XLIII. Нужен план
— Знаете ли, Портос, ваша борода уже не такая рыжая, как была прежде, — отметил д’Артаньян во время одной из остановок в трактире.
— Мне уже не надо изображать Мустона, — ответил Портос. — Пусть она принимает свой естественный цвет, меня это не волнует.
— Нам нужен план, а у меня его нет, — сказал д’Артаньян.
— Что может быть проще? — удивился Портос. — Мы уже изобразили мою смерть, и у вас даже есть свидетельство о моей смерти. Сделаем то же самое с Атосом и Раулем, а Арамиса не достать никому!
— Идея не плохая в принципе, но в ней есть слабые места, — возразил д’Артаньян. — Повторяться очень опасно, нас могут раскусить. Если ваша мнимая смерть под камнем не потребовала специальной подготовки и прошла как по нотам, мнимая смерть Мустона не была столь уж обязательной, и она может насторожить шпионов Кольбера. Повторение одинаковых сцен может вызвать недоверие ко всей пьесе. Но меня беспокоит не это.
— Что же вас беспокоит, д’Артаньян? — спросил барон.
— Граф де Ла Фер – не такой человек, чтобы изображать собственную смерть. «Уговорить его на спектакль будет непросто, —в задумчивости произнес капитан.
— Вы справитесь, — сказал Портос с безмятежной улыбкой. —У вас всегда рождается план, который остаётся только реализовать, а в этом вы можете на меня положиться!
— Ещё сложнее будет с Раулем, — продолжал размышлять вслух д’Артаньян. — Молодой человек разочаровался в любви и ищет смерти. Предложить ему изобразить смерть и спастись – это оскорбить его и одновременно подстегнуть на безрассудные действия. Если мы скажем ему, что ему грозит опасность, он лишь рассмеется нам в лицо. Если мы расскажем ему, как избегнуть этой опасности, он сделает всё, чтобы нам помешать.
—Тогда надо просто похитить его, — сказал Портос.
— Как похитить? — удивился д’Артаньян.
— Очень просто, — ответил Портос. — Ведь вы же сами рассказывали мне, как вы похитили генерала Монка. Схватили и положили в ящик.
— Вы предлагаете положить в ящик Рауля? — воскликнул д’Артаньян. — Нет, нет и нет! Это будет слишком большим унижением для его ранимого сердца. Но вы знаете, Портос, мне кажется, что я должен оттолкнуться от вашей идеи. У меня такое чувство, что решение где-то рядом. Просто я пока ещё не могу его осознать, и тем более сформулировать. Но оно, непременно, существует.
— Вы справитесь, — снова сказал Портос.
XLIV. Генерал ордена Иезуитов
Мы оставили Арамиса на королевском корабле в каюте капитана. Пришло время рассказать, как развивались события на этом корабле.
Двух часов сна хватило Арамису для того, чтобы полностью восстановить свои силы. После этого он вызвал к себе капитана, который и вовсе не ложился спать.
— Ваше имя? — спросил Арамис.
— Д’Аржансон, — ответил капитан. — Четвертая ступень посвящения.
— С этого момента, д’Аржансон, ваша ступень поднимается до третьей ступени, — сказал Арамис и протянул капитану для поцелуя свою руку с перстнем генерала ордена. — Вам надлежит выявить на этом корабле всех особых порученцев Кольбера, сообщить мне их имена и по одному доставить в этот кабинет для разговора. Дальнейшие поручения будете получать непосредственно от меня, либо от человека, который назовёт вам следующий пароль.
После этого Арамис шепнул какие-то слова на ухо капитану.
— Двоих из них я назову монсеньору прямо сейчас, — ответил д’Аржансон. — Это лейтенант дю Шанте и лейтенант д’Оне.
— Пригласите ко мне дю Шанте, — распорядился Арамис.
Через три минуты в комнату вошёл молодой лейтенант.
— Господин дю Шанте, — холодно сказал Арамис. — У вас имеются некоторые распоряжения господина Кольбера, мне известно об этом.
— Эти распоряжения выданы мне господином Кольбером, но они исходят от Короля Франции, что даёт мне особые полномочия на этом корабле, — ответил лейтенант.
— Давайте, — сухо сказал Арамис и протянул руку с жестом, полностью исключающим неповиновение.
— Мне предписано предъявлять эти документы в особых случаях, — возразил дю Шанте. — Сейчас не такой особый случай, насколько я могу судить.
— Вы не можете судить решительно ни о чем, — произнес Арамис мягко, но при этом чрезвычайно холодно. — Капитан д’Аржансон, войдите! — добавил он отчетливо и несколько громче.
— Что угодно монсеньору? — спросил тут же вошедший в каюту капитан.
— Повторите, пожалуйста, куда направляется этот корабль? — спросил Арамис.
— Куда угодно будет Вашему Преосвященству, — ответил капитан.
— Этот офицер утверждает, что у него имеются приказы Короля, которые могут заставить вас отменить мои распоряжения, так ли это? — продолжил Арамис.
— Никакие приказы не заставят меня ослушаться вас, Ваше Преосвященство, — ответил капитан с поклоном.
— Последний вопрос, капитан, — произнес Арамис. — Если я велю вам бросить за борт лейтенанта дю Шанте и лейтенанта д’Оне, как вы поступите?
— Прикажете предварительно их связать, или вышвырнуть просто так? — осведомился д’Аржансон.
— Я ещё не решил, — ответил Арамис. — Благодарю, ступайте.
После того, как капитан вышел из каюты, Арамис продолжил беседу.
— Вы должны осознать, дю Шанте, что в мире и в самой Франции есть сила посильней вашего жалкого Короля, — сказал Арамис назидательным тоном. — Эта сила достанет вас в любом месте и в любое время. Что касается этого ничтожного Кольбера, то он нём я и говорить не хочу. Я могу сделать с вами что угодно, господин дю Шанте. Вы мне верите?
— Я верю вам, монсеньор, — ответил дю Шанте. — Но я офицер и привык к мысли о смерти при выполнении моего долга.
— Вот как? — одобрительно воскликнул Арамис. — Вы католик?
— Разумеется, — ответил дю Шанте.
— Как вы относитесь к ордену иезуитов? — тихо и отчетливо спросил Арамис.
— Моё отношение к религии касается только меня и Господа, вы меня не запугаете, — дерзко ответил дю Шанте.
Тогда Арамис сделал некий тайный знак, после чего дю Шанте изменился в лице.
— Вижу, вы понимаете некоторые вещи достаточно хорошо, — кивнул Арамис. — В таком случае, как вы думаете, по какой причине капитан слушает мои приказы и не повинуется приказам Короля?
— Вы член ордена второго уровня? — испуганно проговорил дю Шанте.
— Берите выше, — сухо ответил Арамис.
— Первого уровня? — пролепетал лейтенант.
— Видите вы вот это? — спросил Арамис и показал свой перстень.
— Боже милостивый! — воскликнул дю Шанте. — Генерал!
С этими словами дю Шанте упал на колени и поцеловал камень на перстне Арамиса.
— Моя жизнь, мои деяния, моя семья принадлежат вам, распоряжайтесь, монсеньор! — воскликнул дю Шанте.
— Встаньте, — мягко сказал Арамис. — Вы назовёте мне имена всех шпионов Кольбера на этом корабле.
— Де Трабюсон, д’Оне и я, — ответил дю Шанте.
— Знаете ли вы шпионов Кольбера на других кораблях или в сухопутных войсках? — осведомился Арамис.
— Нет, монсеньор, — ответил лейтенант.
— Хорошо, — сказал Арамис. — Давайте ваши бумаги.
Лейтенант вынул из кармана конверт и передал Арамису. Прелат вскрыл конверт, извлек из него документ, который гласил:
«Предъявитель сего лейтенант дю Шанте имеет полномочия арестовать или предать смерти государственных преступников ванского епископа д’Эрбле и барона дю Валона де Пьерфона де Брасье. Всем государственным служащим и всем армейским чинам надлежит содействовать лейтенанту дю Шанте в выполнении этого приказа. За неоказание содействие или за препятствие выполнению этого приказа указанные лица будут нести ответственность по всей строгости военного времени вплоть до расстрела для дворян и офицеров или казни через повешение для солдат и лиц простого звания.
Людовик».
— Хорошо, — сказал Арамис, складывая приказ обратно в конверт. — Эта бумага пока побудет у меня, я решу, что с ней делать. Дальнейшие указания получите завтра утром. Идите.
После того, как дю Шанте ушёл, Арамис велел капитану пригласить к нему в каюту лейтенанта д’Оне.
— Вы католик? — спросил Арамис лейтенанта д’Оне после того, как он вошел в каюту и сел на предложенный ему стул.
— Не более, чем это требуется для спокойной жизни в католическом государстве, и не менее, чем этого требует от меня церковь и монархия, — ответил лейтенант. — Но все мои родные – католики, и я исправно посещаю церковь. Меня не в чем упрекнуть, но если вы предложите мне стать священником, эта дорога не для меня.
— Что вы знаете об ордене иезуитов? — спросил Арамис.
— Знаю, что такой орден существует, да мне-то что за дело до него? — ответил лейтенант и пожал плечами.
— Стало быть, вы служите Королю не из религиозных соображений, а из соображений видов на карьеру, — отметил Арамис.
— Это моё дело, кому я служу и по каким причинам, — недовольно ответил д’Оне. — Если это допрос, тогда сначала объясните мне, по какому праву вы его мне учиняете, после этого я подумаю, отвечать вам, или нет.
Арамис сделал тайный знак, на который лейтенант не обратил никакого внимания.
— Знаете ли вы, что я могу велеть капитану выбросить вас за борт, и он выполнит этот приказ, не моргнув глазом? — спросил Арамис.
— Стало быть, вы – адмирал? — спокойно спросил лейтенант. — Только если я ни в чем не виноват, с какой же стати меня выбрасывать за борт?
— А с той стати, что вы имеете документы, опираясь на содержание которых, намереваетесь учинить на корабле бунт, — ответил Арамис. — А бунтовщиков на корабле во все времена выбрасывали за борт или вешали на рее. Выбирайте, что вам больше нравится.
— Я не имею никаких подобных документов и не намереваюсь устраивать бунта, — возразил лейтенант д’Оне, не теряя хладнокровия.
— Этот документ вручил вам Кольбер, он дал вам конверт, в котором находится якобы приказ, подписанный Королем. На самом деле этот приказ подложный. Его сочинил сам Кольбер, являющийся государственным преступником, он подделал подпись Короля и убедил вас, что этот приказ даёт вам право командовать даже капитаном этого корабля, не так ли?
— Вы ошибаетесь, господин, как вас там зовут, — хладнокровно возразил лейтенант.
— Извольте, я по памяти воспроизведу вам текст этого приказа, — улыбнулся Арамис. — В этом приказе написано следующее: «Предъявитель сего лейтенант д’Оне имеет полномочия арестовать или предать смерти государственных преступников ванского епископа д’Эрбле и барона дю Валона де Пьерфона де Брасье. Всем государственным служащим и всем армейским чинам надлежит содействовать лейтенанту д’Оне в выполнении этого приказа. За неоказание содействие или за препятствие выполнению этого приказа указанные лица будут нести ответственность по всей строгости военного времени вплоть до расстрела для дворян и офицеров или казни через повешение для солдат и лиц простого звания. Подписано: Людовик».
Лейтенант д’Оне побледнел, но старался не подавать виду.
— Будете оспаривать? — спросил Арамис.
— Если бы у меня имелся такой приказ, — ответил он, — и если бы возникли обстоятельства, при которых мне пришлось бы выполнять такой приказ, тогда я не был бы бунтовщиком, а был бы исполнителем королевской воли.
— При условии, что приказ был бы подлинным, — улыбнулся Арамис. — Но поскольку мы знаем, что он – подделка Кольбера, вы становитесь соучастником преступления против воли Короля, государственным преступником, бунтовщиком, которого надлежит повесить, либо выбросить в море, где шансы на спасение у вас отсутствуют, особенно, если к ногам вам будет привязано пушечное ядро в мешке, а руки будут связаны. Согласитесь, плавать в таком положении весьма затруднительно.
— Вы этого не сделаете, — сказал лейтенант, побледнев ещё сильнее.
— Капитан! — воскликнул Арамис.
Едва в каюту вошел капитан, Арамис спросил:
— Капитан д’Аржансон, мы потолковали с лейтенантом д’Оне, и я посылаю его с дипломатической миссией на дно морское, — сказал он капитану. — Для скорейшего путешествия к конечной цели ему понадобится пушечное ядро, которое следует положить в мешок и привязать к его ногам, после чего вы спустите моего посланника в море. Шпага ему в дороге не понадобится, он оставит её здесь.
— Будет исполнено, монсеньор, — ответил капитан. — Лейтенант, вашу шпагу!
— По какому праву?! — воскликнул д’Оне с визгом.
— Я могу отменить своё поручение, если вы возьметесь выполнить некоторые другие мои приказания, не связанные с погружением в морскую воду, — улыбнулся Арамис, — но для начала вы отдадите мне письмо, существование которого только что отрицали.
— Вот оно, чёрт вас побери! — воскликнул лейтенант. — Это насилие, но я признаю ваше право сильных и подчиняюсь вашей власти.
— Благодарю, капитан, — ответил Арамис и показал ему кивком головы, что он может идти. — А вы, лейтенант, задержитесь ещё на пару минут.
— Если вы не проткнёте меня шпагой, — с опаской ответил д’Оне.
— Нет, что вы! — улыбнулся Арамис. — Это ни к чему, вы же очень понятливый офицер.
— Что вы от меня хотите? — спросил лейтенант.
— Ваше полное имя, д’Оне, говорите? — потребовал Арамис.
— Лейтенант королевской гвардии Жан-Пьер д’Оне, — ответил лейтенант.
— Берите бумагу и перо, садитесь и пишите следующее, — сказал Арамис, после чего принялся диктовать.
«Я, лейтенант королевской гвардии Жан-Пьер д’Оне, встретив ванского епископа господина д’Эрбле, добровольно передал ему приказ за подписью Короля Франции Людовика XIV, врученный мне господином де Кольбером. Действуя так, я сознавал, что нарушаю данный приказ, поскольку считаю его подложным. Обязуюсь впредь не подчиняться приказам, полученным от господина де Кольбера, кем бы они ни были подписаны.
Подписано: Жан-Пьер д’Оне»
— Поставьте сегодняшнюю дату и вашу подпись, — сказал Арамис. — Если приказ подложный, подобная бумага докажет, что вы не являетесь сообщником бунтовщиков и защитит вас от гнева Короля. В этом случае вы осознаете, что я спас вам жизнь, и будете в дальнейшем служить мне верой и правдой.
— А если приказ, который был передан мне Кольбером, и который вы у меня забрали, не подложный? — спросил д’Оне, передавая Арамису написанный под его диктовку документ со своей подписью.
— Минуту, я прочитаю, чтобы убедиться, что всё написано верно, — ответил Арамис, читая документ.
Убедившись, что всё написано в точности, он сложил документ в тот же конверт, где лежал приказ Короля, спрятал конверт за пазуху и рассеянно переспросил:
— Вы, кажется, что-то спросили?
— Я спросил, что будет, если приказ, который был передан мне Кольбером, и который вы у меня забрали, не подложный? — вновь повторил д’Оне.
— В этом случае вы – государственный преступник и подлежите казни через повешенье, как сказано в самом документе, — хладнокровно ответил Арамис. — А в чём, собственно дело? Почему вас это так тревожит?
— Вы меня обманули! — воскликнул д’Оне с ненавистью. — Вы погубили меня! Вы вынудили меня написать на самого себя донос!
— Минуточку, — возразил Арамис. — Я убедил вас не идти на дно моим послом, но если вы передумали, я готов вернуться к первому предложению, и капитан, как вы могли убедиться, поможет мне в этом. Вы согласились выполнять кое-какие мои поручения. — Мне потребовалась небольшая гарантия вашей исполнительности, поскольку я не собираюсь сопровождать вас при выполнении вами моих поручений. Вы всегда будете помнить, что если вы вздумаете меня обмануть, то ваше признание будет доставлено господину Кольберу вместе с приказом, который он вам вручил. Чем это может закончиться для вас, догадайтесь сами. Если же вы не будете обманывать меня, и выполните мои поручения в точности, тогда это письмо останется у меня в качестве небольшого сувенира в память о нашем знакомстве. Впрочем, моих поручений будет немного, для вас они будут необременительны, и по выполнении вами их вы сможете получить оба документа в своё полное распоряжение. Устраивает вас такой поворот дел, или вернемся к обсуждению вашей миссии на дне морском?
— Что я должен буду делать? — мрачно спросил лейтенант д’Оне.
— Я даю вам время до утра обдумать все плюсы и минусы того нового положения, в котором вы оказались, а утром вы получите инструкции о том, что вам надлежит сделать, — ответил Арамис. — И не советую покушаться на меня. Эти документы будут храниться не у меня, уверяю вас, и если со мной что-либо случится, они немедленно будут доставлены Кольберу. Вы имели возможность убедиться, что на этом корабле у меня есть союзники и помощники. Запомните вот что: если бы можно было перейти на другие планеты, то и там мы утвердили бы свое владычество, для которою земля слишком тесна. А теперь идите.
После этого Арамис имел разговор с младшим лейтенантом де Трабюсоном.
— Господин де Трабюсон, я бы хотел задать вам несколько вопросов, — сказал Арамис, внимательно осматривая вновь пришедшего гвардейца.
— Похоже, вы здесь какая-то шишка, как я погляжу, — грубовато ответил младший лейтенант. — Говорите со мной так, будто я обязан вам отвечать.
— Так оно и есть, — согласился Арамис. — Чтобы сократить наш разговор, я сейчас обрисую вам его план в общих чертах.
— Очень любопытно! — согласился де Трабюсон.
— Во-первых, я поинтересуюсь вашими взглядами на некоторые теологические вопросы, — сказал Арамис, невзначай сделав тайный знак, и, заметив, что это не произвело на собеседника никакого впечатления, продолжил. — На этой почве мы едва ли найдем интересную тему для беседы.
— Полагаю, что так, — согласился младший лейтенант.
— После этого я попрошу вас передать мне тот конверт, который вам вручил господин Кольбер, и вы откажетесь это сделать, — продолжал Арамис.
— Я не знаю ни о каком конверте, — настороженно ответил де Трабюсон.
— Вы о нём знаете, вы лжёте мне, но мне это безразлично, — отмахнулся Арамис. — Далее я пригрожу вам, что я выброшу вас за борт, но вы не поверите моим словам, и правильно сделаете.
— У вас нет для этого достаточной власти и у вас не хватит духу решиться на подобное преступление, — неуверенно проговорил де Трабюсон.
— У меня достаточно власти и у меня хватит решимости для этого, но я не сделаю этого лишь по той причине, что это неразумно, — ответил Арамис. — Вы мне не друг, но и не враг, вы мне не опасны, поскольку я знаю ваши намерения и ваши возможности, а я вам опасен, поскольку вы не знаете моих возможностей, а они, поверьте, велики, и вы не знаете моих намерений, а они в отношении вас в сильнейшей степени зависят от вашего послушания.
— Но я не собираюсь проявлять послушание по отношению к вам, — возразил де Трабюсон.
— Вот именно на этом вопросе мы сейчас и остановимся наиболее подробно, — почти ласково ответил Арамис. — Итак, вы объявляете, что не будете слушаться моих распоряжений. Я убеждаюсь в том, что ваше намерение твёрдое как кремень, нет никаких возможностей воздействовать на вас. Что же тогда мне остаётся с вами сделать? Попросту убить – совершенно бесполезно. Лучше сделать из вас назидательный пример для тех, кто будет более покладистым. Зная то, как я поступлю с вами, они, полагаю, намного легче примут своё решение сотрудничать со мной. Вот о чём я хотел с вами поговорить. Итак, вы будете любопытным примером того, как я поступаю с несговорчивыми людьми. Это пример я намереваюсь использовать в дальнейшей своей работе при вербовке сторонников в моей миссии.
— И как же вы со мной поступите? — недоверчиво и с некоторой опаской спросил де Трабюсон.
— О, не беспокойтесь на этот счет! — воскликнул Арамис. — Я не собираюсь вас убивать, и даже не хочу разлучать вас с вашей семьёй.
— С моей семьёй? О чем вы? — воскликнул младший лейтенант.
— Ну, у вас же наверняка имеется жена, может быть даже взрослая дочь, или две.
— У меня сын, — ответил де Трабюсон.
— Не имеет значения, — ответил Арамис. — Вы все поедете в Турцию.
— В Турцию? Для чего? — удивился младший лейтенант.
— Лично вас я пристрою евнухом в гарем одного моего знакомого паши, — ответил Арамис. — Вашего сына или сыновей, если их несколько, я пристрою на аналогичные должности в других гаремах. Не беспокойтесь, у меня имеются средства узнать, сколько именно у вас детей и какого пола. Вашу жену и дочерей я пристрою в гарем к паше.
— По какому праву? — воскликнул де Трабюсон, вскакивая со стула.
— По праву сильного! Сядьте, Трабюсон, сядьте! — жестко сказал Арамис. — Знаете ли вы, что такое право сильного? Это право, которым долго, слишком долго пользовались во Франции некоторые лица, не задумывающиеся ни о судьбе страны в целом, ни о судьбе отдельных граждан, из которых эта страна состоит! Кардинал Ришельё казнил всякого, кто угрожал не то, чтобы его власти, но хотя бы его репутации! Кардинал Мазарини грабил всякого, чьи деньги, по его мнению, должны были бы принадлежать ему, кардиналу, а не тому, кто обладал ими. Шевалье де Люинь, маршал д’Анкр, герцогиня де Шеврёз и многие другие фавориты и фаворитки вертели Королями и Королевами по своей прихоти, а те использовали целый народ только лишь для удовлетворения своей жадности, зависти, мстительности, похоти, сладострастия, и прочих неуемных страстишек. Всё это они проделывали по праву сильного. Нынешний Король по праву сильного отнимает у молодого юноши единственное, что он имел – его чистую юношескую любовь, втаптывая его чувства, его честь, его жизнь в грязь. Ему уже мало того, чтобы подобно всем его похотливым предкам, отнимать жен у мужей, остывших к прелестям своих благоверных, и вознаграждать их за двусмысленную роль рогоносца замками, придворными званиями и воинскими наградами, ему недостаточно возможности подражать тем же самым своим предкам, которые, нагуляв с незамужними девицами незаконнорождённых детей, пристраивали их в брак со знатными болванами, которые за королевские милости были рады стать почетными рогоносцами, и отправиться в свои родовые поместья, оставаясь там и не показывая носа оттуда, пока королевские персоны развлекались с их женами и плодили бастардов. Такие забавы нашему любезному Королю уже не кажутся интересными. Он предпочитает отнимать у честного, чистого, благородного юноши, который мне дороже родного сына, его единственную любовь просто для того, чтобы позабавиться с ней некоторое время, может быть прижить от нее несколько детей, после чего удалить её с глаз долой в какой-нибудь монастырь замаливать у Господа свои и его грехи. Всё это даётся правом сильного. Так вот, господин де Трабюсон, заявляю вам, что я сильнее вашего ничтожного Короля Людовика XIV, я мог бы сбросить его с трона, как сбрасывают шахматного короля с доски, я мог бы, если бы захотел, уничтожить его, но я был достаточно силён и для того, чтобы когда дело было уже почти сделано, или сделано окончательно, допустить уничтожение всех моих трудов, допустить, чтобы власть вернулась к этому ничтожному человеку только потому, что за него вступился тот, кого я достаточно уважаю, чтобы согласиться, что и его точка зрения на эту проблему, может иметь право на рассмотрение. Я, который мог двигать Короля как пешку, решил оставить его на месте только потому, что мне было достаточно убедиться, что я могу это сделать, после чего я позволил себе доказать, что меня не может соблазнить погоня за призрачным богатством или за властью, и что я готов прислушаться к воле Господа, я готов пойти той дорогой, на которую мне указывает Господь, и если он дал мне знак, что мой путь ошибочный, я не буду настаивать на своих ошибках, а соглашусь с его волей, с его выбором, и уйду в тень, предоставив событиям идти своим чередом и развиваться так, как решит он.
— Вы говорите о чём-то слишком ужасном, но недоступном моему пониманию, — проговорил де Трабюсон, бледный как полотно.
— Я сказал себе: «Если твои планы не сбылись, радуйся, значит сбылись планы Господа». И я отстранился от дел. Вместо того, чтобы бороться, я отступил, — сказал Арамис скорее самому себе, чем своему собеседнику.
— Вы не похожи на смирившегося человека, — возразил ошеломлённый де Трабюсон. — Вы производите впечатление льва, который готовится к прыжку, и чей прыжок будет смертельным для намеченной им жертвы.
— Да, чёрт побери! — воскликнул Арамис, схватив со стола фарфоровую статуэтку, изображающую волхвов, приносящих дары младенцу Иисусу. — Я уступил воле Господа, но Господь отнял у меня моего друга, которого я любил так сильно, как и не подозревал. И я не прощу этого ни Господу, ни Королю!
С этими словами он яростно швырнул статуэтку на пол с такой силой, что мельчайшие осколки разлетелись во все стороны.
— Король, лишивший меня друга, не будет мной прощён никогда, — проговорил Арамис. — Я простил бы ему мою смерть, если бы он схватил меня и велел казнить, я, умирая, благословил бы его. Но я не прощу ему смерть моего дорогого друга, брата, моего любимого Портоса. Он заплатит мне за это. И если вы, господин де Трабюсон, встанете на моём пути, я вас уничтожу. Не физически. Я уничтожу вас морально. Обращу в пыль, в прах. Вы не будете мужчиной, вы будете евнухом. Вы будете подавать инжир, персики и виноград паше, который будет наслаждаться прелестями вашей жены у вас на глазах. Как вам такая перспектива?
— Вы не сделаете этого, — прошептал де Трабюсон, покрываясь холодным потом.
— По какой причине? — холодно осведомился Арамис.
— Я согласен вам служить, только не делайте этого, — проговорил младший лейтенант. — Бог мой! Я верю вам, что вы на это способны! Ваши глаза, ваш взгляд доказывают это. Скажите же, что вы не тронете мою семью!
— Полное повиновение с вашей стороны, господин де Трабюсон, мне и только мне, вот что защитит вас от подобной участи даже в том случае, если кто-либо иной захотел бы с вами учинить подобное, — сказал Арамис, глядя прямо в глаза своей жертве. — Или же…
— Я понял! Я согласен! — быстро ответил де Трабюсон.
XLV. Шпионы епископа ваннского
Наутро Арамис вызвал к себе всех троих бывших шпионов Кольбера и капитана д’Аржансона.
— Капитан после того, как вы высадите меня в порту Сан-Себастьян, вы можете возвращаться к выполнению порученного вам ранее задания. Ваше затянувшееся отсутствие объясните тем, что эти люди предъявили вам приказы Короля, заставившие вас гоняться за государственными преступниками. Вот эти приказы.
С этими словами Арамис небрежно швырнул на стол два конверта.
— Такой же приказ был и де Трабюсона, но его случайно вырвало у него из рук порывом ветра и унесло в море, — беззаботно произнес Арамис, после чего де Трабюсон покраснел.
— А вы, господа д’Оне и дю Шанте, можете забрать ваши бумаги после того, как капитан ознакомится с ними, — продолжал он. — Вам, господа д’Оне, де Трабюсон и дю Шанте, надлежит доложить Кольберу всю информацию, которую вы собрали, без изменений, с теми небольшими уточнениями, которые я вам сообщаю. Во-первых, барон дю Валон погребен под огромным камнем в пещере Локмария на острове Бель-Иль. Это – чистая правда, вы сможете в этом убедиться, побывав на этом месте, я вам сообщаю это лишь для того, чтобы вы не теряли времени на розыски его, впрочем, дело ваше. Далее. Во-вторых, епископ ваннский, господин д’Эрбле отплыл на баркасе в направлении Англии. Корабль, на котором вы сейчас находитесь, повстречал рыбацкую шхуну, вы учинили расспросы рыбакам, которые сообщили вам, что выловили в море этот баркас, в котором был найден мертвым господин епископ ваннский. Причина гибели – смертельное ранение в грудь. Описание его внешности таково, что он весьма похож лицом и фигурой на меня, так что, описывая его, вы можете сообщить ему мои приметы. Договоритесь между собой о том, сколько было рыбаков, как они выглядели, какого были возраста, каким водоизмещением была рыбацкая шхуна и как она называлась и выглядела, в каком месте и в какое время вы встретили этих рыбаков. Капитан д’Аржансон при необходимости подтвердит ваши показания. Итак, после встречи с рыбаками вы, убедившись, что оба лица, которых вам было велено арестовать мертвы, возвратились в Нант. Эта часть поручения вам понятна?
— Да, монсеньор, — ответил дю Шанте.
— Мы поняли, — ответили д’Оне и де Трабюсон.
Капитан низко наклонил голову в знак согласия.
— Оставьте нас, капитан. Я прошу вас заглянуть ко мне, когда эти господа меня покинут, — сказал Арамис.
Капитан снова кивнул и вышел за двери.
— Это лишь пол дела, — продолжал Арамис своим троим новым шпионам. — Для начала я устрою вам проверку. Итак, Кольбер даст вам новые поручения. Вполне возможно, что каждый из вас получит индивидуальное задание, поэтому мне нужен каждый из вас. Вы тщательно запомните полученные инструкции и приказы, сообщите их мне незамедлительно, и впредь будете регулярно сообщать мне обо всех распоряжениях Кольбера. Пока вы не получите от меня подтверждения или запрета на выполнение полученных вами заданий, вы будете делать всё от вас зависящее, чтобы создать видимость послушания и выполнения этих приказов, но не дай вам Бог выполнить хотя бы одно из подобных поручений прежде, чем вы получите от меня одобрение на это действие. Вполне возможно, что я потребую от вас полного непослушания, но в иных случаях я потребую тщательного противодействия выполнению полученных вами приказов не только вами, но другими лицами. Я могу велеть вам защищать того, кого вам поручат убить, или убить того, кого вам поручат защищать. Полное послушание моим инструкциям и полная видимость послушания инструкциям Кольбера. Не бойтесь никого, кроме меня, поскольку отныне моя власть над вами сильнее королевской, и осведомлённость о ваших действиях будет обеспечена теми людьми, о которых вы не подозреваете. Связь будете держать со мной через почтовых голубей, которых вы найдёте по одному из следующих адресов. На этих карточках написаны адреса и имена тех, с кем вам предстоит иметь дело. Читайте и запоминайте, поскольку я сожгу эти карточки, как только наш разговор будет окончен.
Он положил перед своими новыми агентами три карточки с именами и адресами и перевернул песочные часы. Едва последняя песчинка упала на дно нижней колбы, Арамис произнёс:
— Я дал вам пять минут, чтобы заучить адреса. Все запомнили?
— Позвольте, я ещё разок взгляну, — попросил дю Шанте.
— Хорошо, но впредь развивайте свою память, — снисходительно ответил Арамис и вновь перевернул часы.
Когда часы вновь отмерили пять минут, Арамис взял карточки и сжег их над зажженной свечой, а пепел выбросил в окно, ведущее в море.
— Время вышло. Инструкции даны. Ступайте, — сказал Арамис.
После ухода троих шпионов капитан вновь зашел в каюту, которую он отдал в распоряжение Арамиса.
— Прошу вас, капитан, пригласите ко мне только дю Шанте, но только так, чтобы остальные об этом не знали.
Вошедшему дю Шанте он сказал:
— Дю Шанте, вы – брат по вере и член нашего союза. Я доверяю вам безгранично. Приглядывайте за остальными.
— Я это понял, Ваше Преосвященство, — ответил дю Шанте и поцеловал руку ваннского епископа.
— Да благословит вас Господь на благое дело, — ласково ответил Арамис и перекрестил склонившегося дю Шанте.
После этого Арамис снова пригласил капитана.
— Капитан д’Аржансон, благодарю за службу, — мягко сказал он. — В порту Сан-Себастьян я покину вас, и когда вы мне понадобитесь, я найду способ с вами связаться. Вы выполнили свой долг, в подтверждение ваших новых полномочий третьей ступени посвящений запомните следующий знак и запомните следующий пароль.
После этого Арамис показал капитану некий таинственный знак пальцами руки и шепнул на ухо некие слова. Капитан склонился в поклоне, поцеловал камень на перстне Арамиса и его руку, после чего прелат возложил руку на голову капитана и произнёс:
— Благословляю, сын мой, ступайте с Богом, — после чего перекрестил в воздухе его чело.