ПРОСТИ НАС, НЕОСТОРОЖНЫЙ ГЕНИЙ!
«…Гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества.
А.С. ПУШКИН
«Поэт — редкий гость на земле. Среди миллиона — один настоящий».
Федор СОЛОГУБ
Совсем недавно, в сентябре, закончил я ПЕРЕЧИТЫВАТЬ документальный сборник «Последний год жизни Пушкина. Переписка. Воспоминания. Дневники» (М., «Правда», 1988). Перечитал я его ещё как бы заново, уже с иных мировоззренческих позиций, далеко не тех, на каких находился тридцать лет назад в конце катастрофической перестройки, накануне развала СССР. С особым интересом прочёл я те мемуары и эссе, которые являются сами по себе историческими источниками, — в самом деле, что может быть полнее и достоверней приложенного к мемуарам документа?! Живое свидетельство, подтверждённое документом (хотя бы списком карточных и ресторанных долгов имярека) есть подлинное в квадрате изображение нравов и характеров эпохи.
Было больно, было трудно читать это объёмистое документальное повествование о последнем годе и последнем дне жизни Пушкина. Ведь в свой последний год жизни (1836-37) Пушкин ежедневно делал непроизвольный шажок к смерти. С каждым днем всё невыносимей для него становилось давление беспощадного и жестокого бытия. Трудно контролировать себя, сохранять хладнокровное спокойствие. Трудно сохранять бодрость духа и оптимизм, когда ежедневно и ежечасно грозно уплотняется и густеет время, становится «всё тяжелее груз и тоньше нить» (Фёдор Сологуб), особенно тогда, когда «надо мной плитой могильною глухие виснут небеса». (Зинаида Гиппиус)
Последний год жизни Пушкина — это звенья одной цепи горестей, болезненных уколов и ударов судьбы, которая опутывала его и являлась петлёй-удавкой. Больно мне было читать печальные рассказы о позорно тайных похоронах великого сына России, о строго засекреченных причинах гибели поэта и всех обстоятельств с этим связанных. Больно было читать, но зато душеполезно. Перечитал этот огромный блок документов с точки зрения преодоления трагически непреодолимого бытия, с его косным бытом и житейской суетой, и стало мне за Пушкина и за всех таких, как он, до слёз больно и обидно — бедный, бедный, бедный Пушкин! Никто так глупо и бесшабашно не швырялся жизнью, как Пушкин. Никто так бездумно и неосторожно не испытывал Судьбу и «ревность богов», как Пушкин. Житейскими невзгодами и тревогами оплачивалась участь нашего неосторожного Гения.
Бедный Пушкин! Как мимолётна юность и как обременительна своими заботами и обязательною службой зрелость. И как страшна приближающаяся старость! Повышенная нервная возбудимость, перманентное любовное и творческое горение, безудержная эмоциональность и резкий спад настроений — от восторженной эйфории к чёрной меланхолии. Затяжное безумие любви, мучительная любовная лихорадка «двойной любви», когда ты одинаково влюблён в мать и её дочь, в девушку, которая тебе в дочери годится, или в жену известного писателя-историка, которая на 20 лет старше тебя, но выглядит свежо и молодо как девушка.
Сеть ранних морщин, рассеянный, усталый взгляд, нервный тик у глаза и в уголках рта, дрожательный паралич, повышенное сердцебиение и слабость — синдром Паркинсона, английского врача, знакомого ему ещё во время пребывания на юге. Чтобы продлить молодость и как-то противостоять старости, нужна юная жена, всегда желанная, пленительная и свежая! Своя жена — это не чужая жена-любовница, целительница и утешительница, временный предмет плотских наслаждений. Нужна юная жена на любых условиях, даже бесприданница, пусть и фригидная, но зато сочная и животворная. Бедный Пушкин, как он ошибался на этот счёт.
Бедный Пушкин! Для своего времени он всего на всего лишь — поэт и камер-юнкер, муж красавицы-жены, на которую положил глаз сам император. Увы, Пушкин — не богатый бравый улан, не рослый и могучий красавец кавалергард, и не видный генерал, и тем более не герой Бородинского сражения и Заграничного похода и не командир Егерского или лейб-гвардии Конного полка, над которым шефствует сам император, а всего лишь, известный литератор и весьма неблагонадёжная личность.
Бедный Пушкин! В 27 лет — он незавидный жених и весьма ненадёжный муж в глазах родителей невесты и всего дворянского общества. Но опытный волокита, ловелас и соблазнитель молодых вдов и юных жен престарелых сановников, он назло всем захотел жениться, чтобы, наконец, узнать, что такое семейное счастье.
Бедный Пушкин — жертва собственных иллюзий и массовых заблуждений! Можно подумать, что он никогда не знал, не ведал о грубой, косной и незавидной «изнанке» такого простого «земного счастья». Как будто он совсем забыл своё недавнее отрицательное мнение о браке и семье: «Брак холостит душу. Законная… (жена) — род тёплой шапки с ушами. Голова вся в неё уходит…». Но нет, Пушкин — другой, он не создан для такого вульгарного и косного брака, его женой станет русская вечно юная Аспазия, вмещающая в себя сокровища сердца и сокровища ума и мудрости, чья страсть к нему (страсть легендарной Дианы де Пуатье) переживёт самоё пламя.
У него, потомка Абрама Ганнибала, будет идеальный брак, а его женою станет юная благонравная и благовоспитанная, прекрасная, великосветская Мадонна, прекраснее которой невозможно отыскать на этом свете. К роковым своим тридцати годам у него окончательно сложился идеал Жены-Мадонны и Ангела живородящего. Бедный Пушкин — все невесты, которых он намечал себе в жёны в эти годы, относились к одному типу — молоденькие барышни из московского и петербургского общества. Все они красивые, превосходно воспитанные, совсем юные существа 16-17 лет с ещё не сложившейся индивидуальностью, мотыльки и лилии, а не взрослые опытные женщины, умеющие по-настоящему любить в постели и способные рожать здоровое потомство. Таковыми дворянскими, тепличными «нежными лилиями» были Софья Пушкина, Екатерина Ушакова, Анна Оленина и, наконец, юная первая красавица Москвы и Петербурга 17-летняя Наталья Гончарова, которая и стала, в конце концов, роковой женой поэта.
Бедный Пушкин! Жертва любовной магии и «химии любви»», он мгновенно ослеплялся внешней красотой и миловидностью, тем обликом и запахом свежести, юности и убедительной, показной невинности, который бросался ему в глаза и ноздри при самых первых встречах. Черты магической женской природы, её дурманящий дух сильнее всего манили Пушкина. Его Жена-Ангел должна быть превосходно воспитана и достигать во всём пределов совершенства, быть молодой, изящной светской женщиной, способной доставлять только мужу (и никому другому!) множество утончённых и разнообразных рафинированных наслаждений. Пушкин дорожил своей принадлежностью к аристократическим кругам.
Как поэт и художник Пушкин любил тип светской женщины, как источник особой неги и наслаждения, как побудитель творческого горения и вдохновения. Ещё бы! Любовь удваивает гений! Бедный Пушкин! Его женитьба на прекрасной косоглазой Мадонне оказалась роковой ошибкой. Он забыл, что с успехом играть роль светской дамы на великосветской сцене может только женщина, обладающая сильным характером, живым, разносторонним и критическим умом. Бедный Пушкин! В повседневной, семейной жизни его Ангел-женка оказалась вздорным, капризным, избалованным, взбалмошным, суетным и тщеславным существом. Его молодой супруге критически не хватало того, что было в избытке у Татьяны Лариной — спокойного женского достоинства, собственного чувство такта, чёткого понимания того, с кем можно не только пококетничать, но и позволить себе даже большее, а с кем категорически нельзя, — например с Дантесом. Натали, несмотря на просьбы мужа, откровенно кокетничала с государем, но это для Пушкина было ещё полбеды (с императором всегда можно договориться, и даже поделиться своим «дорогим товаром»). Но к досаде Пушкина, Натали, мать троих детей, продолжала кокетничать с Дантесом, явно не желая поставить наглеца на надлежащее место. Если кокетство (и близость) жены с царём, для Пушкина имело хоть какое-то разумное объяснение, то даже сама мысль о встрече Натальи Николаевны на стороне, наедине с Дантесом, приводила Пушкина в бешенство и умопомрачительную ревность. В ухаживаниях Дантеса он видел личное для себя оскорбление. Ведь по собственному опыту поэт знал, что ради плотских удовольствий можно волочиться за замужней женщиной (и за двумя сразу) совершенно спокойно и цинично, без тени уважения к ней. Пушкин знал и хорошо помнил, что роль обманутого мужа (трагическая по существу) навеки останется смешной в людских глазах. Несомненно, что ему приходили на память имена мужей-рогоносцев А. Давыдова, Ризнича, Воронцова, Керна, Закревского и других злополучных супругов, которых жены обманывали при его участии или при участии его друзей.
Бедный, бедный неосторожный Пушкин! Жертва собственных страстей и любовных приключений. Жертва женского тщеславия кокетливой жены! 1836 год стал для Пушкина роковым, заключительным, завершающим годом. Никогда ещё петербургский свет не был так кокетлив, так легкомыслен и так неосторожен в гостиных, как в эту зиму. (Дарья Фикельмон, внучка Кутузова) Никогда ещё не трудились с таким энтузиазмом и с такой беспечностью дворянские психеи и амуры на маслобойне российской жизни, зачиная в глубокой тайне и рождая на белый свет «цветы жизни» — когорты внебрачных, незаконнорожденных детей, бастардов, будущих революционных демократов и инакомыслящих разночинцев-интеллигентов.
Бедный, бедный Пушкин — жертва природной «химии любви» и той страсти, которая никогда не бывает умной, но под воздействием которой, порой хочется рискнуть жизнью, чтобы разом от неё отделаться или её возобновить и постараться жить сначала. Бедный Пушкин! Суровый климат России не для таких гениев как он. Студёные пространства Северной Евразии не приемлют пламенных африканских, итальянских, испанских и прочих «тропических» страстей. В царстве лютых морозов, где сила любви слишком часто соизмеряется с приданным и числом крепостных живых душ, которые жених рассчитывает получить от невесты — любовь как страсть, остается непонятной блажью.
Бедный Пушкин! Современники считали, что его женитьба на Наталье Гончаровой была трагической ошибкой, что красавица-жена его никогда не понимала! Понимание пришло к ней, когда он умер. «На кой черт ты женился?» — спросил поэта живописец Карл Брюллов, когда тот показывал ему своих детей. И бедный Пушкин был смущен — не смог дать художнику вразумительный ответ! Бедный, бедный Пушкин! Не глупо ли было жертвовать ему ради «фарфоровой куклы» своей прекрасной жизнью? «Ради чего? Ради чего Пушкину надо было обязательно жениться?» — спрашивали друг друга его обожательницы и поклонницы. (Елизавета и Софья Карамзины) Многие великосветские красавицы и даже не совсем красавицы, считали, что многие из них могли бы стать достойной заменой его косоглазой и фригидной Мадонне. Никто из них не мог отказать пылкому Пушкину, когда Пушкин очень-очень просит. Не так уж и много требуется от любящей женщины усилий, чтобы остудить огонь слепой и тёмной страсти в крови мужчины и вернуть его в прежнее, нормальное и трезвое состояние! Совсем пустяк! Особенно для светской зрелой дамы! И для незамужней девицы тридцати и более лет — тоже! (Анна Вульф)
Бедный, бедный Пушкин! Жертва вопиющего ханжества и фарисейства своего века, жертва своей чрезмерной чувственности, диких страстей и неосторожного волокитства. Увы, до женитьбы узы чужого брака для него никогда не были священными. Случай с любовной запиской Екатерине Андреевне Карамзиной для него не стал уроком. Морального барьера в отношении чужих жён для него не существовало, поскольку тогда таковы были нормы поведения между полами в дворянском обществе, а браки заключались не на небесах и не по любви, а в основном по расчёту, и связи с чужими женами были «круговой порукой». Бедный неосторожный Пушкин! Жертва тёмной похоти и модного тогда среди светских ловеласов донжуанства. Такое отношение мужчин к замужним женщинам обернулось против него самого, когда дело коснулось его собственной жены, когда её любовником и попечителем семейства Пушкиных стал сам царь. Бедный, бедный Пушкин! Он так хотел казаться перед высшим светом русским денди атеистом и нигилистом Евгением Онегиным, а на самом деле оказался православным романтиком Ленским. Его жизнь, как и жизнь всякого великого человека, была окрашена в трагические тона. Жизнь Пушкина — это жизнь, высшее назначение которой вырастает в трагедию любви, трагедию творчества, трагедию России. Трагическая гибель Пушкина — самое убедительное доказательство тому, что быть одарённым человеком и тем более гением в нашей стране предвещало смертельную опасность — непременно (и обязательно) быть убитым. Бедный, бедный Пушкин! Перед нами человек, который стал не только жертвой своих страстей, но и жертвой той общественной системы, весомой и зримой частью которой он сам являлся. Как не пожалеть его и не выразить ему своё человечное сочувствие? Перед нами неосторожный Гений, который стал жертвой лютой зависти и ревности и омерзительного по своей сути имперского самодержавного фарисейства.
Пушкину завидовали по крупному и по малому. Тому, что рядом с ним, таким любвеобильным, под одной крышей живут три молодых женщины, три сестры Гончаровых, две свояченицы, с ещё неустроенной судьбой и туманными перспективами. Ему приписывали преступную кровосмесительную связь с ними. На Пушкина клеветали жёны даже тех вельмож, кто имел свои реальные «гаремы» из крепостных девочек, те, чья зависть к поэту порождалась их больной сексуальной фантазией. (П.К. Губер) Многодетному отцу, камер-юнкеру и литератору Пушкину, представителю древнего, но обедневшего рода, владельцу всего-то «220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 были заложены в казну за 40 000 рублей», обременённому долгами и большим семейством, завидовали самые богатые и влиятельные крепостники страны.
Бедный, бедный Пушкин! Никто из его детей, рождённых в законном браке, не стал гением и просто выдающимся, знаменитым человеком. Никто из его потомков, рождённых от внебрачных связей (за исключением его внука — демона красной революции Льва Давидовича Бронштейна-Троцкого) не стал известным политическим и общественным деятелем, композитором, писателем, художником. Канул в неизвестность его сын от Екатерины Раевской, неизвестна судьба и «детей любви» поэта в нескольких поколениях от дам высшего света и полусвета, за исключением внебрачного сына Леонтия от прекрасной и неистовой в любви полячки Анжелики Дембинской, билетерши передвижного зверинца. «У меня нет детей, а все вы****ки», — признавался Пушкин в 1827 году Богдану Федорову, редактору альманаха «Памятник отечественных муз».
Бедный, бедный Пушкин! Одно дело отдать своему другу Пущину на одну-две ночи свою любовницу – сенную, крепостную девушку, другое дело — периодически в глубокой тайне вынужденно делиться своей красавицей-женой с самим царём. Как быть самому теперь в этом случае? Каково теперь ощущать себя в роли обманутого мужа и условного отца своих детей? Закрывать глаза на блуд монарха со своей Мадонной и не подавать виду? Однако, сам утверждал не раз, что «Истина сильнее царя», что за неё сам Бог велел страдать. И в то же время глупо, защищая честь семьи, дерзить монарху, бросать царю перчатку. Царь — не грозный шеф жандармов Бенкендорф, не барон Геккерн и тем более не презренный бастард Жорж Дантес. Царь выше всего земного. Он — единственный, кто определяет твою дворянскую честь и твоё бесчестие. Итог такой борьбы за Истину и Честь известен — петербургский «Дом скорби», палата №6 и Опекунский совет над осиротевшей семьёй. Не лучше ли, и не разумней ли принимать эту связь жены с государем как дар небес и высочайшую милость, быть довольным жизнью и заниматься своим главным литературным делом? Лучше быть прагматиком и даже циником, чем сумасшедшим, лучше считать царя своим партнёром и «молочным братом», извлекать для своей семьи выгоду и пользу, быть спокойным за будущее своих детей: «Царь позаботится о них, он знает моё дело». Увы, бедный Пушкин! К сожалению, о его «тайном деле», кроме царя, в полной мере ведали ещё Бенкендорф, Нессельроде, завистливая сводница Идалия Полетика.
Бедный, бедный Пушкин! Не так уж велики были его долги, в том числе и карточные, чтобы так отравлять ими себе душу в последний год своей жизни, и всё глубже погружаться в тревожно-депрессивное состояние. Его долг на сумму 92 500 рублей ассигнациями — жалкая и смешная сумма по сравнению с теми сотнями тысяч и миллионами золотых рублей, которые оставляли русские вельможи и крепостники-кутилы у парижских куртизанок. Что такое этот долг Пушкина по сравнению только с картёжными долгами его друга, героя Бородина, поэта, публициста («памфлетёра»), князя Петра Вяземского, который, по его собственному признанию, «прокипятил» свою кровь на картах около полумиллиона рублей. Это применительно к реалиям 1823 года примерно составляет 671,5 млн. рублей образца сентября 2022 года. Бедный, бедный Пушкин! Не будем так же сравнивать доходы Пушкина-помещика и доходы нынешнего депутата Госдумы или главы администрации районного масштаба. Они несравнимы и не сопоставимы. Увы, возмутительно, но факт — даже всё совокупное движимое и недвижимое имущество рода Пушкиных и рода Гончаровых по нынешнему золотовалютному курсу не составит даже 1,5% от стоимости самой дорогой в мире яхты «человека случая», современного долларового миллиардера Романа Абрамовича. По воровским понятиям и гнилому духу нашей больной эпохи, Пушкин — полный неудачник и банкрот по жизни, один из многих наших нищих отечественных гениев.
Бедный, бедный Пушкин! В последний год жизни (а он в глубине себя понимал, что 1836 год для него последний) Пушкину ничего больше не хотелось, кроме тишины, покоя и надёжного последнего приюта. Так, 24 декабря 1836 года в письме к Прасковье Александровне Осиповой Пушкин пишет: «Хотите знать, чего бы я хотел? Я желал бы, чтобы Вы стали владелицей Михайловского, а я — оставил бы за собой усадьбу с садом и десятком дворовых…» Вот и всё, больше ему ничего не надо! Ни шумных сборищ и пирушек, ни пунша с ромом и «Мадам Клико», ни женских ласк, ни азартных игр, ни пения сенных девушек, ни откровенного кокетства «капризных барышень» — своячениц, ничего не надо! Поэт устал, «душа покоя просит».
Туда б, сказав «прости» ущелью,
Подняться к горной вышине!
Туда б в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне!
Бедный, бедный Пушкин! Нет, не он искал смерть, а смерть сама в образе ростовщика Скупого рыцаря, кредитора-филантропа и августейшего сластолюбца шла за ним по его следам, шурша долговыми расписками и кредитными обязательствами. Так вышло, что в образе красавицы-жены Натальи Николаевны к Пушкину явилась и пришла его Судьба, его Смерть. Трудно и порой невозможно совмещать ежедневный щей горшок, горячую плоть молодой пышногрудой хозяйки с высоким вдохновением и золотой арфой Аполлона. И в то же время Пушкин всегда ратовал за полноценную семью и всегда радовался семейному счастью своих друзей. Об этом он писал за год до смерти П.В. Нащокину: «Моё семейство умножается, растёт, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и смерти нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения… Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились…».
Бедный, бедный Пушкин! Добрый малый, щедрая душа! Нам больше никогда не найти в мире такого доброжелательного писателя, как Пушкин. Общительность его не знала границ, «начиная с булочника до царя». (А.О. Смирнова-Россет) Больше всего в людях Пушкин ценил благоволение — слово морально устаревшее ещё сто лет назад и нами навсегда забытое. Только у Пушкина можно обнаружить столько глубокого сочувствия и жалости к людям, в их попытках найти «в мрачных пропастях земли» своё личное «земное щастие». Бедный, бедный Пушкин! Пушкин — добрая и щедрая душа! Это он вывел малоросса Николая Гоголя в русские великие писатели. Это Пушкин благословил поэтическое творчество воронежского мещанина Алексея Кольцова (1808-1842). Это Пушкин помог социально и финансово стать на ноги юному сибиряку и студенту Петербургского университета Петру Ершову(1815-69), сделав его автором стихотворной сказки «Конёк-Горбунок» (1834). Это Пушкин помог издать Надежде Дуровой «Записки кавалерист-девицы» и тем самым прославить её имя на всю страну.
Это Пушкин, ссылаясь в своём письме на мнение «беспристрастного ценителя истинного таланта» Ивана Крылова, морально поддержал и тем самым благословил на литературное творчество сибирского бытописателя-романиста Ивана Калашникова (1797-1863), автора романов «Дочь купца Жолобова» (СПб., 1832) и Камчадалка» (СПб.,1833). Это Пушкин (за несколько часов до своей гибели) в личном письме к первой русской детской писательнице Александре Ишимовой (1804-1881), высоко оценил её литературные труды: «Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах («История России в рассказах для детей» — А.А.) и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!»
Это Пушкин породил на Руси мыслящего и благородного, нравственного читателя, который ищет истину через любовь, ибо по Пушкину «нет истины, где нет любви». Бедный, бедный Пушкин! С такой отзывчивой душой как у него, мучительно тяжело жить на свете! Таким как он всегда трудно оставаться человечным!
Бедный, бедный Пушкин! Как трудно быть поэтом. Как трудно быть в России человечным человеком и продолжать оставаться им! Как не повиниться нам перед Пушкиным и не попросить у него прощения за наше недомыслие и тупое непонимание его пророческих посланий в будущее?
Прости, нас, русский Гений, за то, что мы, дети атомного века и советского «афеизма», так и не смогли до конца прочитать все шифрограммы твоей души, все «кардиограммы» и мистификации твоего ума и сердца. Плохо обстоит дело с нашим логическим интеллектом и благодарной памятью. Ты до сих пор до конца нами не разгадан, не дешифрован, не принят к сведению и не использован нами как навигатор на крутых путях-дорогах к доблести и славе. Нам понадобилось 175 лет, чтобы, наконец, выяснить истинные причины твоей гибели, осознанной необходимости твоего добровольного ухода из-за наследственной болезни и нежелания дальше жить такою жизнью.
Прости нас, неосторожный гений, за нашу чрезмерную осторожность, гражданскую трусость и конформизм, за нашу умственную леность, отсутствие живой любознательности и чувствительной эмпатии.
Прости нас, неосторожный Гений, за то, что наш XX век оказался более бесчеловечным и беспощадным, чем твой жестокий век. Прости нас, неосторожный гений, за то, что мы не оправдали всех твоих надежд и упований, что за прошедшие два века мы так и не стали лучше, добрей и человечней.
Прости нас за грехи отцов и дедов наших! За их бездумное попустительство всему злому и кромешному, что было связано с твоим светлым именем и твоим светлым животворным оптимизмом. Прости всех тех, кто по умыслу и без умысла, из-за своих амбиций и больного тщеславия пытался сбросить тебя вместе с дворянской культурой и русской литературой с украденного бандой большевиков «парохода современности».
Прости, если можешь, наших беспутных и обманутых отцов и дедов — осквернителей отеческих гробов и храмов, разорителей и грабителей могил и склепов героев 1812 года, безбожников, грабителей, кромешников, насильников и разрушителей. Прости их варварское разрушение в 1927 году во Владимирском соборе Севастополя гробов русских адмиралов М. Лазарева и П.Нахимова, вице-адмирала В. Корнилова и контр-адмирала В. Истомина, прах которых якобы «оскорблял революционное чувство трудящихся масс». Мы знаем, что такое не прощается, а проклинается навеки, но всё же…
Прости, неосторожный гений, наших предков за то, что они согласились считать день и год твоей трагической гибели всенародной юбилейной датой на уровне церковного праздника — Дня усекновения главы Иоанна Предтечи! Прости и нас за то, что мы бездумно, слепо и тупо шли по стопам лжеучителей и мучителей своего народа. Прости нас за то, что мы всегда находили и сейчас находим для себя веские доводы и аргументы в деле уничтожения друг друга из-за весьма сомнительных проектов и идей, учений и утопий. Прости нас, если можешь, за то, что мы так и не изжили в себе за два века пороки Каина-братоубийцы, нашего лютого и завистливого родоначальника. Прости нас, если можешь, если видишь и слышишь нас, никчемных и ничтожных, потерявших разум, стыд и совесть. Мы знаем, что тебе от нас ничего уже давно не надо, даже макового зёрнышка.
Прости нас, неосторожный и бесстрашный гений, за нашу леность и не любопытство, за низкий интеллект, за неглубокое понимание тебя как гения и человека, за своеобразное большевистское истолкование той, современной тебе жизни. Прости нас, неосторожный гений, за нашу гражданскую трусость, за идейно-политическую осторожность и осмотрительность. Прости нас за то, что мы всегда находили и сейчас находим для себя веские доводы и аргументы в деле уничтожения друг друга и себе подобных. Прости нас, если можешь, за то, что мы так и не изжили в себе за два века пороки Каина-братоубийцы, нашего лютого и завистливого родоначальника, нашего наставника-насильника и блудника. Прости нас, если можешь, если видишь и слышишь нас, никчемных и ничтожных, потерявших разум, стыд и совесть. Мы знаем, что тебе от нас ничего не надо, даже макового зёрнышка. Но всё же…
И всё же, ради Бога, прости нас, смелый и неосторожный Гений, за наш низкий коэффициент полезного действия и вопиющую социально-историческую нерентабельность. Мы не знаем, как нам дальше жить и что нам делать. Утонули, как в трясине, в нашей неблагодарной и дырявой памяти все герои дня и года, наши славные деды и отцы, «коих мы готовы взять за образцы». А новые кумиры дня стократ омерзительней героев дня вчерашнего. Увы, что делать нам в Новом времени? Продолжать и дальше воевать между собой и против всех? Продолжать плыть по течению и жить по принципу: «Жизнью пользуйся живущий, мертвый в гробе мирно спи»? Жить и дальше растительной жизнью, и ничего не делать? Жить радостями одного дня? Быть гедонистами и жить без оглядки на пророков, наставников и учителей? Не стремиться к доблести и совершенству, к тому, чего нельзя купить-продать? Оказаться снова пылью на ветру, или спастись от Небытия под покровом Великой Матери этого Мира? Ещё раз смертью победить смерть с помощью Девы Господней в плаще милосердия и умиления, в лучах несказанной радости и утешения, с Ней, одной-единственной во многих ликах? Madonna dell’ Umilta’, Madonna Immaculata, Мадонна Гликофилуса (Мадонна «сладко целующая»). Мадонна в саду роз, как «новая Ева в качестве «нового начала». Невеста неневестная, жена непогрешимая и целомудренная. Жена плотника-обручника и возлюбленная самого Господа Бога. Владимирская и Донская Богоматерь. Мадонна семьи Якопо Пезаро, папского коменданта. Фрейлина императорского двора и тайная любовь императора. Первая красавица Москвы и Петербурга. Мадонна камер-юнкера Пушкина на Мойке — «вертоград земного наслаждения», простого счастья и уюта. — «Tota pulchra es, amica mea, et macula non est in te» («Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе»: Песн. 4:7). Колодец жизни и сакральная верёвка смерти, протянутая из Небытия в Бытие, в юдоль печали… Всегда есть надежда на спасение, но не всегда личная мадонна желает быть для стареющего мужа воплощением «внеземной вечной радости», и тем более его спасительницей.
Прости нас, неосторожный гений, но Пророк-Креститель с отрубленной головой в правой руке продолжает до сих пор стоять посреди выжженной пустыни нашего пространства-времени, и не видна пока на горизонте святая грешница Мария Египетская, и не спешит со своей животворной влагой великая блудница Мария Магдалина. Нет больше в мире как пророков-утешителей, так нет и пророков-обличителей, учителей нравственности. Как нет пророков в своём отечестве, так нет пророков и в «чужом времени» (и в очередном безвременье).
16.10.2022, в День сщмч. Дионисия Ареопагита