Нью-Йорк
Но главную задачу никто не отменял. Большой контракт на поставку компьютеров надо было выполнить. А если и не выполнить, то хотя бы вернуть деньги. И выплатить штрафные санкции. А они были очень велики. Практически надо было вернуть денег в рублях в два раза больше, чем мы получили предоплату. А взять их было негде. Я каждый день утром звонил Коле и спрашивал, удалось ли ему конвертировать рубли в доллары и каждый день слышал примерно одно и то же: - курс растет и по текущему курсу мы уже не можем купить валюту. Нам просто не вытянуть контракт. Кредиторы уже начинали одолевать звонками. Время поставки прошло. У них стали закрадываться подозрения. А курс доллара к рублю тем временем давно перевалил за двадцать.
В Манхэттен мы с Верой ездили из Бруклина на метро - там просто негде было оставлять машину. К тому же на сабвэе получалось добраться быстрее. Мы приезжали в офис к девяти утра каждый день, хотя нас никто не принуждал к такой педантичности. Одеты мы оба были «с иголочки». Верочка за этим строго следила и вообще занималась моим образованием в области бизнес-этикета. Однажды я торопился на работу и забыл надеть брючный ремень. Ничего, - подумал я — под пиджаком никто не заметит.
- Да ты что! - возмутилась Вера - Мужчина может прийти в офис в ремне и без брюк, но не наоборот!
Что делать? Пришлось идти срочно покупать ремень — хорошо что магазины на каждом шагу.
Дни проходили за днями. Давали рекламные объявления в несколько строк в Нью-Йорк Таймс. Сидели на телефоне. Отрывали на факсе термобумагу с коммерческими предложениями. Ездили на переговоры сами и встречали посетителей у себя в офисе. Благо, Майкл Московиц разрешал нам пользоваться его роскошной переговорной комнатой. Приедет, бывало, какой-нибудь самодовольный тип в сланцах на босу ногу. Жирное пузо не помещается под футболку и торчит из под нее мохнатыми рыжими волосами.
- Ну, как он тебе? - спрашивает меня Вера после отъезда гостя.
- Да бомж бомжом! – отвечаю - И чего он пальцы гнет?
- А ничего, что на нем футболка за пятьсот баксов? А ремешок ты видел какой у него?
- Нет, - говорю - не обратил на это внимания.
Мало что российская промышленность могла тогда предложить американскому рынку интересного. Охотно покупали у нас сырье, да лом черных и цветных металлов. Но не за этим же офис штатах открывать? Я попробовал продавать ножницы. Привез прекрасные образцы. Приятно в руки взять.
В магазине на Бродвее такие стоили по четыре доллара. А у нас по три рубля их можно было купить. Вот бы продать их хотя бы по долларишке - думал я. На мой прямой вопрос хозяину магазина, за сколько он у меня их купит тот ответил, что по одному доллару возьмет с удовольствием. Но не более пяти штук в месяц. Когда я отправился к тому, у кого он покупает свой товар то выяснилось, что мелкий оптовик готов у меня брать аж по сто штук разом, но по цене в двадцать центов. Так за какую же цену я должен тогда продать партию в сто тысяч штук?
Однажды к нам на переговоры приехали два южноафриканских бизнесмена. Я разложил на столе перед ними брошюры ковровского экскаваторного завода. Для меня их чувство юмора было несколько непривычным. Они шутили всегда. Юмор их был настолько плотно вплетен в ткань серьёзного разговора, что невозможно было понять, где точно проходит граница между одним и другим.
- Какая производительность вот у этого экскаватора? - спрашивает меня загорелый рыжеволосый бур по имени Джон.
- Пол куба объем ковша – отвечаю.
Он посмотрел на своего такого же бронзового от солнца и светловолосого земляка и пояснил ему: - Два зулуса. Тот согласно кивнул.
- А какая производительность вот у этого? - спросил на этот раз его коллега.
- Объем ковша - два кубических метра.
- Восемь зулусов - сказал Джон. Оба согласно покивали, глядя друг на друга.
В Америке всё ни как у людей. Перед выходом на улицу спрашиваешь:
- Как там сегодня погода?
А тебе отвечают:
- О! Сегодня шестьдесят!
- Ого! - с умным видом подхватываешь ты.
А сам думаешь: - сколько это в "наших": - то ли дубак, то ли жара?
На заправках топливо - в галлонах. В магазине продукты на вес - в фунтах. Говорят, что у них лампочки вкручивают против часовой стрелки. Впрочем, я это не проверял. Но то, что резьба у них "намотана" по-другому - это факт. Унитазы смывают не так как у нас. Окна в квартирах поднимаются вверх, а не распахиваются вовнутрь. Про время на часах тебе никогда не скажут "четырнадцать тридцать", а только "два тридцать". В квартире и на улице ходят всегда в одной и той же обуви.
Когда Вера была "свежеиспечённой" эмигранткой, она работала помощницей специалиста по продажам в крупной фирме по оптовой торговле текстилем. Тогда она была очень миниатюрной и ужасно миловидной. Точнее будет сказать - прекрасно миловидной, чтобы избежать когнитивного диссонанса.
Хозяин фирмы сильно отругал её за какую-то оплошность и она расплакалась горько и безутешно как ребёнок. А ведь ей было уже за двадцать. Это так умилило её босса, что он пожалел её и сказал:
- Верочка, ты так похожа на маленькую девочку, что кажется будто тебе сейчас очень нужен плюшевый мишка и соска!
Сказать, что у Веры Эйзерович всегда был очень острый язык, значит сказать маленькую толику правды. Он у неё был не просто как бритва. Для того чтобы отбрить кого-то ему зачастую даже не требовалась помощь ума. Он обладал собственным чувством юмора. Вот и сейчас она ответила начальнику:
- Да, я бы не отказалась сейчас от мишки в шесть футов и от соски в восемь дюймов…
Весь офис хохотал над этой фразой до конца рабочего дня. А я, когда мне рассказали эту историю, думал примерно с минуту прежде, чем рассмеяться. Такой уж у меня с Америкой когнитивный диссонанс.
Ещё одна особенность американцев это то, что они всегда мило улыбаются первым встречным и с удовольствием начинают общение безо всякого повода. Например, если вы едете в лифте с незнакомцем и ваше совместное времяпровождение ограничено каким-нибудь десятком секунд, попутчик вас обязательно спросит: "Здравствуйте! Как ваши дела сегодня?" Даже понимая, что ничего более подробного , чем: - "О! Прекрасно! А как у вас?" - он от вас услышать не успеет, он всё равно задает этот вопрос. Если же вы стоите на остановке и у вас в запасе есть несколько минут, то может завязаться и более длинный, но столь же доброжелательный диалог. Такая видимая теплота подкупает, но всё же обманывать она не должна. Она фальшива насквозь. Проистекает она из чувства самосохранения. И двести и сто лет назад в Америке каждый мог убить каждого просто так - на всякий случай: "Дай-ка я его убью. А то вдруг он меня прикончит первым?" Вот и выработалась привычка с первого мгновения чётко обозначить: "Я не сделаю тебе ничего плохого. И ты не убивай меня, пожалуйста."
И вот настало утро того памятного августовского дня. Мы с Верой встретились на перекрестке. Там , где встречались каждый будний день и пошли в сторону метро. Я остановился у киоска, где каждый день я покупал свежую прессу. Я брал всегда три или четыре газеты. Иногда они весили по килограмму и даже больше в пересчете на макулатуру.
В этот же раз меня словно ударило током как только я увидел первую полосу Нью-Йорк Таймс. «Горбачев смещен» - такой был заголовок. И написан он был огромными буквами. Газет я купил в этот раз больше, чем обычно. Все печатные средства массовой информации Америки писали в тот день только об этом. Но узнать что-либо внятное все равно было нельзя. Никто не знал ничего. Переворот в СССР. Все.
Самолеты не летают. Телефонной связи нет. Советское телевидение и радио работает в режиме «культур-мультур». На следующий день ясности прибавилось немного. Мы не могли думать о работе. Целыми днями смотрели взятые в прокат кассеты с фильмами «Калина красная» и «Джентльмены удачи» и пили водку «Смирнофф» с синей этикеткой. А уже на третий день - радостный Ельцин на первых полосах всех газет. Путч провалился. Всеобщее ликование. Восстановилась связь. А вскоре и полетели самолеты.
Еще по телефону я узнал, что «мои» принимали активное участие в тех событиях и весь имеющийся парк копировальной техники, приготовленной для продажи был задействован для печати листовок.
Но, прилетев в Ленинград в первых числах октября, я обнаружил наш офис пустым. Коля Лялин уехал в Москву, забрав с собой всех сотрудников, включая водителя и бухгалтера. Он арендовал в гостинице «Ленинград» огромный двухэтажный номер и устроил там многодневное празднование победы демократии над тоталитаризмом. Его версия переезда заключалась в том, что именно в Москве ему кто-то обещал провести конвертацию рублей в доллары по замечательно выгодному курсу. Но мне было ясно, что он просто скрывается от кредиторов, которым говорить больше было нечего, ибо все многократно перенесенные сроки уже давно прошли.
Я с радостью присоединился к компании друзей по которым очень соскучился и за которых так переживал. Никогда не забуду, что как только я присоединился к застолью, музыка вдруг прервалась и диктор по телевизору объявил, что только что в Ленинграде на концерте во дворце спорта Юбилейный убили Игоря Талькова. Я впервые услышал тогда имя этого человека. Но с тех пор его песни стали для меня одними из самых любимых.
Следующим моим шагом была поездка в Таллин. Эстония была тогда частью СССР. Никаких формальных границ между нами не существовало. Просто садишься в поезд на Балтийском вокзале. Обычный совдеповский поезд. И выходишь в семь утра в советском городе Таллин. Осень. Прохладно. В 7 утра еще темно. В Таллине тогда работала единственная в стране валютная биржа. Точнее – нет. Биржи-то никакой и не было. Просто раз неделю по субботам проводились очные открытые торги. Аукцион, на котором покупалась и продавалась вся валюта, которую удавалось наскрести за неделю по всей нашей необъятной Родине. Его проводил лично молодой и энергичный министр финансов Эстонской ССР. В здание минфина пускать начинали только в девять. А в восемь открывалась какая-то забегаловка на площади. В ней можно было посидеть выпить кофе и погреться.
В тот день курс взлетел невероятно, побив все исторические рекорды. Но я не сомневался ни минуты и купил доллары на всю сумму, которая была в моем распоряжении. В итоге каждый доллар обошелся нам в сто двенадцать рублей. Сказать, что Коля был огорчен и расстроен это значит не сказать ничего. Ведь с этого момента стало ясно, что выполнить наш контракт в полной мере шансов у нас нет никаких.
И вот ровно через неделю мы снова едем в Таллин. На этот раз я поехал не один. С Владом — другом и партнёром. Только сейчас мы ехали продавать валюту. А курс продолжил свой взрывной рост. На цифре двести ведущий снял пиджак и повесил его на спинку стула. На цифре триста он снял галстук и расстегнул воротник своей белоснежной рубашки. История творилась на наших глазах. Мы были единственными продавцами валюты. Мы продали всю сумму по курсу триста двадцать рублей за доллар. И для меня важным в тот момент было только одно: мы вернём все деньги по не исполненному договору и выплатим все штрафы. Полностью. Пусть даже ничего не заработав на этой сделке. Да, мы не поставили товар, который обязались поставить. Но мы выполнили все остальные условия нашего контракта.