Осенняя кисть с утра была вeселой. Она набрыз- гала по небу голубым, добавила серой легкой паутины, бросила на фасады косой луч холод-
ного солнца и пошла гулять по паркам, аллеям, набережным, площадям и дворам, выплескивая где золото, где медь, а где свинец.
В Тюильри старые, умные пони терпеливо ждали шумных и непослушных наездников. Грустная карусель с поблекшими красками крутилась под вечную музыку французских шарма- нок.
В крохотной брассери под опавшими каштанами подавали шампанское. Бледно-зеленое фисташковое мороженое оп- лывало в тюльпанах розеток. Элегантный француз ворошил тростью увядающую медь осенней листвы.
Заезжий трубач пел о последней встрече уже остывшей, как поздняя осень, любви. Звук легко скользил меж голых де- ревьев, поднимался над садом и летел на простор площади Согласия, распластываясь меж фонтанов и собираясь вновь, чтобы выплеснуться на широкую променаду Елисейских полей.
Запив устрицы легким белым вином, осень принялась дори- совывать ноябрьский день отяжелевшей от трапезы кистью.
Тускнел некогда золотистый утренний луч, элегантные фа- сады Парижа поплыли в голубой дымке надвигающихся су- мерек, над Сеной собирался мучнистный туман, пока еще низкий и редкий, но уже готовый слизать с набережных фи- гурки потерявшихся влюбленных.
На Капуцинах зажглись розовые фонари. В Мадлен настраи- вали орган, веселые лица девушек-ангелов, кружившихся на месте алтаря, приветливо улыбались миру, неся покой и веру заблудшим.
Привратник Пер-Лашез закрывал кованые ворота. На над- гробии Эдит Пиаф отдавал последнюю свежесть тяжелый букет желтых роз. Затянутый в белый крахмал передника официант не спеша зажигал свечи на столиках близлежа- щего ресторана, помнящего скорбь траурных процессий...
Кисть устало нанесла на небо темную синеву и зажгла звезду.
В «Мулен Руж» начинался первый канкан. В дешевом ресто- ранчике напротив хрипела труба, не попадая в унисон с рас- строенным роялем. К утке подали терпкое бордо.
В густом ванильном соусе плыл взбитый белок диковинного десерта. На примыкающих улицах красные фонари вечной любви звали любителей притворной ласки.
В Сaкре–Кер спали патриотическим сном бестрепетные сердца французских гвардейцев, веривших в неувядаемую славу Франции.
С вершины церковного холма был виден мерцающий огнями Париж, трепетный и манящий...