Новелла первая
Арсений и Седа-джан
Сотрудник частного детективного агентства
«MegaPoisk» Арсений Забродский вышел из дому
за час до начала работы. Середина июня. Лето
только вошло во вкус. Зелёные купы деревьев,
разноцветье газонов, ещё щадящее солнце на почти безоблачном небе — всё располагало к неторопливому променаду к небольшому строению, что
находилось на главной улице курортного городка.
К тому же вчерашний день неожиданно оставил
Арсений без привычного средства передвижения:
его «железный иноходец» — Лада-Веста — захандрил и был отправлен на недельный ремонт.
Домик, который ему достался от родителей,
находился в частном секторе, что располагался
вблизи железнодорожного вокзала Пятигорска.
Фасад этого домовладения своими окнами и парадной дверью выходил на улицу Курганную,
правда, переименованную в семидесятые годы
прошлого века в улицу Комарова в честь трагической фигуры в истории советской космонавтики.
Здесь прошли годы детства и юности Забродского.
Здание школы №9, в которой он учился, было напротив через дорогу. А курган под названием Гора
Пост, начинающийся почти за оградой его приусадебного участка, был любимым местом для ре-
6
бячьих забав в любое время года. Да и теперь он
иногда любил под вечер отдыхать на знакомом
склоне, полулёжа на травяном покрове, созерцая
далёкую панораму отрогов Большого Кавказского
хребта, а иногда, в хорошую погоду, любуясь двугорбым силуэтом снежного Эльбруса.
Позавтракав и выйдя сегодня утром в сад, он с
удивлением заметил, что плоды на старой черешне налились и пожелтели, а некоторые даже несколько зарумянились. Сорвал несколько ягод, попробовал и досадливо скривился: ещё кисловаты.
Но через пяток дней надо будет снимать урожай и
приступить в варке варенья. Оставшись один на
хозяйстве, он свято следовал заведённой ещё его
бабушкой и матерью традиции: за лето должно
быть сварено три варенья: черешневое, вишнёвое
и черносливовое. А если будет урожай, то купить
у соседей два ведра абрикосов с той же целью.
Но тут эти его размышления прервал басовитый бой колоколов близ находящегося собора Архангела Михаила, напомнившего ему, что времени
на неторопливую утреннюю прогулку перед началом рабочего дня может быть, если он будет предаваться праздным размышлениям под сенью садовых деревьев. И в таком случае ему придётся
совершить стремительный марш-бросок через
привокзальную площадь и далее по проспекту Кирова мимо трамвайного депо и ограды одиннадцатой школы. А затем на следующем углу остано-
7
виться у приземистого одноэтажного строения, перевести дух и, надсадно дыша, взлететь по каменным плитам невысокого крыльца, протянуть руку
к дверному звонку, почти не замечая таблички
«Детективное агентство Забродского», что висела
у большого окна, наполовину укрытого раскидистыми вьющимися космами дикого винограда.
Идучи по привычному маршруту от дома до
агентства, он редко замечал, что происходит вокруг, предаваясь каким-то неотложным мыслям.
Но в этот раз его никак не отпускало сновидение,
что посетило его сегодня незадолго до утреннего
пробуждения. В нём ему повстречался пожилой
человек, который выгуливал курицу на длинном
поводке. Он шёл с ней по какой-то просёлочной
дороге, увещевая свою спутницу идти рядом и не
торопиться, понуждая его ускорять шаг: «Серафима, веди себя разумно. Умерь свою прыть и обрати
своё внимание, как чудно всё вокруг: и это широкое поле с одной стороны, и зелень луга с другой,
и кусты боярышника — красота и только. А ты заполошно куда-то меня тянешь. Угомонись и предайся неторопливому созерцанию». Когда Арсений поравнялся с этой парочкой, а он шёл им навстречу, то Серафима тут же подбежала к нему и
начала разглядывать его, забавно повернув голову,
чтобы смотреть одним глазом. Арсений опустился
на одно колено: ему почему-то захотелось погладить любопытствующую незнакомку. Но та от-
8
странилась, сделала шаг назад и замерла, пристально вглядываясь в незнакомца правым глазом.
И тут Забродский с удивлением заметил, что глаз
курицы стал увеличиваться. Он рос всё больше и
больше. При этом какая-то сила начала его притягивать к этому куриному зраку. Пока Арсений не
почувствовал, что он поглощается этим оранжевокрасным маревом. Ещё миг, и на просёлочной дороге эти двое продолжат свой путь, а он, сыщик
частного агентства, исчезнет. И тут Арсений проснулся от собственного жалобного вскрика. Тщетно пытаясь понять, к чему ему было явлено такое
наваждение, он, так и не получив ожидаемого удовольствия от утреннего моциона, дошёл до места
своей сыскарской службы и вошёл в здание, предварительно открыв дверь ключом. Чем несколько
удивил пожилую армянскую женщину, что стояла
в дверях приёмной. Сухопарая, с копной иссиня
чёрных волос на голове, со смуглым морщинистым лицом, на котором привлекали внимание
агатовые глаза и разлётистые густые седые брови
над ними. Рядом с ней стоял крупный лабрадор
шоколадного окраса, которого она удерживала за
ошейник.
— Я что ли забыла закрыть дверь, вернувшись
после утренней прогулки с Трастом?
— С добрым утром, Седа-джан
1
. Не беспокойся. Дверь была на замке. Просто я решил тебя не
1 Джан — с армянского — милый, дорогой.
9
беспокоить. Ещё набегаешься за день, откликаясь
на дверные звонки визитеров.
— Да уж какие там визитёры. За последнюю
неделю их было только трое. Боюсь, Сеня, если
так пойдут и дальше наши дела, придётся нам
жить на мою пенсию. А на неё, как ты знаешь,
особо не разгуляешься.
— Ничего, ангел мой, сдюжим. У меня ещё есть
подкожный жир от прошлых дел и свершений.
— Тоже мне, нашёл ангела. Пойдём Трастик от
него подальше, покамест он тебя, собачья душа, не
назвал ласточкой. Я там вчера, ввечеру, спасаясь
от безделья, испекла пахлаву. Попотчевайся ею,
глядишь и время скоротаешь в ожидании нового
дела.
Сказав это, она скрылась в своей комнате, в
очередной раз удивив Забродского своей статью и
выправкой. «Прямо как балерина, уходящая со
сцены после выходов на поклоны!» — подумалось
ему.
Иронично он Седу и её воспитанника Траста
иногда называл «моё движимое имущество». В поисках помещения под свой деловой офис, Арсений
предпочёл этот особняк всем остальным вариантам по ряду соображений. Выбор был обусловлен
и тем, что к местоположению особняка было удобно добираться клиентам — трамвайные остановки
были как раз напротив здания, а городской железнодорожный вокзал находился в шаговой доступ-
10
ности, и тем, что это было достаточно тихое место, несмотря своё расположение на главной улице этого известного курорта, и тем, что сам особняк имел достаточно примечательную историческую ретроспективу. Построенный в 1879 году, он
был заметным центром культурной жизни города,
так перед Первой мировой войной в нём обосновался филиал колонии Красного Креста.
Не мало важным обстоятельством был и тот
факт, что семья, продававшая это строение, уезжая
на постоянное место жительство Израиль, по договорённости с покупателем оставляла почти что за
бесценок всю мебель, внутреннее убранство и всякий домашний скарб.
Более того при особняке был небольшой дворик с уютной беседкой и цветочной клумбой под
несколькими фруктовыми деревьями в соседстве с
могучим кустом белой сирени.
Но было одно но. В доме квартировала пожилая
женщина с очаровательным псом. Хозяева её приютили несколько лет тому назад до продажи дома.
Седу Егиазуровну, беженку из нагорно-карабахского села Талыш, какие-то её знакомые познакомили с обитателями этого особняка, а те, потрясённые драматическими обстоятельствами постигших её утрат — в событиях ноября 2014 года в результате артиллерийского обстрела она потеряла
всю свою семью и родительский дом - предоставили ей кров, окружив теплом и вниманием. Через
11
некоторое время, не найдя возможности работать
по специальности в качестве преподавателя английского языка, она трудоустроилась воспитателем группы продлённого дня в школе, что была
буквально через дорогу от нею обретённого в чужом городе места проживания. Ко времени продажи домовладения она получила возможность выйти на пенсию по выслуге лет, чем охотно воспользовалась, полностью отдавшись заботам о жильцах и ведению нехитрого домохозяйства. Переезд
домочадцев, ставших её весьма близкими, она восприняла как катастрофу, которая ещё более усугублялась тем, что Седа, по сути дела, в одночасье
вновь лишилась крова. За время проживания в
приютившем её городе она так не обрела полезных знакомств. И в сложившиеся обстоятельствах
ей не приходилось рассчитывать на чью-либо помощь. Неизвестно, чем всё это обернулось, если
бы в последний момент глава семейства, проживавшего в этом доме, вдруг не осознал, в какие затруднения они ввергли милейшую Седочку. И тогда он фактически предъявил Забродскому ультиматум: дом продаётся с условием предоставления
Седе права на проживание в нём в качестве квартиросъёмщицы, или будет искаться другой покупатель, который примет данное требование. Забродский ничтоже сумняшеся тут же предложил
Седе место секретаря и делопроизводителя с правом проживания в здании сыскного агентства, а
12
пёс Траст был назначен на должность круглосуточного охранника с постоем и пропитанием в качестве вознаграждения за неустанный труд. В последующий годы совместного проживания и работы Арсений ни разу не пожалел об этом принятом
им решении. Более того, в лице Седы он обрёл ту,
которая в добавок к своим обязанностям, что она
исполняла с истовой старательностью и надлежащей пунктуальностью, вкупе обрёл и домоправительницу, настойчиво заботившуюся об его уюте
по месту работы, взяв к тому же на себя все бытовые заботы и хлопоты. Так что он не не мог понять, где ему комфортнее — у себя на Курганной,
то бишь космонавта Комарова, или здесь, в старинном особняке на Кирова. Правда, он время от
времени в своих частных разговорах возвращал
этой улице одно из её давних именований, и тогда
она становилась у него то Царской, то Романовской, то проспектом Свободы, то Советским.
Проспект имени Кирова. Пятигорск
13
Что касается Траста, то лабрадор относился к
нему весьма сдержанно, хотя изредка из милости
соглашался совершать длительные прогулки по
окрестностям или разделять с ним время отдохновения в беседке, что находилась на приусадебном
дворике под купами дерев.
Расставшись с Седой, Арсений прошёл по небольшому коридору к двери, за которой находилась то ли приёмная для посетителей, то ли располагался рабочий кабинет. Но остановился перед
ней, так как заметил записку, прикреплённую
скотчем к правой створке на уровне его глаз. Прочёл: «Неплохо было бы, если Вы сегодня просмотрите почту. Ведь Вам было не досуг тратить на
неё Ваше время вот уже два дня».
— Экие политесы, — буркнул он, сняв листок с
двери и, положив его в карман, добавил затем с
ироничной усмешкой, — слушаюсь и повинуюсь
моя госпожа, вдохновительница моих достославных успехов.
После чего вошёл в просторное помещение.
Оно, это помещение, стоит отдельного разговора.
Первое, чем оно производило впечатление, это были её размеры. Такое жилое пространство когда-то
именовалось залой, то есть могло быть предназначено и для проведения собраний, и для различного
рода увеселений. Однако нынешняя её обстановка
мало соответствовала вышеупомянутым светским
затеям. Сквозь три окна, выходящих на главный
14
проспект города, щедро поступал утренний солнечный свет. Блики его затейливо мерцали в стёклах книжных шкафов, что располагались вдоль
двух боковых и противоположной окнам стен. Высокие, под потолок, массивные, мягкого, светло
малахитового окраса, они изумляли не только впечатляющим количеством книг, но и их специфическим подбором. Подавляющее большинство книг
были издано в конце девятнадцатого века и в первые десятилетия двадцатого до красного переворота семнадцатого года. Причина такого собрания
объясняется примечательным обстоятельством из
прошлой жизни Арсения. Чуть более десяти лет
тому назад он после окончания пединститута был
распределён на работу в Кизлярский район Дагестана. Таким образом он в качестве преподавателя
русской литературы тогда оказался в школе села
Тарумовка, что находилось недалеко от Кизляра.
Однажды баба Уля, хозяйка частного домовладения, где он снимал две комнаты, которые она ласково именовала горенками, посетовала на какие-то
странности в сельской библиотеке. А так как эта
сердобольная женщина всё принимала близко к
сердцу, то окружающий мир у неё был просто соткан из несправедливостей. Не в силах что-либо
изменить, она отводила душу, когда вечером она
усаживала его «вечерять». Дело было в том, что в
конце первой недели его проживания под её крышей она решительным образом попеняла его:
15
— Видимо ли дело, чтобы молодой мужик сидел на чаях и бутербродах. Да ещё при такой адовой работе в школе. Я было попыталась там работать техничкой. Так через три месяца уволилась. В
таком бедламе всё здоровье быстро потеряешь. А
тут у тебя уроки в две смены. И когда тебе, горемычному, готовить. Вот и кусочничаешь, что утром, что вечером. А то, что готовят в твоей школьной столовой, приличной едой не назовёшь. Так
что считаю, тебе надо столоваться у меня. Овощи
у меня свои, птица своя, хлеб свой, молочное своё,
вино своё. Разве что прикуплю сахар, макароны,
рис да конфеты к чаю. И недорого тебе это всё
обойдётся, не дороже твоих злосчастных перекусов, будь они неладны.
На том и порешили. И потекла у Арсения сытная жизнь, стараниями бабы Ульяны — обильная
и вкусная. Как-то, взирая на очередное вечернее
своё застолье, Арсений вдруг припомнил строки
Гавриила Державина, стихотворного гения, одного
из плеяды родоначальников русской поэзии:
Я озреваю стол — и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором.
Багряна ветчина, зелёны щи с желтком,
Румяно-жёлт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пёстрая — прекрасны!
Прекрасны потому, что взор манят мой, вкус;
16
Но не обилием иль чуждых стран приправой:
А что опрятно всё и представляет Русь,
Припас домашний, свежий, здравой.
Баба Уля, услышав эти пафосные строки, в ответ пробурчала:
— И где ты углядел раков и икру? И щуку зачем сюда приплёл с каким-то голубым пером? Ни
в жисть не видела голубых перьев. В наших краях
сроду не было птах такого окраса. Ты что-то зарапортовался, парень? Видать, притомили тебя твои
ученики, эти олухи небесные! А за слова, что моя
еда свежа и здрава, благодарствую. Да у меня другой не может быть: всё со своего огорода и подворья да из печи моей кормилицы — её ещё дед мой,
Захар Прохорович, поставил, царство ему небесное.
Но не только разносолами она потчевала своего
постояльца на ежедневных вечерях. Баба Уля за
столом обильно делилась с ним своими сомнениями, тревогами, опасениями. Арсений, угощаясь яствами, что выставляла хозяйка на стол, старался
не вникать в те обстоятельства, что одолевали разум пожилой женщины. Однако как-то, когда та
вновь стала обеспокоенно сетовать на какие-то нелады в местной библиотеке, неожиданно для себя
попросил её рассказать, что толком происходит в
этом объекте сельской культуры. В ответ баба Уля
пояснила, что собственно библиотека её мало вол-
17
нует. Всё дело в её внучатой племяннице Стасе,
которая после окончания какого-то училища стала
работать этим летом в библиотеке. Её мать, дальняя родственница Ульяны, на прошлой неделе пожаловалась при встрече на почте, куда она ходила
за пенсией, что дочка её очень беспокоит. Из дальнейшего разговора Ульяна узнала, чем собственно
огорчает эта юная библиотекарша свою мать. Оказалось, что последние дней десять это создание
стало возвращаться с работы почти в одиннадцать
вечера. Матери показалось это весьма странным.
И решив, что дочь её водит за нос, потребовала
объяснений, высказав при этом своё понимание
происходящего: мол, если дочь закрутила роман,
то об этом лучше матери сказать без всяких обиняков и не придумывать такую несуразицу, мол
работает в библиотеке чуть ли не до полуночи. Та
в ответ, вспылив, заявила, что никакого романа у
неё нет и не предвидится, а если так зараз требуется объяснение, то пусть мать идёт к заведующей
библиотеки. Пусть та сама расскажет, почему вот
уже более недели неволит своих сотрудниц работой во внерабочее время. Признав, что была не
права в своём подозрении, мать всё же попросила
дочь непременно рассказать, чем она там занимается в этой клятой библиотеке. Если что неправедное, то завтра же пойдёт в сельсовет и найдёт
управу на эту самодеятельность. На что дочь сказала, что никуда не надо ходить. И заведующая не
18
виновата. Просто приезжала комиссия с проверкой библиотечного фонда. И обнаружив большое
количество книг ещё дореволюционных времён,
потребовала немедленно составить на них всех реестр на списание. Велела также списанные книги
сдать в пункт приёма макулатуры в районном центре по акту и доложить об исполнении в трёхнедельный срок. В рабочее время работа шла медленно: читатели постоянно отвлекали. В сроки не
укладывались, и было решено напрячься в нерабочее время. При этом заведующая посулила хорошую премию по окончанию работ.
Надо сказать, что Арсений тогда особо не удивился факту наличия в книжном фонде этой сельской библиотеке дагестанского села значительного количества книг, изданных ещё в царской России.
Такая его реакция объяснялась тем, что, чуть
освоившись в школе, он стал изучать своё новое
место пребывания. Так ему стало известно, почему село имеет такое название.
Его ему дал коллежский советник, асессор
1
,
дворянин Андрей Тарумов. Он в этих местах доблестно исполнял государеву службу: служил директором Кизлярской пограничной конторы, а затем прокурором города Астрахань. И в награду за
1 Асессор — в Российской империи — должность, соответствующая 8 классу в Табели о рангах; должность в госучреждениях XVIII века.
19
усердие и надёжность на этих постах ему правительством было выделено 14667 десятин под поселение крестьян. В силу чего 1786 году Андрей Тарумов основал поселение, дав ему своё фамильное
имя.
Прогуливаясь по улицам села, Арсений с некоторым удивлением обратил внимание на объявления, которые попадались ему то тут, то там. Они
были на при дворовых заборах, на фасадных стенах домовладений, на разных листах бумаги, каким-то образом прикреплённых к стволам деревьев, что росли вблизи отдельных частных домов. И
все эти объявления предлагали молодое вино.
Оканчивался сентябрь, и многие сельчане приступили к изготовлению домашнего вина из винограда. Красное, белое, розовое. Сухое, полусухое, полусладкое, сладкое. Из разнообразных сортов винограда. Одни их названия вызвали неудержимое
желание попробовать предлагаемый напиток: Саперави, Мерло, Каберне, Пино Нуар, Асыл Кара,
Нарма, Гюляби, Ркацетели, Алиготе, Мускат, Рислинг. Тем более что рядом с кувшинами, из которых наливалось вино, на выносных столиках лежали виноградные кисти соответствующих сортов.
Это разнообразие так впечатлило Арсения, к тому
же цены были просто до смешного мизерны, что
он решил провести негласный личный конкурс на
определение лучшего винодела Тарумовки.
Его хватало на три –четыре дегустации за ве-
20
чер. А количество предложений было значительным, к тому же имело тенденцию к увеличению.
Поэтому он побаивался, что до первых заморозков
не управится с поставленной задачей. Это в достаточной мере его обескураживало и приводило в
некоторое уныние. Арсений был ещё в процессе
почти каждодневных винопроб, когда баба Уля
поведала ему о странных делах в местной библиотеке.
Факты из этого пересказа обстоятельств, связанных со Стасей, её родственницей, седьмой воде
на киселе, напомнили некоторые подробности из
недавнего разговора во время очередной его винной дегустации. Женщина, преклонных годов,
торговавшая вином у ворот своей хаты, по какомуто случаю вспомнила про свою жизнь во время
войны с фашистами Тогда Арсений и узнал, что
Тарумовка была на той линии, дальше которой немецкие оккупанты не продвинулись в своём устремлении на Баку.
Любопытно было узнавать о подробностях повседневной жизни в то лихолетье. Так она поведала о том, как по селу ходили беженцы из западных
областей страны, которые предлагали для продажи или обмена на местные продукты, что-то из того, что они захватили с собой, спасаясь бегством
от угрозы оказаться в оккупации. В 44 году эти
люди стали возвращаться на освобождённые территории, оставляя многое, что ими было прихваче-
21
но во время вынужденного переселения. Так появились эти книги в местной сельской библиотеке,
видимо, сюда попавшие из эвакуированных библиотек и музейных архивов. Всё это настолько заинтриговало Арсения, что на следующий день он
отправился в библиотеку разузнать, каким это
книгам грозит уничтожение. Кроме того ему как
выпускнику филологического факультета претила
сама мысль о таком варварстве. Но когда он увидел, каким книгам была уготовлена расправа, то
сильно впечатлился. С корешков отлично сохранившихся изданий взывало о милосердии созвездие авторов, являющих собой цвет и гордость российской культуры и науки. Большинство книг были прижизненными изданиями известных писателей, поэтов, учёных, религиозных и общественных
деятелей. Ими были заполнены большинство полок в отдельной комнате. По его приблизительной
оценке здесь хранилось около 800-900 томов. А
когда на нескольких полках он распознал раритетные издания поэтов серебряного века, то у него
перехватило дыхание. Протянул руку и наобум
вытащил из ряда книг одну из них. Открыл и прочёл: Анна Ахматова. «Вечер», 1912 год. Взял другую — Вадим Шершеневич «Carmina». Открыл на
какой-то странице, прочёл вслух:
Когда в зловещий час сомнения
Я опьянён земной тоской,
22
Свой чёлн к стране Уединения
Я правлю твёрдою рукой.
Земля! Земля!.. Моей отчизною
Я вновь пленён. Родная тишь!
Но отчего же с укоризною
Ты на пришедшего глядишь?
И тогда он решил, что сделает всё, чтобы спасти эти и другие книжные реликвии прошлого от
утилизации. Правдами и неправдами он добился
того, что после работы и до глубокого вечера ему
будет разрешено готовить реестры на списание.
Но с одним условием, он будет вносить в списки
только те книги, которые ему позволят забрать себе: ему как филологу это жизненно необходимо.
Всё было пущено для достижения поставленной
цели: личное обаяние, лесть, подарки, различного
рода знаки внимания к сотрудницам абонемента,
денежные переводы для нужд библиотеки. Ежедневные дегустационные туры по улицам Тарумовки были упразднены. Полтора месяца он корпел над составлением реестров. Результат этих
бдений был впечатляющим. Около 400 томов было им отправлено в родной город, в домовладение
на улице Курганной. Для этой цели использовались большие фанерные ящики из-под спичек, что
он выцыганил в местном магазине, и повозка, в
которую был впряжён ослик Орлик, принадлежащий соседу Степану, последний отвозил эти ящи-
23
ки на железнодорожную станцию в Кизляре для
отправки малой скоростью. Арсений переправил
бы все книги из этого собрания, но неожиданный
декабрьский призыв в армию не дал осуществиться этим его намерениям.
Во всяком случае теперь значительная часть
этого сокровища стояла на полках в комнате для
приёмов в его сыскном агентстве. При этом надо
заметить, что количество дореволюционных изданий на книжных полках постоянно увеличивалось,
так как Арсений стал заядлым собирателем подобных книг. Так на днях он приобрёл у букиниста
том Александра Шеллера-Михайлова, популярного беллетриста 60-80 годов девятнадцатого века.
Это было его историческое повествование «Дворецъ и монастырь», изданное в 1904 году. А в прошлом месяце ему посчастливилось приобрести
любопытную повесть «Искуситель» Михаила Загоскина, видного литератора позапрошлого века,
изданную в 1838 году.
Однако всё же пора отвлечься от реминисценций из прошлого Арсения и вернуться к незаконченному описанию комнаты, в которой он оказался после утреннего разговора с Седой-джан. Не
только книжные полки с их уникальным содержимым привлекали здесь к себе здесь внимание. Так
между ними, расположенными на боковой стене,
находилась впечатляющая мраморная каминная
вставка с замысловатым золотистым орнаментом,
24
нанесённым на её белую матовую поверхность. Не
лишена была изящности и чугунная решётка бесполезного в летнее время камина. Напротив этого
радушного благодетеля в зимнее время стоял чайный столик с малахитовой столешницей в компании с двумя креслами из натуральной кожи изумрудного окраса. На столе, кроме изящного на
длинной ножке подсвечника типа тапперта, изготовленного из чёрного эбенового дерева, ничего
не было. Из высоких окон на противоположной
стене проникал солнечный свет. В его бликах
тускло поблёскивали книжные переплёты. Более
всего отсвечивали золотистые корешки многочисленных томов универсальной энциклопедии Брокгауза и Ефрона 1904 года издания. Перед средним
окном размещался солидный письменный стол
красного дерева, за которым Арсений вёл приём
посетителей. Два венских стула около стола, видимо, предназначались для нуждающихся в содействии частного детектива. И над всем этим нависала
под потолком люстра, размерами явно предназначая не для домашнего интерьера. Массивная, выполненная в стиле арт-деко, с многочисленными
рожками и завитушками, изготовленная в первые
годы двадцатого века, она причудливым образом
очутилась в этом особняке. Многие десятилетия
она висела в гостиной местного драматического
театра. В прошлом году была завершена очередная реконструкция театральных помещений. И это
25
совершенство бронзового литья оказалось не ко
двору к новому стилю оформления этой гостиной.
Директор театра, давний приятель Арсения ещё со
студенческих времён, прослышанный о тяги старинного знакомого к историческим древностям,
предложил выкупить у театра этот раритетный
светильник из-за явной ненужности. Цена была
бросовая, и Арсений водрузил её под потолок в
своей гостиной, вызвав у Седы приступ паники.
Она заявила, что теперь будет вынуждена ходить
вдоль стен из-за боязни, что это чудовищное изделие с полусотней лампочек упадёт ей на голову.
Её опасения оказались напрасны: за последующее
время эта красавица не показала ни малейшего намерения совершить приземление на роскошный
бежевый акриловый палас, покрывающий значительную часть напольного пространства. Двери в
противоположной входу стены вели в служебные
помещения. В одной располагалось офисное бюро
со столами, компьютером, множительной техникой и телетайпом, в другой — находился архив и
шкафы с вещдоками. Между дверьми стояла стереофоническая аппаратура и телевизор, над которыми висела на стене огромная картина, выполненная маслом, изображающая одно из знаковых
мест Пятигорска в конце девятнадцатого века.
Рассматривающим это мастерское художественное полотно было интересно увидеть, как выглядели в те далёкие времена вход в Николаевский
26
цветник, начало главной тогдашней улицы — Царского проспекта, кофейня Гукасова, здание института Курортологии, бывшей Ресторации, в которой когда-то побывали Александр Бестужев-Марлинский, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов,
Лев Толстой, Виссарион Белинский, Милий Балакирев, Николай Пирогов, Николай II. А Печорин
танцевал мазурку с княжной Мери.
Войдя в гостиную, то есть в приёмную своего
сыскного агентства, Арсений несколько рассеянным взором окинул помещение и подошёл к окну.
Встал возле него, всё ещё рассеянно смотря, как
появляются в поле зрения пешеходы и подъезжает
трамвай в сторону вокзала. Дело было в том, что
он пытался вернуть себе тот порядок мыслей, что
у него был, когда шёл по Кировскому проспекту, и
который был прерван в ходе его встречи с Седой.
Почувствовав, что мысли потекли в прежнем направлении, сел за свой рабочий стол, достал из
портфеля, который его сопровождал вот уже несколько лет, блокнот и стал что-то в нём писать.
Тут надо заметить, что вот уже несколько месяцев
неожиданно для себя он увлёкся участием в конкурсе на составление рассказа на определённое количество слов. И уже через день ему надо было отправить на конкурс «Шорты», берущего свой название от английского слова short — короткий.
текст, состоящий из ста слов. И каждый раз задание было тематическим. В этом туре конкурса
27
надлежало составить текст на гастрономическую
тему. Через некоторое время, он, довольный, откинулся на спинку стула и удовлетворённо выдохнул: всё, получился очередной опус. И кажется,
удачным. Но тут его это минутное умиротворение
было прервано Седой, вошедшей в приёмную:
— У нас посетитель. Он хочет, чтобы ему помогли в неотложной проблеме. Пригласить?
— Через некоторое время. Я тут....
— Арсений Захарович, — так она к нему обращалась в минуты явного неудовольствия им, —
клиент нервничает, он на сильном взводе. Было бы
неправильным менжевать его перед дверью. Лучше будет, если я...
— Спокойно, Седа-джан. Твой клиент подождёт. Пусть созреет для полного выплеска информации и связанных с ней эмоций. Сядь и выслушай мой новый текст. Я его только что завершил.
Мне в очередной раз надо услышать твоё мнение
на этот счёт.
— Ну хорошо, я только выйду и скажу ему, что
ты занят с документами и примешь его через пятнадцать минут.
Выйдя, Седа тут возвратилась и села в кресло
пред камином, в другом кресле уже восседал Арсений.
— Это рассказ на сто слов. Получилось нечто
забавное. Так что слушай:
«Бронзовато-медный жареный поросёнок ле-
28
жал на серебряном подносе посередине стола. Хоровод тарелок с примкнувшими к нему приборами
окружил его. Рюмки гардемаринами стояли тут и
там, готовые к здравицам. Закуски и соленья благоухали в чашах, создавая вокруг жертвенной
тушки своеобразный орнамент дивного раскраса.
Разноцветные вершины винных бутылок придавали столу возвышенность и одухотворённость.
С усилием столяр Пётр Архипович постарался
избавиться от этого видения, что сотворило его
ещё не вполне проснувшееся сознание. Поджарил
два яйца. Приготовил чай. Обмакнул два кусочка
чёрного хлеба в масло на сковородке. Быстро позавтракал. Надо было спешить на очередную
стройку капитализма. Её лозунг: «Превратим
энергию масс в деньги», — настойчиво звал».
Как-то так случилось, что для Арсения была
важна оценка Седы его малых творений. Её замечания были точны и как правило приемлемы для
него. Седа была уже готова высказать своё резюме
по этой крохе, но тут он её жестом остановил, сказав:
— Давай отложим обсуждение прочитанного
текста и пригласи этого посетителя. Боюсь, мы уж
слишком заставляем его ждать. И у тебя будет
время, чтобы хорошо обдумать свои замечания к
этому моему опусу.
Седа, согласно кивнув, молча вышла из приёмной. Тем временем Арсений в ожидании гостя
стал приводить в порядок бумаги на своём столе.
29
Пятигорский