Медленно тает рассудок от звона в больной голове –
озоновая дыра посылает привет из космоса.
Помню, как восхитительно валяться в густой траве
и наслаждаться друг другом, не замечая Хроноса.
Но время неумолимо – оно никого не ждёт:
все сами к нему приходят и сами ему сдаются.
Глобус мочёным яблочком вращается под дождём
по голубой каёмке орбитального блюдца.
Люди устроены странно – любят себя и только.
Случается, что и кого-то, но это уже либидо.
В каждом частица Бога – толи́ка (у Галича – то́лика) –
малая, но великая: значимее генов Давида.
Космос куда гуманнее – там все завсегда равны:
там самый обычный смертный сопоставим со вселенной.
Мы все устали от шума, нам хочется тишины,
мы думаем не о вечности, не о душе нетленной,
а …
… а о чём мы думаем – не после, а первым номером?
Не знаешь, поди, ответа? Попробуй-ка догадаться!
Время переглянулось – и с Хроносом, и с хронометром –
и, не сумев ответить всем скопом, решило сдаться.
Теперь я живу вне времени: стрелки остановились;
песчинки часов песочных застряли в стеклянном горле.
Спустились густые сумерки, в свет лампы мо́шки набились –
мелкие, как потребности... Читаю «Федорино горе»:
«Было нам у бабы худо, не любила нас она...» ...
Удивительное чудо –
совпадает!
Вот-те на.