Без тепла... Глава вторая

 
­ Глава вторая.
Поздней осенью 1852-го года по окончании кадетского корпуса подпоручик Никита Левицкий был направлен на службу в крепость Грозную в Чечне, где шла тогда война с непокорными горцами.
Дорога на перекладных туда была долгой и трудной, и только в январе 1853-го года он прибыл в станицу Старогладковскую, где находился штаб какого-то артиллерийского полка.
Никита Андреевич отправился туда, чтобы узнать, как можно добраться до Грозной, и его принял сам командир этой воинской части, старый полковник, воевавший с горцами с самого начала Кавказской войны.
Ознакомившись с сопроводительными документами , он приветствовал молодого прапорщика радушно и громогласно.
- Рад видеть вас в наших краях, граф Никитушка Левицкий! – вскричал полковник, вставая ему навстречу.
И, заметив смущение на лице молодого человека, впервые услышавшего такое обращение к нему: «Никитушка», сказал:
- Прошу простить, что назвал вас так. Но такая уж у меня привычка: называть всех молодых и необстрелянных, прибывающих к нам на Кавказ. Ведь вы мне внуком могли быть.
Он еще раз просмотрел документы Левицкого и объявил:
- Завтра же отправлю вас в Грозную на собственных дрожках и с казачьей охраной. А сегодня вечером прошу явиться ко мне на пирушку в честь моего тезоименитства. Будут все наши офицеры, коим будет интересно услышать из ваших уст, как поживает наша старая столица. На ночь велю поселить вас у графа Лёвушки Толстого. Великолепный человек, скажу вам, и смелый юнкер. В любую драчку с горцами рвется, как сорванец неразумный. Но на поле боя разумен и расчетлив, как Кутузов при Бородино.
- А я не стесню его? – робко спросил Левицкий. – Не лучше ли будет, если я переночую в штабе?
- Да вы что?! – возмущенно вскричал полковник. – И не думайте об этом! Лёвушка рад будет знакомству с вами. Вы его ещё не знаете. Я когда прихожу к нему, меня словно всего теплом обдает. И не оттого, что у него изба натоплена, а потому что человек он исключительной доброты, коей я еще не встречал среди офицеров. А ведь по его внешности такого не скажешь: на вид он суров и немногословен.
Полковник подошел к Левицкому и обнял его за плечи:
- Будьте как дома, господин прапорщик . Теперь вы член нашей большой армейской семьи, и я как глава её обязан позаботиться о вас.
Затем он вызвал вестового и приказал:
- Егор, сопроводи господина офицера к графу Толстому и скажи ему, что я прошу его принять у себя на одну ночь прибывшего к нам на службу подпоручика Левицкого. Да передай графу вот эту цыдулку.
Подойдя к столу, полковник набросал на листке бумаги несколько слов и вручил его вестовому.
Казачья хата, в которой жил граф Толстой, находилась неподалеку от штаба. Это был длинный дом под соломенной крышей с крыльцом и выходившими на улицу двумя узкими оконцами.
Постучавшись, они вошли в полутемную комнату, и Левицкий увидел за столом у окна молодого человека в форме юнкера, который что-то писал в толстой тетради.
Он встал навстречу пришедшим и вопросительно посмотрел на вестового.
- Ваше благородие, - сказал тот, отдавая ему честь, - господин полковник попросил вас принять на постой на одну ночь господина подпоручика, что прибыл к нам из Москвы. И еще он передал вам вот эту цыдулку.
Юнкер небрежно взял протянутый ему листочек бумаги и подал Левицкому руку:
- Граф Лев Николаевич Толстой.
- Граф Никита Андреевич Левицкий - ответил прапорщик, пожав узкую, но сильную ладонь.
- Иван! – позвал Толстой денщика. – Прими у нашего гостя верхнюю одежду да приготовь нам чаю.
Денщик выполнил его приказание по-военному споро, и через короткое время офицеры сидели за столом, на котором стоял уже закипевший самовар.
И только перед тем, как налить гостю и себе чаю, Толстой наконец прочел сообщение, присланное ему полковником. И его узкое лицо сразу приняло озабоченное выражение, а густые брови сдвинулись к переносице.
- Что-то очень важное? – спросил Левицкий.
Толстой чуть заметно улыбнулся:
- Вообще-то, о таких вещах не положено говорить посторонним, но вы теперь офицер кавказской армии, как говорится, брат по оружию, и я скажу вам, что завтра ожидается набег горцев на соседнюю станицу. Полковник просит меня быть готовым выступить с отрядом навстречу противнику.
После чаепития Левицкий, сильно уставший после дороги, прилег отдохнуть в соседней комнатушке и проспал до самого вечера, когда пришла пора отправляться на пирушку, устраиваемую полковником в честь собственного тезоименитства.
Но пирушка закончилась, как говорится, не успев начаться. Едва приглашенные офицеры выпили первую чарку за именинника, как из соседнего хутора прискакал казак и сообщил, что горцы подожгли дома на окраине. Офицеры выбежали на улицу и увидели вдалеке зарево пожара.
Кто-то грустно, но насмешливо сказал:
- Шамиль с гор спустился, чтобы погреться…
После чего все разошлись по домам, где квартировали и легли спать: назавтра утром надо было выступать в поход.
Левицкий ночью спал как убитый, а, когда проснулся, то Толстого в доме уже не было. Денщик графа предложил ему чаю . Прапорщик присел за стол в ожидании, когда тот принесет самовар, и увидел на нем толстую тетрадь, в которую намедни его новый знакомый что-то записывал.
На картонной обложке было жирно написано лишь одно слово: «Детство».

   (продолжение следует)