В ночном саду гуляла полная луна. Тонкий зеленоватый диск опускался на старую скамейку между двумя раскидистыми шефлерами, катился за карликовые деревца клубничной гуавы, крался между тремя кокосовыми пальмами-сестрицами.
Пальмы перебирали тонкими острыми пальчиками листьев, шептались, хихикали, щекотали серебряный лик, пугливо озирались, озорничали с редко доступной гостъей, радуясь нежданной ночной забаве.
Хозяйка и долгожительница сада, старая древесная лягушка была одета в легкую серебряную шубку. Шубка смешно двигалась, мерцала диковинными чешуйками, создавая блистательную даму из грустной старой владелицы крошечных садовых болотц. Лягушка задумчиво смотрела на глупых быстрых сверчков и неторопливо поднимала тяжелые веки навстречу загадочной гостье.
Вертлявые кузнечики терялись, слепли от неожиданно яркого ночного света, метались в высокой траве и падали от изнеможения, высоко закидывая острые сухие коленца.
Бесстрастная ночная красавица лежала на траве, разливая светлый изумруд по склону поляны. Жизнь её травяных обитателей настораживалась и замирала. Ленивые гусеницы смотрели серебряные сны своей молодости, крохотные жучки качались на тонких стеблях осоки, думая о вечном; забывающие об огороде слизняки выходили на край грядки, решив не пропустить ни одного мгновения чуда.
Карликовая огородная грядка кивала дорогой гостье султанами одинокого кустика подорожника, душистыми метелками розмарина. Мелкий тайский базилик терял свою яркую дневную зелень и бледнел от волнения, отдавая ночи букет заморских запахов.
Только развесистое дерево манго жило своей независимой взрослой жизнью, не пуская лунную красоту под тяжелую сильную крону. Луна подбиралась к его густой тени, надеясь на скорую победу, и отступала, изумленная поражением.
С рассветом власть луны и вовсе слабела, серебро истончалось и таяло, бледная зелень опять набирала цвет, в саду начинался новый яркий день как победа над чарами ночного мира, холодящего все живое…