Василиса и Баба-яга
Иная переделка народной сказки
В некотором привольном царстве жил-был купец, хоть и семейный, но вдовый. Осталась у него единственная дочь, которую звали Василисой. Понадобилось однажды купцу уехать из дому на долгое время по большим торговым делам. Вот и призадумался он, как дочку одну, без присмотра, дома оставит. Хоть и не дитя уже, а всё-таки ещё молоденька.
Так и надумал купец опять жениться. Пришлась ему по нраву одна вдовушка, сметливая, хозяйственная, разумная и приветливая. Правда, была она родом из иных мест, но давно уже всем вокруг приглянулась. Дело свершилось быстро. Привёл купец в свой дом новую хозяйку и укатил со спокойной душой. Осталась Василиса с мачехой. Жили они между собой всяко, но в целом – тихо-мирно.
И вот в недобрый час прошёл меж людей слух, что сгинул купец в дальних странах, домой уже не воротится. Соседи и знакомые только охали и вздыхали. Одна Василиса слухам этим верить отказалась: приедет батюшка, вот увидите. Но мачеха ее сразу заговорила по-другому. Дескать, пора бы девушке и замуж за кого никого выходить. У Василисы один ответ, подождём еще немножко, не будет в жизни удачи без батюшкиного благословения. Мачеха в ответ только головой качала, но до поры помалкивала.
А однажды, ближе к вечеру, объявляет вдруг Василисе мачеха:
- Ложись нынче спать пораньше, завтра, чуть свет - уезжаем.
И пояснила, что она давно уже собиралась побывать в прежнем домике своей покойной матери Варвары. Посмотреть, что там и как, а может быть и забыть уже про него. Что было делать Василисе? Отец, уезжая, наказывал ей, слушать мачеху и понапрасну не перечить.
Так и поехали они, словно не в дальнее село, а прямо в чужой край. Домик покойной Варвары-кружевницы был пока цел и собой неплох, только стоял он подле мрачного дремучего леса. А вокруг, на полсотни вёрст, ни одной живой души: луга, буераки да перелески. Было видно, жила здесь когда-то целая деревенька, да вся кончилась. Что и оставалось, собрали жители и увезли в другие места. Не видать теперь поблизости ни кола, ни двора.
Василиса даже удивилась, с чего бы это так сделалось. Вот мачеха и разъяснила: лес под боком такой, что не всякому понравится. Живёт в нём сама Баба-яга, а с ней встречаться простому человеку боязно. Хоть шибко бояться Бабы-яги всё же не следует. Из лесу она не выходит, а тех, кто в него сам зайдёт, зачастую и милует. Та же матушка Варвара, было дело, целый месяц в лесу пропадала, но вернулась хоть куда - жива-здорова. Ещё и похвалялась, что трудилась в прислугах у той самой Бабы-яги. Варила, по дому убирала, кружева мастерила…
Говоря коротко, поселились Василиса с мачехой в этом последнем доме, и жить там до поры было можно. Припасов они с собой привезли, сколько на возу уместилось.
День прошёл, другой, третий, и говорит за обедом мачеха:
- Беда у меня, Василисушка. Масло я опрокинула. Всё, как есть, разлила! Как нам дальше быть, не ведаю. Кабы попросить, и то не у кого. Разве, что в лес до Бабы-яги сбегать. Она ведь тут обитает, совсем неподалёку. А что, почему бы тебе и не сходить? Мне-то ведь совсем недосуг. Да и с маслицем я ведь лишь ради тебя стряпаю.
Испугалась Василиса:
- Да где же ее найдёшь в лесу таком, дремучем да страшном.
- Найти просто. Как увидишь, что вверх идешь, так и поднимайся, не сворачивая. Взойдёшь на горушку, она здесь в лесу одна такая, а на ней и сама Баба-яга в своей избушке. Скажешь ей прямо, что пришла от Варвары-кружевницы, матушки моей.
Василиса даже заплакала, но мачехе хоть бы что.
- Полно слёзы лить, бояться нечего. И так уж и быть! Чтоб совсем ты Яги не страшилась, оградит тебя вот этот костяной гребень, из чулана с потайной полочки. Матушка Варвара, сказывают, всегда в нём в лес ходила.
Видит Василиса, деваться ей некуда. А мачехе и подавно невтерпёж. Подняла ее спозаранку и спровадила в лес в сумерки поутру, еще до свету.
Вот идёт Василиса уже по лесу, идёт и дрожит. Развиднелось понемногу, а дорога и впрямь вверх пошла. И вдруг смотрит девушка – впереди, поперёк её пути, выехал невиданный всадник: сам красный, одет в красном, конь под ним красный, и сбруя на коне красная. Василиса сразу на месте встала, но и всадник как будто придержал коня. На Василису не глядит, а словно нарочно путь ей загораживает.
Попятилась Василиса, и всадник тут же поехал резвее. Сделала еще три шага назад, он и вовсе скрылся в чаще. Страшно стало Василисе. Что за диковинный всадник? Не задумал ли он худое, не ждёт ли где, впереди за деревьями. Хоть и проглянуло всё вокруг, и солнце показалось, да побоялась Василиса идти дальше.
Повернула она назад, а к полудню и на опушку вышла. Возвратившись к мачехе, всё ей, конечно, обсказала. Та раскричалась было, а как про красного всадника услышала, смолкла. Буркнула только, что пусть теперь Василиса не пеняет на кашу без масла.
Прошло сколько-то деньков, чувствует Василиса за обедом, кушанье почти не солёно. Глянула, и на столе солонки нет. Развела мачеха руками: взяли, де, с собой соли, да видно мало. А потом и говорит:
- Уж соль – не масло. Придётся, видно, тебе, Василиса, всё-таки сходить к Бабе-яге. Попросишь отсыпать соли для дочери Варвары-кружевницы.
- Не пойду, - говорит Василиса. – Не помог мне в тот раз ваш костяной гребень.
- Хорошо, будь по-твоему, - говорит мачеха. - Было у матушки Варвары и другое средство. Вот, возьми этот пояс, плетёный из волоса. Как опояшешься, любую беду отведёт.
- И страх отведёт? Вот всадник красный мне худа не сделал, а напугал до дрожи. Шагу ступить боюсь.
Мачеха только рукой махнула:
- Если красного всадника страшишься, то ступай позже, по дневному свету. И припозднишься если – не беда. Там, у Бабы-яги и заночуешь.
И тут же, не откладывая, спровадила Василису в лес. Котомку за плечи, и поспешай – не мешкай!
Пошла опять Василиса лесом, всё так же в горку поднимается. Хоть и боязно девушке, но спешит, день-то уже к закату клонится. И вдруг видит, прямо ей навстречу снова всадник выезжает, но уже другой – чёрный. И конь чёрный, и сам он весь в чёрном. Шагает конь неспешно, всадник голову опустил, взором прямо в землю уставился. Хоть и не глядит на Василису, а всё равно страшно. Кинулась она прочь, без оглядки, а не успела опомниться, темнеть в лесу начало. Но как не спешила, до домика их добралась девушка только под утро. Постучалась она, в окошко выглянула мачеха.
- Никак ты уже назад! Неужто соли принесла? Или снова до Бабы-яги не добралась?
- Твоя правда, матушка! Опять мне дорогу всадник переехал. Только не красный он был, а чёрный. Вот и вернулась я без соли.
- Да соль-то ладно. Нашла я тут немного в чулане от старых запасов. Чёрный, говоришь, всадник? Ну, хорошо, мы тоже подумаем, как дальше быть, как теперь в лес ходить. Заходи в дом-то, птаха неразумная.
Наступил день, а там уж и вечер. Василиса, как отдохнуть прилегла с такой-то дальней дороги, так едва к вечеру пробудилась. И никак она не поймёт: почему и в доме у них совсем темно. Подходит к ней мачеха.
- Вставай, Василиса. Остались мы без огня. Ни печку растопить, ни лучину засветить. А огонь-то, он - не соль и не масло, без него уж точно не проживёшь! Отправляйся-ка сейчас же за огнём к Бабе-яге! И на этот раз уже смотри, не вздумай без огня возвращаться. На порог не пущу!
- Как? Ночью? – взмолилась несчастная девушка.
- И хорошо, что ночью. Уж теперь никакие всадники тебе не помешают.
- Но как же мне в темноте дорогу разбирать?
- Есть тут в доме ещё одна вещица. Так уж и быть, держи. Это посох моей матушки. Где она его добыла – не знаю. Сказывала она только, что и он не простой. Матушка Варвара с ним и в дождь, и в буран верную дорогу находила. Если уж ты сама пути к Бабе-яге найти не сумела, отправляйся с посохом. Мне для тебя ничего не жалко.
И снова пошла в лес горемычная Василиса. А посох Варварушкин, что правда – то правда, не только дорогу кажет, но и сам её словно силой тянет. Не успела оглянуться, поднялась Василиса на горку. Ни кусты, ни чаща ей не помешали.
И здесь замерла Василиса как вкопанная, обомлевши от ужаса. Стоит перед ней дом Бабы-яги; и не забор вокруг него, а тын из человечьих костей, а поверх него торчат черепа людские с глазами. Кругом в лесу ночь, а здесь светло, как среди дня. У всех черепов на заборе глаза светятся. Дрожит Василиса со страху, не зная, бежать прочь, или уж на месте оставаться.
Скоро послышался в лесу грозный шум: деревья трещат, сухие листья хрустят; выехала из лесу сама Баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
- Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом, низко поклонясь, и отвечала:
- Это я, бабушка, отцова дочка Василиса! Пришла к тебе попросить огня для Варвары-кружевницы, а вернее, так для ее дочери. Мне же она доброй мачехой доводится.
Баба-яга только фыркнула, потом еще раз носом повела.
- А что это, скажи-ка мне, в руках у тебя?
Не успела Василиса ответить, как посох в ее руке вдруг задёргался, заплясал на месте.
- Так вот он куда девался, мой посох путеводный! – закричала Баба-яга. – А нет ли и гребня костяного при тебе?
- Нет, бабушка.
- Радуйся! Поклялась я лесу тёмному, что съем того, у кого свой гребень найду. А что за пояс на тебе? Не волосяной?
- Нет, бабушка. Обыкновенный, тканный.
- Твоё счастье. И за пояс заговорённый я тоже обещала не помиловать. А с посохом промашка вышла. Что пояс с гребнем – Варварины проделки, это я сразу поняла. На то она и девица непутёвая. Но чтоб и посох старушечий! Нет бы догадаться мне старой - без посоха Варвара далеко бы не сбежала. Давай его сюда! Не всё же мне только в ступе ездить!
Баба-яга чуть повела рукой, скрючила сухие пальцы. Посох тут же перескочил в ее руку. Выбралась Баба-яга из ступы, на посох оперлась, подбоченилась, костяной ногой притопнула. А потом усмехнулась, зубы оскалив.
- Приди ко мне сама Варвара, да и дочь ее тоже, съела бы их на месте. Но тебя я – так тому и быть – отпускаю. Раз уж день у меня нынче такой удачный. Беги к своей мачехе и радуйся. А вот тебе в придачу и огонь, за которым ты приходила. Неси, не потеряй!
Тут одна из жердин с нанизанным черепом соскочила с тына и ткнулась прямо в руку Василисы. Пустые глаза черепа снова пыхнули жарким пламенем.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа. С приближением утра череп начал угасать. Он уже не освещал путь Василисе, только глаза его тускло краснели, как остывающие угольки. Правда, случилось это перед самой опушкой. А там, не успела Василиса и глазом моргнуть, как выбралась из леса, прямо подле их дома.
Взглянула Василиса на мачехин дом, не увидела в окнах ни одного огонька, и вошла во двор, как была, с черепом на жердине. Тут мачеха сама ей навстречу из дома выскочила.
- Вижу, вижу Василисушка, побывала ты у Бабы-яги. Одно мне дивно, как быстро она тебя на волю выпустила. Знать, любая беда тебе нипочём! Не просто так всадники тебе дорогу заступали.
Василиса изумилась.
- Да кто они, всадники эти? Или они у Бабы-яги слуги?
- Нет, что ты, глупая. Рассказывала мне мимоходом матушка Варвара - они от века вековечного живут и людям ни в чём не мешают. А порой и путь кому указывают. Вот только кому его указать, это уж они сами выбирают.
- А почему они такие разные? Вот всадник на красном коне - и сам красный и весь одет в красное; для чего так? - не удержалась Василиса.
- Для того, что это - само солнце красное! – отвечает мачеха.
- А кто тогда черный всадник?
- Это ночь темная! Есть ещё всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде. Это - день ясный.
- Почему же ты молчала, матушка?
- Для того и молчала, чтобы тебя еще больше не напугать!
Василиса только головой покачала от удивления.
- Ну, довольно, пошли в дом, - сказала мачеха. Внесла Василиса череп в горницу, а глаза из черепа сразу жаром пыхнули, так и глядят на мачеху, так и жгут! Та метнулась было в сторону, но куда ни бросится - глаза всюду за ней; и пламя тут же весь дом охватило.
Лишь Василисе посчастливилось из дома выскочить. Но и череп с жердиной за нею! На подворье оказалось не слаще: сразу дым заклубился, огонь двор опоясал. Все сараи, все постройки тут же заполыхали. Похоже, пришел конец и Василисе.
И вдруг видит девушка, у самого края леса – всадник. Сам белый, одет в белом, конь под ним белый, сбруя на коне - тоже белая. И как раз ко времени. Небо ночное уже посветлело - на дворе стало рассветать. Только не шагом едет белый всадник, во весь скач мчится. Проскакал через горящий двор, махнул рукой – покатился по земле и погас пылающий череп. А белый всадник подхватил Василису и умчался прочь.
Пришла в себя Василиса на широкой дороге. Стоит одна, вокруг никого, и ночь уже позади, светлый день занимается. Подумала немного девушка, да и пошла по этой дороге. Долго ли, коротко ли, видит Василиса, катит ей навстречу тройка. А на тройке той – ее родной батюшка. Увидал дочку честной купец, обрадовался.
- Я – говорит, - уже который день тебя разыскиваю. А где же матушка твоя названная?
- Про то, - отвечает Василиса, - теперь лишь Баба-яга ведает.
Расплакалась и всё отцу рассказала. Покачал головой купец:
- Экая беда, сразу и поверить нелегко. Ну, что сделано – того не воротишь. Поехали домой, дочка. Есть у тебя теперь приданное – царицам впору. Сундук шелка, ларец жемчуга, полная шкатулка каменьев самоцветных – да всё прямо из заморских стран. И теперь еще поглядим, за какого принца-царевича тебя замуж выдавать будем.
- Мне и того довольно, батюшка, что сам ты жив-здоров, невредим, - едва слышно прошептала в ответ Василиса.
На том и порешили.