9.
Пётр ушёл в отведённую ему комнату, сел на диван, положив голову на спинку дивана, смотрел в потолок и мысли, мысли, мысли неслись у него, и Пётр позволил им свободно влетать и вылетать, так, как не о чём думать он не хотел. Хотел последовать совету Веры Белизаровны, отдохнуть, постараться уснуть и во сне, возможно, расслабится мозг и отдохнёт.
Хотя, как он может расслабиться, во сне мозг ещё с большим энтузиазмом работает. Что же будет дальше? Хотелось поскорее всё пройти, пережить, осмыслить всё то, что далось ему ещё пять лет назад. А здесь всё так стремительно развивается.
– Что развивается? Размечтался. – С насмешкой над собой произнёс Пётр. – Жизнь не похожа на сказку, ничего не развивается, я даже не могу поговорить с Ведой, а счастливец Сашка имеет возможность её обнимать и целовать, что-то ей всегда шепчет на ухо, отчего она смеётся. А сегодня назвал её мамой. Это самый счастливый момент. А для кого?
Естественно для малыша. Ведь он кроме старенькой соседки из всех женщин никого не признавал. Только с ней он разговаривал. В детском саду всегда молчаливые кивки головой, а в глаза смотрел воспитателям так, что они чувствовали себя виноватыми. А для меня?
И для меня. Сашку от меня не оторвать, да и сам его никому не отдам и не доверю. Сколько мне пришлось пройти по всем инстанциям, чтобы оставили мне его и признали меня отцом. Не соглашались, а затем вдруг согласились и так быстро пошло оформление, и я рад этому. А без него я никто. Мой сын!
С нежностью и даже с какой-то гордостью подумал он о сыне.
«Не доверишь? Но ты уже доверил его Горенским». Прозвучало откуда-то изнутри него.
– Нет, я доверил его Веде, и верно Сашенька сказал, когда-то мы потерялись, теперь нашлись. Всё-таки эта жизнь штука странная и, что она нам ещё преподнесёт, не угадать.
На лестнице послышались шаги и звонкий смех малыша, быстро топоча ножками, пробежал к комнате Веды, и видать так толкнул дверь в комнату, что послышался удар двери о стену.
«Как ребёнок расшалился-то, не замечал за ним никогда. Всегда такой тихий и не по-детски рассудительный, а здесь так шалит, не унять. – Подумал Пётр. – Надо пресечь. И что это так действует на него? Такой энергичный стал, даже слишком. И почему все Горенские ему потакают?»
– Вот я нашёл. Вот, что я нарисовал. Папа летает.– Кричал малыш. – Можно я сам отнесу дедушке?
– Конечно малыш, можно. А мне покажешь? – Послышался голос Ольги.
– Вот, бабушка, смотри.
– Красивые у тебя рисунки. Действительно выражено не по-детски. Молодец! Иди, покажи дедушке. Только осторожнее по лестнице спускайся.
– Бабушка, завтра праздничный утренник для малышей в детском зале в доме культуры. Я хочу с Сашенькой на праздник сходить. И уже подарок отдала для него.
– Сходи Лизочка, малышу следует пойти на праздник. Обязательно надо ему показать праздник, пусть с детьми познакомиться, пообщается, жизни порадуется.
Ответила Ольга. Шаги удалялись, тихо закрылись двери. Видать Ольга прошла в свою комнату, а Веда в свою, а Петру нестерпимо захотелось быть рядом с Ведой, и им обоим, душами обратиться, раскрыться, быть вместе и всё вместе проходить, проживать, быть единой душой, единым дыханием.
Хотелось вместе на праздник сходить.
«Какой праздник? А-а-а, ведь новый год же наступает, праздники, ёлки для детей, и Сашеньке праздник. Совсем забыл, что конец года календарного.
Хотелось, но между ними ещё есть что-то не объяснимое, и что-то не убранное. Оно и не даёт их душам быть в единении.
– Пройду я путь этот? Пройду! – Твёрдо уверил себя.
Почему-то раньше думал, что души поэтов и писателей больше всех способны душой переживать и тонко всё чувствовать.
Но, нет, это не так, и простые люди способны так чувствовать. Вот во мне боль, но я чувствую не только свою боль. Да и полутона сердечные слишком богатые. Знаю мою боль, и мне её убрать надо, убрать тот груз. Хотя, то смешанное чувство не хотелось убирать, а снова пережить, то, когда в руки взял маленькое голенькое тельце Сашеньки, забирая его у кошек.
У него в тот момент слёзы выступили, какое оно был маленьким, лёгоньким, невесомым, казалось, ручки, ножки и голова сами по себе, да ещё жгут пуповины такой длинный с какой-то серой сеткой вся с подсыхающими сосудиками, а когда прижал его к себе, само вырвалось.
– Сыночек мой, я теперь с тобой. Ничего не бойся.
Занимательно, почему-то я полностью ещё не убрал тот распад в отравлении тех воспоминаний и испуга, не зная, что делать, а уже вовлекли в родовую память для получения знаний Пересвета.
Память, это та же пуповина, накрепко завязана, как её не отрезай, связь идёт не снаружи, а изнутри. Внутренняя пуповина идёт через весь физический организм и, проходя все энергетические тела, устремляется к Истоку. А сейчас стало всё прозрачно, и нет ещё тех знаний, а то отравляющее довлеет над этой ситуацией. И хорошо, что есть память, в которой ты уже признал, покаялся, встал, отряхнулся, а всё равно стоит картинка из прошлого, где бывал не прав, на поводу эмоций пошёл, в жалости к брату встал на не туда, полез не туда, но надо было спасать.
А надо?
Естественно надо. И не жалею об этом. Иначе, как же Сашенька? Он живая душа, частица бога первозданного. Разве можно проходить мимо горя человеческого?
Вот здесь-то и познаётся любовь настоящая, к людям, познание любви бога.
Мысли Петра остановились, стало пусто, но в сердце ощутил толчок, и по телу разлилось благодатью.
Надо! Если бы не спас её, не родился бы Сашенька, и было всё совсем по-другому. Да я бы себя корил, что не помог человеку.
Человеку? Вновь пошло из груди, из сердца.
Да. Пусть она уже была такой, что порой и человеком назвать трудно, особенно когда сбегала. И почему? Куда её тянуло постоянно? Но ребёнок человек, и я видел, не имею представления, как это я видел, но он был закрыт. Словно в вакууме был, питался её кровью, которая шла через фильтры. Чудо природы? Нет, чудо Бога Всевышнего. Его и только его.
Надо уснуть, может, во сне с Ведой встречусь, её я ждал тысячу лет. И вот она рядом, но на расстоянии.
Ждал? Спросил сам себя и ответил себе. И ещё подождёшь. Да, пока не разберусь с прошлым, покой мне будет сниться. Нет причём здесь покой? Единение, гармония в любви нашей. Вот самое главное.
Пётр вспоминал тот момент, пусть ментальный, но был рядом с Ведой, и она держала его за руку, и вместе смотрели на красивый город в солнечном и радужном мире. А может это наш мир, где когда-то мы жили вместе? А Сашенька? Может он был нашим ребёнком?
Вновь размечтался? – С сарказмом спросил сам себя. Откуда-то из глубины всплыли слияние с Ведой, её сладкие поцелуи, накатывало наслаждение. – Это, что моё воображение? А может, то далёкое мне вспомнилось? Как же жизнь сложна в этом мире. Как сложно всё.
И откуда-то из глубины его сердца прозвучало его же голосом, ударило в его прозрачный мозг.
«Жизнь всегда сложна. А как же ты хотел? Пересвет? Придётся трудиться, Учение не легко освоить. Рассвет души продолжается. Тебе придётся снова обучаться своей же магии. Инако лад другой и сила твоя будет слабо действовать. Инструмент и конечный результат требуется соединить».
– Да уж, и не очень, чтобы очень, что-то там, и не так уж чтобы так уж. Хм, вспомнил поговорку прапорщика. – Пётр рассмеялся. – Как там дальше он говорил? Оно конечно не потому что, а случись оно такое, вот тебе и пожалуйста. Пётр рассмеялся в голос.
Всё-таки надо уснуть. Подумал Пётр и опустил голову на подушку, вытянул ноги. В душ бы сходить.
Но мысль эта так и осталась не использованной, не успел воспользоваться её советом, глаза закрылись и он уснул.
Засыпая, его куда-то уносило. Сердце замирало, а он не мог открыть глаза, хотя какая разница, открыты они или нет, всё равно видел, как летел через призму, и радужный свет бил в глаза. Или же пытливый ум что-то хотел подбросить ему, но он не обращал внимание, продолжал лететь, пока перед глазами не появился зелёный океан глаз Веды.
Явно это было или нет, но она присела рядом с диваном и пальчиком провела по щеке, ласково и маняще улыбалась. Смотрела ему в глаза, что ему стало жарко, её глаза, словно пучина океана, а она смотрела так жадно, словно не может насмотреться, словно впитывает его в себя.
Пётр знал, он спит и хотел проснуться, надо контролировать сон, но что-то ему не позволяет, и он проваливается глубже в сон.
В мыслях идёт «это сон, просто сон».
Но вдруг ласковые зелёные глаза Веды сменяются тёмными, чёрная бездна, пропасть, летящие чёрные волосы Марины и её искажённая улыбка в реке.
Река, просторный чистый речной плёс с отражением тёмного бездонного ночного неба с яркими звёздами и луной. Серебристую дорожку слабо несло течением до излучины. Пётр увидел себя шагающим по берегу и смотрел на лунную дорожку.
– Какая река? Нет рядом реки у нас, только озеро.
Произнёс Пётр или вслух или где-то внутри себя, и морок над ним развеялся, и он увидел вместо реки озеро. Прозрачная вода, плеск незначительных волн раздавались звоном словно хрусталь. И вода ему казалась хрустальной, но темнела к середине озера. И там Пётр увидел башню из воды, она поднималась вверх и опускалась вниз водопадом на тени под водой, похожие на то ли на людей, то ли на огромных рыб.
Морок что ли опять? Увидев, как к нему подплыло существо с лицом человека и тут же скривилось презрительно. Пётр уже хотел шагнуть в воду, но на последнем моменте блеснул свет, отражаясь вверху водопада, ослепил его и он отпрянул от воды. Но через какое-то время он увидел Марину, она бежала к воде и с разбегу ухнула в воду. Пётр ошалело смотрел на неё.
– Откуда она здесь?
Пётр подбежал к воде, а Марина, вынырнув из воды, крикнула.
– Уходи, Петя, уходи. Не спасай меня, сейчас всё кончится.
Произнесла она уже захлёбываясь, голова скрылась под водой так быстро, словно кто-то её просто утянул на дно. А Пётр запоздало крикнул.
– Марина, что ты делаешь? Марина!
И не снимая одежды, бросился за ней, и не ощутил дна, здесь был омут, пучина утаскивала его, вода была вязкая и тягучая.
Такого не бывает.
Успел он подумать, он открыл глаза, где-то вверху виднелись звёзды, блестела луна, слабо просачиваясь сквозь вязкую толщу, но так она была высоко. Удивительно быстро его утягивало вниз, а он лихорадочно искал Марину.
Как я её найду в таком мраке?
Подумал он и словно вверху услышали его мысли, луна стала такой яркой, что свет достал до него и пронизал глубже. Марина была в метре от него и он сделал рывок. Схватил её за безжизненную руку, и с мыслью «Помоги мне Дух творящий» сделал усилие на поднятие вверх.
Но бесконечная толща воды так просто не отпускала, а воздуха в лёгких совсем не оставалось, а у Марины повидимо и нет совсем. Вверху показалась светлая тень, она увеличивалась, и резко дёрнула его из воды, подняла их обоих высоко над водой, и Пётр не успел осознать, что это такое, оказался возле берега. Он поднял Марину на руки, и услышал слова.
«Что же ты, потомок, так безрассудно кидаешься в омут? То в один, то в другой. Не осознавая, что происходит
– Она тонула.
Не осознавая, кому он отвечает, и какой, ещё другой омут, стал приводить в чувство Марину, но как это сделать, чтобы не повредить живот, вновь услышал.
«Воды в лёгких у неё нет, заводи сердце, ибо не обратимый процесс пойдёт с ангелом».
После манипуляций не осознающие им, которые его руки проделывали, приводя в жизнь Марину, она очнулась, задышала, сердце билось ровно, открыла глаза, посмотрела на него, спросила.
– Зачем? Тебе же хуже будет, а ты хороший. А жертва должна быть.
– Какая ещё жертва? Жизнь должна жить…. Начал было говорить Пётр, но её коснулась какая-то рука, и она уснула, а он услышал.
«Она будет жить до родов не во мраке, но и не в свете, так посередине, ребёнок в защите, а она, а там, что уж пересилит у неё».
– Ты кто? Спросил Пётр, садясь на мокрую траву берега рядом с Мариной.
– Пётр я, аль не узнал, потомок?
– Мистика какая-то. Но, правда, у меня был прапрадед, священник, так его ещё в семнадцатом году прошлого столетия распяли на воротах.
– На вратах…
– Какая разница ворота или врата?
– На вратах алтаря, не на воротах. Аль ты потомок не научился различать?
– Да я и не был в церкви никогда. Уж извини, предок.
Чуть улыбнулся Пётр, по телу его прошёл озноб, и он даже не понял от холода, или от мистического разговора.
– Мне бы тебя увидеть, видно не зря мне дали имя твоё. В честь тебя назвала меня бабушка, что-то ей показалось или увиделось. Умеет она видеть как-то вглубь. И часто говорила, наш святой предок Пётр будет тебе помогать. И вот сейчас, благодарю тебя за спасение, наверное, сам я бы не смог выплыть. Там такая глубина. И вода такая вязкая, тягучая.
– А, что ты хотел? Там сколько душ покоится в этом омуте, за всю историю его существования. И с каждой душой оно твердеет. – Ответил предок, и стал проявляться возле Петра.– А разум человеческий освобождённый дышит, поднимается в своей сути, в силе. Вот у тебя подуло чистотой сознания, освобождая все волнения и беспокойства, чтобы шагнуть к высшим сферам. Трудная задача предстоит опустошить мозг, ан, нет, необходимо пропустить и отпустить всё, чтобы принять дар вечности.
– Дед Пётр, оказывается тебя можно не только услышать, но даже дотронуться. Ты осязаем. Ошеломлённо произнёс Пётр, видя перед собой не какой-то фантом, а настоящего человека в белом длинном одеянии и крест большой на груди был у него, серебряный, сияющий, и вместо распятья в середине сияло солнце.
– Ого! – Удивился Пётр. – А в нашем мире священники носят чёрные одежды, да с позолотой праздничные. А у тебя белая хлопковая простая. А я думал ты и там в форме священника остаёшься.
– Одежды Логоса на мне.
– Отчего же мы раньше с тобой не встречались? Я пытался найти в книгах мудрость веков, мудрость предков. Порой чувствовал, вот, вот поймаю нужную нить, но не получалось, лишь всё более осознавал, это всё тяжесть запутанного и измученного моего ума, жаждущего знаний. Где логика? Где всё-таки мудрость предков? Как познать? Что мне мешает получить доступ и войти в тихое дыхание Великого Духа? У меня столько вопросов и не одного ответа.
Пошевелилась Марина, тихо застонала, Пётр отвлёкся на неё, а когда оглянулся, предка не было рядом.
– Ну вот, так и не получил ответа ни простого, ни заумного.
Проворчал Пётр, поднимая Марину на руки, и шагнул к городу. Отойдя несколько метров от озера, он услышал вновь предка.
– Поторопись, ей ещё нужен кислород, первая встреча состоялась, вторая будет, как он родится, тебе сберечь его. А там уж и судьбоносная встреча будет.
Пётр и не мог осознать, как он оказался уже в городе, ему казалось, что прошло всего несколько минуток, а он уже шагает по ночному городу.
Вновь очнулась Марина, посмотрела Петру в глаза и произнесла.
– Петя ты хороший человек, держись от меня подальше, я погублю тебя. Я же тебе говорила. А у меня тупик.
– Выход из тупика всегда найдётся. – Ответил ей Пётр.
– Нету выхода у моей души, у меня договор. Петя.
– Какой ещё договор?
Но Марина замолчала, то ли заснула, то ли отключилась в сознании.
– Ты говори, говори, Марина, не засыпай. Сейчас до госпиталя дойдем, немного осталось.
Пётр нёс её на руках, по ночному городу размышлял, как вывести Марину из тупика, и как вернуть паразита Дениса. Бросил девчонку несмышлёныша, а как она будет выпутываться из такой грязи, ему всё равно. Да если бы только из грязи судачества, а то попала сети паука. Страшно бедной девочке, душа уже не поднимается. Как там предок сказал?
«Будет жить пока, между мраком и светом».
Да не размахнёшься, не разбежишься. И как пробить черту в свет? А надо.
Перед светом в гармонии, не смогут устоять ни какие лихоимственные, и другие не благополучные вещи. Это так, и как ей помочь? У человека всегда есть выбор, главное, чтобы ему не мешал страх. Страх делает человека рабом. А у неё в сердце не только страх, но и мрак и какая там мелодия жизни? И ведь не посмеёшься. И как сохранить равновесие?
Эх, Денис, Денис, наделал ты дел и смотался. А мне разгребай здесь. Не знаю, как девочку спасти, родители отказались от неё, хотя командир сам весит на самой черте, между жизнью и смертью, а матушке её не до неё.
– Марина, мы пришли, очнись.
Пётр прошёл всю экзекуцию от сдачи Марины в отделение скорой помощи до допроса, и только утром вернулся в свою квартиру, и не раздеваясь, прилёг на диван, зная надо срочно раздеться, душ и на службу. Но сказал себе.
– Пять минут, мне хватит пять минут, чуть отдохну, время ещё есть.
И провалился в омут, но не в тот чёрный, а в океан зеленых солнечных глаз. Они так ярко ослепили его, и послышался плеск и шум волны. Он сильно зажмурил глаза, прикрыл их рукой от яркого света, затем открыл глаза, посмотрел, увидел комнату Горенских.
– Что это было? Спросил он сам себя. Медленно поднялся, сел на диване, голова не то чтобы кружилась, а заполнена была шумом. Он потёр виски, шум постепенно стихал, а он всё так же сдавливая виски, произнёс.
Надо же! Всё так явственно ощущал, что казалось, я снова там был. А может и был, Но, почему в этот отрывок? А почему не в начало этой истории?
Главное в начале. Или я рано проснулся? Или вернулся? Разбираться ещё и разбираться.
Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.