Страх внедрения. Глава 16

Наталья Менщикова
НАТАЛЬЯ МЕНЩИКОВА. СТРАХ ВНЕДРЕНИЯ

Глава 16

В кабачке при литературном клубе собралась шумная компания. Уже мало, кто что-нибудь понимал, но разговоры, как это водится в подобной обстановке, не стихали.
Остависты ни в чем не отставали от людей.
- Ну и слова ты сочинил! Фигню зеленую! – рыкала красномордая громоздких форм госпожа, самая известная авторша крутых боевиков.
Ее усатый рот ощетинился и невольно возникала мысль, что авторы боевиков имеют вовсе не божественное происхождение, а если и божественное, то как же должен был выглядеть  по их  представлениям бог?
- Фигню не фигню, а миллиарды монетизированных просмотров в соцсетях! А как монетизируется! В стародавние времена и представить себе этого было невозможно! – высокомерно отвечал ей элегантный господин, поправляя наманикюренными пальчиками галстук-бабочку, вытягивая как гусак шею.
Последний из беседовавших только что вошел в кабачок, оставив свой суперсовременный оливковый цветомобиль, говорят, способный развивать скорость, равную скорости света. Он был одним из самых преуспевающих завсегдатаев клуба зелёного типа поведения, потому что вовремя успел найти для себя нишу в этом материальнейшем из миров. Всегда появляются клиенты, кому надо сочинить куплеты на свадьбу, юбилей, стишата на новоселье, даже эпитафию, хотя современные роботы прекрасно с этим справлялись, - всегда найдутся любители ручных производств. Этим он и занимался сначала в свободное от работы время, а потом сделал сие занятие основным. Для этого он и пришел в кабачок, чтобы еще больше позеленеть, чему обычно хорошо способствовала густо-зеленая амброзия, подаваемая ему здесь по спецзаказу.
- Но это не поэзия! – горько прихлебывая из реторты свежеприготовленный бульон, тихо, почти шепотом воскликнул навечно отчаявшийся господин в жалких лохмотьях. – Это суррогат. И даже не поэтический, извольте заметить, суррогат.
- Позвольте, а что вы называете поэзией? – взглянув на свое отображение в зеркальной стене, равнодушно спросил господин, продолжая гнуть свою зеленую линию, важничать, с одной стороны, и самоутверждаться, с другой, потому что это две стороны одной и той же зеленой медали.
- Душа должна быть вложена в поэзию. Душа, - замогильным голосом твердил господин в лохмотьях, обращая взор свой к небу.
 - Вот вы захотите мочиться. Вы что, о душе будете в этот момент беспокоиться?! – прогремела красномордая госпожа, не выпуская изо рта дешевую сигарету. - Вы со всех ног побежите искать сортир!
Дама внушительно шлепнула об стол свою пузатую колбу, из которой в разные стороны выплеснулось красное содержимое подозрительно-грязного оттенка.
- Правильно. Еще классики марксизма утверждали, что сначала требуется удовлетворить первичные потребности человека. Материальные. Потребности в пище, в еде. И только потом человек будет задумываться о потребностях духовных. Если в этом вообще есть резон, - теперь уже поддерживал красномордую госпожу зеленый, вытирая со лба багряные следы красного зелья. – Вспомните Бабу Ягу, которая должна была сначала напоить, накормить добра молодца, спать уложить, колыбельную спеть, а потом сексуально домогаться.
- Насчет колыбельной: Вы снова под свои заказы работаете! А насчет её сексуальности согласен, бабки ёжки нынче в тренде. Ведь они крутые. Иначе почему им иванушки нравится? Брали бы себе в любовники Кощея Бессмертного, на вселенскую пенсию сейчас не проживешь! - распылял красные брызги писатель-сценарист боевиков, специалист по сексуальным сценам.
На это господин в лохмотьях, поведения исключительно синего, неудовлетворенный собой и даже от себя отказавшийся, отодвинув реторту, совсем беззвучно произнес:
- Да, но пища, одежда, секс  – это ведь не поэзия, господа... Ах, что вы можете знать о душе... – после чего закрыл лицо ладонями и переместил свою душу в неизвестном никому направлении.
Однако за стенами Клуба каждый знал, что это современный классик и пишет нетленку в духе постмодернизма энной степени, пронизанную неизбывной печалью и описанием страшностей, присущих любому не так давно почившему общественному строю и вообще всему сущему.
Сейчас он сделался вовсе отдельным, потому что принял изрядную дозу синего напитка.
В это время дверь кабачка приоткрылась, кто-то уж совсем витающий в облаках впорхнул и, не до конца приземлившись, полупролетел мимо столиков легкой походочкой. Это был обитатель Храма, который четырежды выстоял разные волны кризисов, банковских крушений, разного рода санкций с разноцветных сторон и несмотря на то, что пришлось четырежды поменять цвет своего поведения, оставался мечтателем и наивным искателем, фанатично верившим в Сверхидею, как никто другой. Свои цветоутверждающие идеи вновь прибывший завсегдатай клуба воплощал в текстах, посвященных актуальным проблемам общества за бортом клуба и внутри него, а также в статьях по истории, культуре и религии.
- Не о том вы все говорите. Бог на месте. Коктейля вкушу, - процветоутверждал он и заказал пробирку солнечного напитка для подкрепления своего желтого поведения.
Он облюбовал столик ближе к свету.
 Недалеко от желтого господина в центре внимания расположился всем известный, в том числе и ему самому, классик-эстет. Оттенки зеленых текстов и его самого все время менялись, в зависимости от потребительского спроса. Если поэт выглядел обывателем, потому, что имел чисто зеленый тип поведения и творчества, слыл консерватором, то классик-эстет добивался не самоутверждения, а возбуждения извне. Любая встреча могла подвигнуть его к творчеству, по этой причине он был завсегдатаем кабака, правда, наблюдал все с высоты своего пупка и становился в это время изжелто-зеленым, напоминающим цвет майской зелени.
Когда его настроение менялось на коричнево-зеленое, он искал возбуждения посредством наслаждений, что великолепным образом удовлетворял тут же, в кабаке. Любимейшим его занятием служило конструирование выпендрежей и фейков.  Для последнего выпендрежа он заказал блюдо из ананасов в  доморощенном соусе своего ночного горшка, чтобы затем выплеснуть все это на благодарного потребителя. И не ошибся. Этот проект всем пришелся по вкусу и вылился в бестселлер.
Зеленый цвет классика-эстета менял оттенки в какие-то секунды, так же быстро менялась его самооценка и саморегуляция, которые неизбежно сопровождали зеленую расцветку. Вегетативная нервная система и органы потребителей текстов классика-эстета активно отвечали на любую потугу массового кумира, все окрашивая в сине-зеленый.
Творческое расслабление классика привносило в массы коричнево-зеленый оттенок, застойное возбуждение обеспечивало чисто-зеленый колер, а снятое (бывшее в употреблении) возбуждение  - желто-зеленый. Если какое-то состояние фиксировалось потребителем длительно, то потребитель перенапрягал себя физически и, как только наступало истощение, начинал отвергать надоевший оттенок. Именно это диктовало быстроту реакции классика-эстета, которой все сидящие в кабаке дружно завидовали.
Вот и теперь классик-эстет пришел получить цветовую подпитку. Он вальяжно развалился в кресле, потягивая трубку и смакуя очередную порцию коктейля из клубнички с взбитыми изрыганиями. С целью максимального удовлетворения своего потребителя им выписана была сорока, принесшая на хвосте свежие новости с рынка. Он угостил ее своим коктейлем, она села ему на плечо и принялась без умолку трещать, украшая его зеленое плечо продуктами распада литературного нектара.
Меню и блюда специально разрабатывались лабораторией, которая находилась прямо за стеной кабака.
У каждого автора имелись свои и только свои потребители, близкие ему по цветовой доминанте. Чтобы цветовые свойства определенного типа удержать, в лаборатории придумали рецепты цветных коктейлей разной степени насыщенности, разных оттенков, с разным букетом. Это питье производили с помощью эфирных генов, взятых у каждого автора. Требовался всего-то крохотный кусочек эфирной ткани. Ткань выращивали в пробирке до более плотного вещества, похожего на человеческий белок. Эфирная сгущенка, индивидуальная для каждого остависта, подавалась в институтском кабаке либо в виде отдельного напитка, либо подмешанная в какое-нибудь блюдо.  Кому подносили сгущенку в пробирочке, а кому требовались лошадиные дозы, не разбавленные никаким другим продуктом. Часто случались передозировки. Но они были не так страшны, как если бы местным обитателям давали земной белок. Последний абсолютно не расщеплялся и отравлял эфирное тело духа, отчего храмовый обитатель превращался в уходиста, да и там плохо приживался, болтаясь между небом и землей.
Некоторым хотелось бы совсем помереть, да нельзя, потому что и остависты, и уходисты были бессмертны испокон веков.
- Велми божественно, - облизывая губы утонченным языком, произнес классик-эстет, отхлебывая очередной глоток клубничного коктейля. – Я созреваю на глазах. Спасибо нашей чудной Розе.
- Гарр!!! – подтвердила его хвалебные слова сорока, исподтишка поцарапывая его по плечу, как лучший друг, и завертела хвостом.
- Я всегда одобрял ее проекты, - закуривая сигару размеренно важно произнес поэт зелёного типа.
- Надоело самоедство! Хоть бы синего, что ли, дали хлебнуть! Авось душа проснется! – проворчала сочинительница боевиков. – Уже все ресурсы на исходе. Свежей крови хочется! А наша Роза не чешется! Пора уж ее на гербарий пустить!  Роза, мимоза, лилия, мак, василек, тюльпан, фиалка!..
- Цвет – материал текстов Будущего! – твердил желтый автор статей, подставляя свой напиток свету нынешнего дня; в полумраке кабака напиток быстро ржавел и дурно пах.
В самом темном углу сидела таинственная незнакомка в черной шляпе. Ее шея была окутана газом шарфа, а лицо закрыто вуалью. Она тихо потягивала из высокого темного фужера напиток таинственного цвета, были слухи, что последнее её сочинение, виртуально-психологическая фантасмагория, не была замечена массовым читателем и она писала свои философские чудо-романы для высоколобых читателей в стол, хотя в столе теперь мало что спрячешь от народившихся и уже расплодившихся по всей Вселенной хакеров.
И только на Ангельской Планете "стол" вырос до символа. До Круглого Стола.
Синий классик продолжал распадаться в углу на мельчайшие и уже невидимые окружающим частицы, неудобочитаемые в мире потребителя. Вызванная на место эксперимента Роза прогнозировала период полураспада – вечность. Так, говорят, было задумано какими-то враждебными силами. Впрочем, возможно, причиной её предчувствий был сон.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Полный текст романа читайте в книге:

ISBN 978-5-4477-3617-0; УДК 82-8; ББК 84 (2 Рос=Рус); М50. Менщикова Н.В. Страх внедрения: аллегорический детектив. - М.: Издательство РСП, 2022. - 180 с.

Винтажное фото парижского кафе взято из интернета.