Дверь отворила мне … «тётя Клава». Все ее, под 60, годы, да еще проведенные за Окружной, были прописаны на ее одутловатом, в тяжелых складках, лице. Мутные глаза – тут я вспомнил, как 25 лет назад она ежедневно хлестала коньяк…Свалявшиеся кудельки ее полысевшей короткой прически… Одежда не скрывала, как должно быть - наоборот, щедро подчеркивала ее увядшие прелести. И клетчатая застиранная «ковбойка, незастегнутая на две верхних пуговички, штанишки «трико» с обязательными пузырями на коленках… И сама – сутулая, кособокая, исхудавшая почти до предела (где ее бывшие мощные формы – или это была не она?!)...
Профессорша радушно пригласила на кухню. Я достал из сумки бутылку коньяка и банку икры, которую получил прямо с конвейера от друга Жоруни, который сделал это своим бизнесом и брал меня добывать ее на Камчатку… Узнав, к кому я еду, он всучил мне пару банок бесплатно, как бы во искупление своих прежних грехов перед ней... да и передо мной!
Да, это была совсем не та, молодая профессорша из МГИМО, которую этот мой друг, профессиональный бабник, пытался четверть века назад втихаря отбить у меня, а я - у ее сожителя, в то время, как тот писал в нашем уютном пансионате докторскую диссертацию. Не та, которая дышала на меня коньячным перегаром в темном кинозале, где я, обмирая от вожделения, обследовал ее роскошные формы, лихорадочно путешествуя негнущимися пальцами по внутренней стороне ее бедер, перепрыгивая на умопомрачительную грудь, не помещавшуюся в ладонях. Которую, не в силах удержаться от соблазна, прихватывали на людях и мои молодые коллеги-метатели...
Которая засасывала меня в жадных поцелуях и во всех укромных уголках этого дома отдыха, и в подъездах городских домов, куда мы, как школьники,забегали зимними днями, потом...
Здесь она, глядя на мои припасы, заторопила: «Ко мне через час придут дипломники, я договорилась им помочь… позаниматься с ними»... По тому, как она в эту минуту взглянула на меня, я понял, что это был лишь предлог. И кто же договаривается в собственной квартире одновременно и работать над дипломом со студентами, и о встрече с любовником, (о другом у нас речи не было) которого она приглашает не после, а до?…
Мы пили понемножку коньяк, заедали его бутербродами со свежайшей икрой, но разговор не клеился. От ее игривых взглядов, или от коньяка, меня начинало понемногу мутить.
"Надо бежать… " - Но я же собирался использовать ее помощь для поступления в институт моей дочке, как когда-то соблазняла она меня… Но времена переменились. И теперь я её уже не только не хочу, как когда-то, но просто не понимаю, как смогу выдержать с ней весь этот год – дочка школу заканчивает на следующий!…
Размышления мои прервало ее агрессивное, неприкрытое движение. Она резво перебралась на стульчик рядом со мной и решительным рывком распахнула, обрывая пуговицы, свою ковбойку. ..
Я ожидал чего угодно, только не этого! Оттуда вывалились заранее подготовленные, без лифчиков и бюсгальтеров, ее (я хотел сказать) груди!.. Нет, я ждал, что, будут немного сдутые, но всё же как-то похожие на прежние дыньки-колхозницы… Не то, что я увидел, а хотя бы чуть объемное!…
Но это были – просто, один в один – две сардельки!... (или два, уже не знаю – черте что - каких-то полуприподнятых члена!)…
В висках стучало,(почему-то вспомнилось) как Брежнев пытался выговорить: «социалистические страны», а получалось у него – «сисиськи сраные!»...
Она, помогая себе руками, сунула (сразу обе!) мне в рот, отчего тут же на меня нашло озарение – как это делают минетчицы!...
Содрогаясь, я выплюнул изо рта содержимое – (две сардельки!) – и позорно бежал! Уже не думая, что она могла бы помочь поступить в МГИМО мою дочь!
Так окончательно прошла моя последняя любовь... Действительно, чудовищное расстояние от той молодой, сексуально могучей, брызжущей ядреным соком, Венеры, до этих… «сисисек сраных!!!