек. Зина озорно нашептывала что-то новой знакомой на ухо.
 - Протрезвеет – жалеть будет, - сказал Марк.
Я удивился:
 - Зина – что с женщиной переспала?
 - Нет, я про кольцо. Дорогая вещица, но подарки назад не забирают. Вообще я думал, что эта девочка позарится на тебя. Вы бы отлично поладили, имея каждый за душой по аттестату. Сперва, - Кречет помахал руками, - состыковались бы, а потом лежали бы рядышком, костерили наше образование и придумывали бы плохие стишки про нашу власть. А через пару дней ты бы прислал ей букет цветов – подарок. Смотри, кстати, - Марк снова взмахнул руками, будто крыльями и сделал вид, будто клюет крошки со стола. – Я принц Матвей. Кукареку-у!
Я, скрипнув стулом, рывком придвинулся к нему:
 - Заткнись, идиот!
 - Что за шум, а драки нет? – в комнату вплыла мадам Катерина. – Все ли вам понравилось, господа? Вы уже выбрали девушек?
Система отбора тут тоже с изюминкой. Кроме обеденного стола, здесь есть стол с визитными карточками. Такие же стоят в любом другом зале. Их столешницы ходят вверх-вниз, как лифты. Внизу, в специальных каморках, на столы кладут портреты девушек с их именами. Чтобы они не падали на пол, у столов есть перильца. Портреты отменные, есть на что посмотреть, неудовлетворенными вы точно не останетесь. Потом столы по лебедкам поднимаются наверх, и выбирайте на здоровье. Надо отметить, что за этим фондом тщательно следят, убирают нужные карточки, поэтому шанс, что вы выберете уже занятую проститутку, ничтожно мал. В таких случаях всегда найдется достойная альтернатива.
 - Так вы выбрали? – декольте мадам Катерины колыхнулось рядом с моей головой. Попади по ней – сотрясение будет. Виски мигом попало мне не в то горло.
 - Ну пока малыш дергается, - сказал Кречет, - выберу я. Возьму эту и эту. Можно же двоих?
 - Ваше желание – закон, почтеннейший.
 - Мне вот эту, - сказал я. – Рыженькую.
 - Отличный выбор, господа, проходите в комнаты.
 - Мистер Мортимер! – наперебой закричали танцовщицы. – Мы хорошо играли? Вам понравилось?
Виски понравилось мне куда больше, но портить настроение никому не хотелось. Главное, снова не сорваться на шутовство.
 - Да, девочки, вы большие молодцы. Вы очень талантливые. Как-нибудь я покажу вам пару трюков из моей коллекции.
 - И мы станем лучшими исполнителями Империи? – со смехом спросила одна.
 - Непременно, - подхватил шутку я. – Как только переиграете меня.
Девушки тяжелехонько вздохнули, ну а мне какая разница? Сказал, как есть. Тем более, меня ждали. Мадам Катерина закрыла за мной дверь; тут же в приглушенном свете ко мне метнулась рыжая, обхватила мою шею, прижалась горячим твердым телом и зашептала какие-то банальности, чередуя их с поцелуями.
Нет, голос не тот, что я слышал в коридоре. Не повезло девочке. А рыжая все шептала и шептала.
 - Да, - бормотал я, соглашаясь с ней. – И юмор-то у меня искрометный. И на гитаре играю так, что ангелы спускаются послушать. Как я люблю лесть! Ну подожди секунду, дай мне стакан поставить. А теперь иди ко мне!
***
 - Ну, - сказал Матвей, - говори, что выяснил.
И Барник начал. Если отозваться о его рассказе коротко, получится так. Грат приехал в Манеж вместе с Гансом Зеектом, о чем однозначно свидетельствовали перекупщики и работники театра. Они сидели в одной ложе. А после представления Грат долго и доверительно говорил о чем-то с одним из артистов, Марком Кречетом. Потом троица полукровок отправилась в широко известный бордель мадам Катерины, а Грат уехал домой к Зеекту. Надежные люди видели, как они вошли вовнутрь. Сейчас за домом осуществляется наблюдение.
 - Хорошо, - сказал наследник. – Итак, что имеем. Артисты, Зеект и Грат заодно. Не может быть, чтобы они не знали, кто перед ними. Замечательно
 - Заговор, ваше высочество?
 - Навряд ли оформленный заговор, но своя игра тут точно есть. Что ж, пусть они ведут свою партию, а я поведу свою. Поглядим, куда все это вывернет.
 - Делать-то что?
 - Наблюдать, - пояснил наследник, - и ждать. Завтра они все здесь будут – и Грат, и эта троица. Посмотрим, кому они верны, там и примем решение. А пока готовьтесь обеспечить безопасность праздника.
Потом наследник, не откладывая на утро, написал послание начальнику гарнизона Мосаха: «До меня дошли сведения, что вчера ночью офицер императорской армии капитан Н., находясь в Манеже, вышел на сцену прямо в военной форме и участвовал в представлении так называемой «Великолепной тройки». Вижу в этом явное неуважение к офицерскому мундиру и ребячество, недостойное офицера императорской армии. В связи с этим приказываю – капитана Н. разжаловать в рядовые, определить на 10 суток на гауптвахту, после чего направить в строительные войска для прочистки мозгов. Подпись – принц Матвей».
Сегодня ему не спалось. Матвей до начала третьего ночи ходил по комнате, бормотал что-то, грозился кому-то кулаком. От его беготни воздух питался напряжением.
Погодите, то ли еще будет сегодня в Маре!
Барник сделал свое дело, теперь очередь за Вологом