Письмо отца

Валерий Пронкин
      Первого июня 1977 года я - коренной москвич подал заявление в ЗАГС с моей иногородней невестой из Сибири  и "обрадовал" этой новостью своих родителей  на кухне нашей новой трехкомнатной квартиры. Через три дня отец подсунул под дверь моей комнаты письмо. Невеста, которая была  в гостях, подняла листок и протянула мне. Я быстро прочел отцовское напутствие, молча разорвал его на множество частей и бросил в комнатную урну. Но моя будущая жена, оказывается, когда я выходил из комнаты, тщательно собрала все кусочки и у себя в общежитии, сложила  и склеила грозное назидание будущего свекра. Спустя 43 года она показала мне эту уже историческую  рукопись. Вот этот текст в оригинале:

          " Сын! Ты делаешь самую большую и непоправимую ошибку в своей жизни. Ведь жизнь - не эксперимент!
          Запомни  дату своей женитьбы на Тамаре, я категорически против, и со дня расписки с ней считай, что у тебя нет отца.
        Сейчас ты в таком состоянии, что понять ничего не можешь и самое страшное, что ничего нельзя тебе объяснить. Даже если предположить, что у тебя будет с ней всё хорошо, то всё равно ты будешь на мели. Жизнь покажет.
       Из этого следует: Я как глава семьи, и понимая всю ответственность за свою семью, и блюдя её интересы, решил:
       1) Она у нас не должна бывать и желательно, чтобы не звонила!
       2) Жить она у нас не будет, и сейчас думайте о снятии жилья.
       Я думаю, что шутки для тебя кончились, начинается избиение (воспитание) жизнью и действительностью.
       Теперь о любви и квартире - что важней? А может, не было бы у тебя комнаты, не было бы и любви? И если для тебя это мелочь, то оставь комнату в резерве, то есть в покое и займись своим главным вопросом - любовью!
      Ты хочешь в жизни играть только в поддавки, пожалуйста, но только за свой счет, а также уважай другую игру и точку зрения. Написав всё это, я исходил не только из материальных сторон, но и из того что она тебе не подходит по всем показателям. Может я и не прав, но жизнь, есть жизнь и она нас рассудит.
       Приветствую тебя на тропе войны с родным отцом и матерью.
                04.06.77      Подпись "

        Через два месяца, после получения этого письма, состоялась  наша свадьба с Тамарой, на которой гуляли все мои московские и её сибирские родственники, не было только отца жениха. Прямо из кафе мы поехали в съёмную комнату, как и решил мой отец.
            Главное в этой истории не то, что мой отец ошибся на все сто процентов, а то, что моя жена потом ни разу не напомнила ему об этом, не попрекнула. Я тоже  с пониманием относился к тому враждебному выпаду, ведь  до получения трехкомнатной квартиры, мы  жили в двенадцатиметровой комнате в огромной коммуналке совместно еще с 15 семьями.
              Длинный коридор сорок метров, большая общая кухня с двумя раковинами, в которых по ночам собирались тараканы на водопой, два туалета на 50 жителей и круглосуточно пьяные соседи. Двадцать лет прожить в этом аду и получить отдельную квартиру - это ли не счастье?! И вдруг появляется девица, пусть и красавица, но она приезжая, и значит, с ней придется делиться этим счастьем! А отец всегда мечтал  о невестке - москвичке из обеспеченной семьи с жильём, дачей и машиной.  Он уже нашел такую, и даже уже сговорился с очень большим  начальником на заводе, где он работал, о сватовстве его дочки. По его замыслу сын и внуки сразу были бы в шоколаде,  но я жестоко разрушил его мечту.
             Когда родителям было уже за восемьдесят,  они очередной раз приехали из Москвы на Кубань в мой просторный дом, который, вопреки предсказаниям стал "полной чашей". Отец был после инсульта и не говорил, а только улыбался, когда хотел что - то попросить. Мама плохо понимала его "хотелки", отчего сильно нервничала и срывалась на немощного старика. Тамара же терпеливо пыталась разгадать просьбы свёкра, и одна научилась понимать его жестикуляцию и "мычание".  Когда невестка  готовила, отец всегда был на кухне, и они подолгу общались и даже "натихаря" от  свекрови выпивали понемногу вина. Я видел с какой благодарностью он смотрел на Тамару, он всё время мычал, желая что - то сказать, и от отчаяния, что  ничего не получается, начинал плакать. Потом появлялась мама и "наезжала" на отца: " Как ты мне надоел со своим мычанием!" Старик затихал и уходил в себя. Так случалось почти каждый день. Все привыкли к этому ритуалу, и только Тамара не хотела мириться с этой несправедливостью.
             После инсульта отец потерял  речь, и руки его плохо слушались, зато он умел читать.  Тамара стала учить его писать. Прогресс был мизерный.  Сначала у  него получались только прямые линии и только сверху вниз и очень длинные.  Но времени  и упорства у старика было в избытке, карандашами и бумагой невестка тоже обеспечивала.  Первая буква, которую можно было опознать, была похожа на "П".
              Пришло время родителям возвращаться домой. Когда мы сели за прощальный стол, отец заулыбался, пошел куда - то и вернулся с листком  бумаги, и, заплакав, отдал его невестке.  Там огромными кривыми  буквами было написано одно слово "ПРОСТИ".   Тамара обняла и поцеловала отца, а мама так и не поняла, какое историческое событие случилось в нашей семье.