Без тепла...

 
­
Глава первая

Граф Никита Андреевич Левицкий проснулся, как всегда, рано.
В комнате было непривычно светло, и он сначала подумал, что проспал до полудня. Но, ступив голыми ногами на холодный пол и подойдя к окну, увидел внизу заснеженный двор, а вдали остроконечный лес с белыми ёлками, и понял, что посветлело от выпавшего снега.
«Как рано нынче снег лёг, - подумал он. – Сроду такого не было, чтобы в октябре за одну только ночь такие сугробы наметало».
Он зябко повел плечами и прошел в угол, к огромной изразцовой печи, намереваясь прижаться к ней грудью и согреться её теплом. Но, дотронувшись рукой до гладкой поверхности изразцов, на которых были изображены сцены разгульной жизни крестьян в зимнюю пору, он ощутил ледяной холод и сердито закричал:
- Иосиф! Где тебя носит?
В соседней комнате послышался стук, видимо упало кресло, дверь медленно растворилась и в спальню вошел лакей Осип, дряхлый старик в заношенной ливрее. Граф звал его Иосифом, ибо его батюшка, Андрей Алексеевич Левицкий, наказывал детям называть слуг «благородными» именами.
- Почему в доме не топлено? - гневно обратился к лакею Никита Андреевич.
Губы у Осипа задрожали, и он с трудом выговорил:
- Нынче ночью наш истопник Фёдор преставился, царствие ему небесное…
- Как преставился? – удивился граф. – Вчера утром я с ним говорил, когда он пришел печь разжигать. Здоров он был и весел…
- А то только Богу известно, почему он преставился, - ответил Осип, крестясь и смахивая со щек невидимые слёзы. – Он и мне, уходя к себе, смешную историю про зайца рассказал, которого он в лесу встретил. А в полночь Авдотья ко мне прибежала, кричит, что Федор помер.
- Так почему же за доктором не послали? – спросил граф, еще более гневаясь.
- А зачем за ним посылать, когда Федька помер? – спокойно сказал Осип, уже привыкший к барскому гневу. – Авдотья спозаранку в монастырь отправилась, может, какой дьякон согласится на отпевание приехать.
- А кто ж сегодня мне печь растопит?! – вскричал Никита Андреевич,- Или замерзать мне теперь прикажешь?
- Я и растоплю, не извольте беспокоиться, - поспешил успокоить его Осип. – В прихожей у нас дровишки еще с той недели остались, они сухие, быстро разгорятся. А вы пока полежите под одеялком, а я вам и газетки свежие принесу, почта намедни была.
Осип зашаркал к двери, и граф застыдился собственного гнева, представив, как этот немощный старик будет тащить охапку дров по крутой лестнице.
После отмены крепостного права лишь он один из дворовых людей не покинул графскую усадьбу, оставшись в услужении у молодого барина. Осип тогда уже был вдов, и был у него сын Федька, который, когда подрос стал истопником в доме Никиты Андреевича. Но он не только топил печи, но и на конюшне управлялся и во дворе порядок наводил.
В двадцать лет Фёдор взял из деревни себе в жёны девицу Авдотью Пескову. Была она не больно хороша собой, зато умела хорошо готовить и управляться по хозяйству, за что и была определена кухаркой. Ей и её мужу граф платил жалованье, от которого лакей Осип отказался, говоря:
- Негоже мне, барин, деньги у вас брать. Как никак я у вас в услужении нахожусь с тех пор , когда вам пять лет исполнилось, а мне было всего полтора десятка. Вместе мы много чего пережили. И войну с турками прошли, и детишек ваших сообща растили.
Осип принёс охапку дров, неловко уронил их у печи и спросил с отдышкой:
- Бумажки ненужной не найдется у вас, ваше сиятельство? Хотел лучины настрогать для розжигу, только у меня уже не получается: больно руки дрожат.
Граф перебрал газеты на столе, недовольно ответил:
- Газеты только нечитанные остались, Ты, Иосиф, поднимись в кабинет барыни, там у неё много книг в углу свалено. Бери то, что под руку попадется, всё равно их никто читать не будет, потому что они все на французском языке.
Осип тяжело вздохнул, видимо, вспомнив, как его барин женился гувернантке – француженке из соседнего имения князей Дондуковых, и сколько из-за этого было шума и неприятностей. Потом стряхнул с ливреи щепочки, оставшиеся от дров, и, ступая совсем уж тяжело, поплелся на третий этаж. Он долго не возвращался, и Никита Андреевич начал снова сердиться, ощущая, что холод донимает его всё больше и больше. А потому он залез под одеяло и, прикрыв глаза, задремал.
Очнувшись от сладкой дрёмы, граф увидел что Осип уже разжег печь и понуро сидит на пуфике и, глядя на огонь, плачет. Никите Андреевичу стало не по себе: он, наконец, осознал, что у старика Иосифа сегодня ночью умер сын, который лежит сейчас во флигеле не похороненный, а он, всегда считавший себя добрым и отзывчивым на чужое горе барином, заставляет лакея топить печь.
- Ты можешь идти, Иосиф, - сказал он. – Теперь я сам справлюсь. Вернется Авдотья, пусть доложит мне, привезла ли она дьякона и когда будет отпевание. И возьми у меня в шкатулке деньги, сколько надо на похороны.
Осип посмотрел на него, словно не узнавая, уж больно крут был барин с утра, а теперь вдруг смилостивился..
- Благодарствую, ваше сиятельство. Непременно доложу, а денег на похороны брать мне незачем. Авдотье в деревне родня всё сделает задаром.
- А я сказал, возьми! – прикрикнул граф. – И схоронить Федора надобно не на деревенском кладбище, а на нашем, где твоя жена, а его мать похоронена.
Осип взял деньги и ушёл, а Никита Андреевич, полежав в постели еще с полчаса, встал, надел тёплый халат и, взяв со стола приготовленную для чтения книгу, сел в кресло, придвинутое прямо к печи . Дрова уже почти все прогорели, он бросил в печь несколько поленьев, и они загорались веселым пламенем, источая тепло и уют.
Он открыл книгу в тяжелой обложке и взглянул на титульный лист.
«Сочинения графа Л. Н. Толстого. Том первый. «Детство» - прочел он и вспомнил…

   (продолжение следует)