Когда то, в детстве, на вопрос деда, что ты желаешь больше всего. Он получил ответ, стать взрослым. Этот ответ не застал его врасплох, он ожидал подобный ответ.
Дед. - Каждый ребёнок мечтает быстрее стать взрослым. Но не каждому даётся сума «для детского ума», стать взрослым, быть рожденным, а не появившимся на Свет. Тема, как ему казалось, явно преждевременна, но на примере физических явлений, смог объяснить суть вопроса.
Дед. Да, это желание, спутник всех детей. Тебе, внучок, кажется всё в замедленном действии, а вот мне, старику кажется очень быстротечным. В связи с этим у нас возникает конфликт – спор. А, ведь, ты прав, прав и я. Дед достал граммофонную пластинку, поставил её на диск патефона. По причине испорченного механизма, привел движение, с помощью вращения ручки.
Дед. Если сможешь повторить то, что тебе расскажу, заберёшь эту шарманку себе в игрушки.
Дед заметил, как засияло лицо внука.
Дед. О, Ситар, ты не готов слушать рассказ, успокойся, считай эту безделицу своей. А пока, устроим карусель, пусть эти гороховые половинки, рассудят наш спор, они правду скажут, не то, что бескостный язык.
Дед пальцем, прокрутил оборот пластинки.
Дед - Видишь какое расстояние, обогнула эта горошина, что к центру ближе и какой путь проделала эта, крайняя на пластинке. Время, оборота одно, двенадцать часов, а скорость горошин разное. Ты понял эту истину, а?
Ситар. Понял, а вот где двенадцать часов, не знаю.
Учитель принялся объяснять что, оборот диска условно принято считать как 12 часов. Он указал на ходики. Так вот дед твой, вот эта горошина, а это твоя, она недавно выползла из этого отверстия, а эта, моя, давно, восемь с лишним десятков лет, скоро скорость годков сметёт её с пластинки, считай, отпел твой дед.
Ситар. Значит, ты скоро умрёшь.
Дед. Нет, я не умру, просто свалюсь с этой пластинки, а ты, со временем, займешь моё место.
Ситар. А как же, я.
Дед. А тебе, ещё долго петь придётся.
Дед опустил близ центра иглу адаптера и стал вращать ручку в обратном направлении. Звукосниматель медленно удалялся от центра пластинки, издавая не понятные звуки, наконец, сорвался на край пластинки.
Ситар. Дедушка, я ничего не понял о чём шептала игла.
Дед. Вот так же проходит жизнь, человек не может понять своей сути, для чего явился на свет, коптит безмерно небо и всё - то ему мало, а жизнь песней дана быть.
Дед поставил в желобок пластинки иглу, вращая привод, стал извлекать мелодию песни, Во поле берёзонька стояла.
А сейчас послушай песнь вечности, её пели, нас родившие.
В голосе деда не было слов, звуки, издаваемые его гортанью как множество незримых трясений, пронизали тело, похожих на покалывания в языке при касании клейм батарейки. Непонятные видения, как быстрая тусовка книжных страниц, мелькая, превращают тело в вибрирующую струну. Выползши из её оболочки, воспарил бестелесным звуком в бездонном пространстве. Это напомнило мне моё рождение, но не появление на свет, а в некую звенящую массу. Изменяющая цветные свечения, беспредметной бездны. Видение исчезло, внезапно как и появилось. Дед, продолжая своё песнопенье, поглаживает мою голову, оказавшуюся в объятии на его коленях.
Вскоре дед умолк. Спросил как спалось. Видишь какой дед неуклюжий, крепко уснул ты, на коленях моих, вытянувшись на лавке. Да ничего, на ко, посмотри в ложку, время придет всё расхлебаешь.
Мне хотелось рассказать деду непонятный сон, но с чего начать и чем окончить Ситар не мог. И на мои, беспомощные попытки, дед легонько шлепнул ложкой по лбу, сказал: «Посля расхлебаешь, а я послухаю».
Ситар. А вдруг ты умрёшь и я не смогу рассказать, то что приснилось.
Дед. Не сон это был, а видение. Я не умру, а просто соскользну с пластинки, и мы вечно будем беседовать с тобой, главное не спеши, не гони Время. Придёт срок. И ты расскажешь мне, виденное, кажущееся, сейчас, тебе сном.
Подай вот ту, синяю талмуду. Дед раскрыл сшивок тетрадий. Вишь клеточку, ети дни погодные, кажная страница сяво месяц. Двянадцать лястов году равны. За кажный день погоду вспомню. Шас нет бамаги, то и не пишу. Доживёшь, много станет бамаги и марай клеточки, меткой тебе знамой, какой сон видел тебе тревожный. И на гуть смотря, поймёшь, жизнь как калея в пластинке, не свернуть. Посля вспомнишь места, сном показанные. Главное пиши меты, шоб посля не сомлеваться, окровением, они, стать могут.
Шли, а затем стали лететь мои годы, всё стало познаваться со временем. То, что было не ясно, стало светло как Белый День. Этот самый Белый День, как некогда, белый лист бумаги, стал воспроизводить образы темы, которые, всего то, следовало прорисовать, едва заметный контур Образа. В детстве, мне задавали вопрос, как удаётся нанести изображение на чистый лист бумаги. На что получали ответ, на листе уже есть это изображение, его лишь надо слегка прорисовать. А если сделать яркий нажим, изображение исчезнет. Так и познание Тонкого Мира, можно изучить лёгким касанием ОСОЗНАНИЯ. Осознание, это продукт РАСШИРЕННОГО ПРОСТРАНСТВА, преобразовавший стихии Мысль и Сознание в единое целое, из вечно спорящих Сиамских Близнецов. Осознание, это Видение Грядущего, текущего вихря навстречу, именуемого БЕЛСОН. Грездящий, словно парус, воспринимает поток, остаётся быть кормчим.
Помни! Младенческая улыбка во сне, плавное приземление его души в наш материальный мир, не нарушай тон канвы его рисунка…