"Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой..." (А.С. Пушкин)
+++++++++++++++++++++++++
Великая Степь возродила в 2022 году празднование Дня Республики, и это оживило мою память.
Как-то в начале осени 90-го года мы, сотрудники министерства иностранных дел Казахской ССР собрались на очередную "летучку" у новоиспеченного министра А. Х. Арыстанбековой в ее просторном белодиванном кабинете. Технически собраться было несложно. Кадровых дипломатов горстка, 12-15 человек. Да и присутствовали не все. Например, помощник бывшего министра - Е. А. Идрисов находился в то время на обучении в московской Дипакадемии, прежний Генеральный секретарь МИДа Г. Е. Касымов "ушел" в советники Президента, а начальник моего Отдела, добрый и интеллигентный Д.К. Хасанов пробил себе через знакомых в МИД СССР длительную загранкомандировку и недавно улетел в Ирак.
Совещание у министра, вроде, было ординарным. Но я испытывал томление духа. Отчасти сиюминутно-спонтанное, отчасти системное. Вызванное как личными причинами, так и переживаниями за то, что мало у нашего министерства было важных починов, которые могли бы заставить о нем заговорить. Требовалось, на мой взгляд, что-то попытаться предпринять. Что-то эффектное и запоминающееся. Внешнеполитические акции МИД Казахстана, несмотря на разной силы потуги, продолжали оставаться блеклыми и достаточно незаметными на международной арене. Мне было тоже за это неловко, я ощущал свою ответственность, хотя в дипломатической иерархии МИД четвертый с хвостиком год продолжал занимать самую скромную из возможных ступенек - позицию 2-го секретаря. В то же время чьи-то сыночки и племянники, заполонившие подобно непрошенным детям кукушки наш дипкорпус, уверенно и бодро росли по службе как на дрожжах. И это при том, что четыре сезона подряд "болванки" годовых отчетов нашего ведомства исправно писал именно я.
Так вот, у меня в этот день была стоящая идея, и мне не терпелось поделиться ей на совещании у министра. Дело в том, что уже некоторое время из коридоров власти на Новой площади доносились слухи о том, что Казахстан вслед за другими республиками СССР намерен объявить о своем государственном суверенитете. Выглядело это естественно. Любопытно было другое - МИД республики в контексте этого важного внешнеполитического шага никак не упоминался и оставался как бы вообще ни при чем. И, по моим ощущениям, я был единственным, кто отдавал себе в этом отчет. А раз так, то я решил выступить с инициативой.
Тут следовало бы пояснить, что, как правило, на "летучках" у министра, введенных в обиход еще при старом опытном руководителе ведомства М.И. Исиналиеве, правом голоса обладали и пользовались, прежде всего, начальники Отделов. Остальным говорить, разумеется, тоже не возбранялось. Правда, делать это надлежало при исполнении сопутствующего ритуала и не без риска быть насмешливо приструненным. Но «позолоченная» молодежь то стеснялась, то ленилась, то предпочитала хитро помалкивать. Я же находился в такой стадии внутреннего созревания, усугубленного большим стажем работы, что и смущаться мне было нечего, и отмалчиваться казалось несолидным.
Поэтому, дождавшись подходящего момента, когда был уверен, что меня не прервут, я попросил разрешения выступить и сказал примерно следующее, если вкратце:
«Ни для кого не секрет, что готовится объявление Казахстаном государственного суверенитета. Не хотелось бы, чтобы это большое дело осталось незамеченным на фоне идущего по стране парада таких же суверенитетов. В этой связи, почему бы не сделать это важное заявление с известной символической трибуны, с которой озвучиваются важнейшие политические инициативы Советского Союза, а именно, из пресс-центра МИД СССР на Зубовском бульваре в Москве. В чем плюсы такого выбора? С одной стороны, это позволит привлечь к казахстанской декларации и к объявлению самостоятельности Казахстана всеобщее внимание, а с другой стороны – покажет, что Казахстан действует с открытым забралом, без интриг, и стремится сохранять прочные дружественные отношения со всеми в рамках обновляемого СССР».
Так или приблизительно так я высказался, немного заикаясь от волнения, и молодая поросль МИДа при моих словах глазела на меня с юмором и изумлением, не будучи в состоянии понять, с чего это я замахнулся так высоко. К слову сказать, сейчас некоторые представители той самой дипломатической молодежи машут крылами гораздо выше, чем я мог тогда себе вообразить.
Но, когда я смолк, секретарь мидовской партийной организации Х. посмотрел сначала на меня тяжелым немигающим взглядом, а потом, повернувшись к министру, со значением промолвил:
- А он, думаю, неплохую идею предлагает.
Не скажу, что я был готов провалиться от благодарности под землю. Местоимение «он» было им употреблено по адресу присутствующего лица, что было воспринято мной как скрижальный образец соблюдения дипломатического этикета со стороны старшего товарища и знатока тонкостей протокола, но я проглотил эту горькую пилюлю.
В ответ А.Х. Арыстанбекова, как обычно, подобно Снежной Королеве, ни словом, ни жестом не выдала своего личного отношения к изреченной мысли и бесстрастно, дежурными речами, довела совещание до конца.
Спустя недели две я почувствовал, однако, что министр доложила об идее «наверх», где она понравилась. Начались какие-то шевеления по административной цепочке, хотя меня самого к дальнейшим делам по этому направлению не привлекали, если не считать чернового перевода на французский язык какого-то важного документа, предназначенного для журналистов, но по забывчивости не берусь утверждать, что это была именно Декларация.
Стала формироваться делегация министерства в Москву. Помимо самой главы МИД и ее заместителя С. Батыршаулы, в состав группы попала еще пара человек, в том числе, я. Это окончательно убедило, что предложение достигло цели, и что мое усердие решили таким образом вознаградить. В итоге в один из октябрьских дней я поприсутствовал на знаменитой пресс-конференции Президента Казахской ССР Н.А. Назарбаева на Зубовском бульваре, в ходе которой в битком набитом представителями СМИ зале он объявил о государственном суверенитете нашей союзной республики. Было это, кажется, именно 25 октября.
Прямо к Декларации о суверенитете Казахстана я отношения не имел, но к тому, что она прозвучала на всю Страну Советов и далеко за ее пределами, что была повсеместно услышана, высоко оценена и прокомментирована на всех уровнях – очевидно приложил не только руку, но и голову. Само провозглашение прошло успешно и мирно, получилось резонансным и благожелательным. Полагаю, что все это, с учетом также юридических факторов, привело к решению назвать дату этого события Днем Республики.
Резюмируя историю, скажу, что никакими милостями или регалиями, кроме приснопамятной 3-дневной командировки в Белокаменную, покладистый толмач Посольского приказа за свою «неплохую» идею осыпан не был, и по истечении пары месяцев наивного ожидания перемен в судьбе, решил взять оную в собственные руки. То есть, покинул уютный, но бесперспективный закуток в министерстве иностранных дел на улице Мира в пользу годичной языковой стажировки на родине Шарля де Голля, в городке на севере Франции.
***