По широкой просеке мимо дикого малинника подвода въехала в деревню. Первой к дому прибежала помочь Галина Петровна, женщина лет сорока, моложавая и подвижная бабёнка, она привела с собой мать местной почтальонки Вари и своего свёкра. Все вместе они сняли Деева с подводы и отнесли в дом старика Иевлева, бывшего бригадира полеводческой бригады здешнего колхоза, а в прошлом лихого Красного кавалериста.
Всё тело у Ольги дрожало, когда старик Иевлев Иван Фёдорович сажал её за стол. Позади в уголке на железной койке рядом с печкой женщины укладывали Алексея. Они сняли с него плащ и гимнастёрку, обмыли раны на голове от крови, осмотрели тело.
- Видать, по голове осколком шарахнуло, - сказал Иевлев, - а на теле-то, лишь рваная рана у левого плеча, да на груди в этой же стороне осколком чиркнуло. Надо думать, что выживет... Только вот, почему в себя не приходит?
- У него уже было тяжёлое ранение головы прошлой осенью, а теперь вот, обратно, - медленно проговорила Ольга, - осколком ударило, и бывшая травма дала о себе знать. Врача бы? - спросила она, умоляюще поглядывая на соседок.
- Был туточки один хвельдшер, ещё до войны, - отозвалась на Ольгин вопрос Варькина мама, Манефа Викторовна. - Но и он на фронт ушедши, так и не вернулся покудова. Сейчас Варька должна прийтить с почты своей, мы её пошлём к танкистам. Она знает где они стояли, тут недалече, вот там и помощи попросим.
Дед вытащил из печки дымящийся чугунок с картошкой, разбил туда два сырых яйца, перемешал и поставил на стол перед Тихоновой.
- Поешь, дочка!.. А то на тебя смотреть страшно. Давай-давай! - и он, пододвинув к ней деревянную ложку, сел напротив и жалостливо стал её разглядывать.
- Умыться ей надыть, старый хрыч! - крикнула на него Манефа. - Глянь, девка не в себе... Пойдём, моя голубушка, я тебе умыться помогу, - и женщина участливо, глядя Ольгу по голове, помогла ей подняться из-за стола и подвела её к деревянному корыту в сенях.
Она сразу поняла, что у Ольги худо с рукой. Сама вымыла ей лицо, слила из кружки на шею и голову, а потом вытерла полотенцем слегка порозовевшие и остывшие щёки.
- Ну, вот, а теперь пойдём, поешь хоть немного, надо...
- Не могу, тошнит меня и голова кружится, - произнесла Тихонова, подходя снова к столу, и с криком схватилась за живот. В этот момент она сильно побледнела, потом постояла немного согнувшись и, осторожно опустилась на лавку.
- Что ты? Болит, что у тебя там? - и Манефа склонилась к левушке, но та замотала головой:
- Всё хорошо... Уже прошло. А, есть не хочу, спасибо!..
- Надо, всё-равно, хоть чуточку, а потом я уложу тебя поспать, пока Варюха моя за помощью сходит.
- Не пойму, куда могли отойти все наши?.. Неужели, всех побили? Не может быть! - всхлипнула Ольга, не понимая всей ситуации до конца.
А Мельников с Коршуновым в это время, натолкнувшись в лесу на свои отходившие из-под артобстрела отделения, вместе с ними пробирались поближе к нашим гарнизонам и подходили уже к Спасскому. Майора и Пастухова они не нашли нигде и Мельников, почему-то подумал, что явилось его грубейшей ошибкой, мол, из леса Деев с провожатым ко взводу так и не вышли и, возможно, как он после докладывал, так же как и они сейчас, пробираются к стоянке отошедшей в резерв танковой группы. Про то, что кто-то из них мог вернуться в Липки, даже не было и мысли. Так же и оставленный за командира Завадский, не стал возвращаться после артобстрела назад к позициям вокруг блиндажа, чтобы поискать выживших товарищей, а так же, как и Мельников, решил побыстрее отойти поближе к танковым резервистам. Между тем, Галина Петровна, не дождавшись соседки Варьки, сама собралась и отправилась полем вдоль большака к штабу 15 танкового корпуса. Она не раз уже ходила туда по просьбе председателя за разными нуждами, так как разорённое за два года оккупантами хозяйство на бабьих руках было поднять очень трудно. Танками помогли вспахать колхозные поля под озимые, бойцы корпуса во многом решили вопрос с починкой и наладкой сельхозтехники, разбитой и заржавевшей, но такой необходимой сейчас, для поднятия хозяйства из руин. Она шла быстрым шагом, часто переходя на бег в пологих местах и, уже подходя к развилке, ведущей в райцентр, снова натолкнулась на непонятных людей, но уже вооружённых автоматами с рябым капитанов во главе. Женщина юркнула в кусты и переждала, пока эти незнакомые и грубые мужики, не пройдут мимо и не скроются за лесопосадками. Когда их шаги и грубая брань утихли, она выскочила на дорогу и припустилась бежать в сторону армейского гарнизона.
Раненый Пастухов к утру придя в себя, сперва уселся возле разбитой рации, а потом стал искать по кустам вдоль заболоченного берега своих выживших товарищей и майора, но не нашёл. Хромая и припадая на левую сторону, он снова пошёл в лес, обратно к деревне. Он помнил, как шёл с командиром на прямки в эту местность и в мыслях мелькало, что кто-то должен был туда непременно отойти, ведь там полями шла дорога, соединяющая эти Липки с райцентром, где по его предположениям, должен был стоять 15 танковый корпус. Ещё только отходя в лес у поросшего осокой небольшого холмика, он нашёл ручной пулемёт, теперь он тащил его, взвалив себе на плечи, немного согнувшись под его тяжестью, но не бросал: - Авось пригодится! - думал он и со своей весёлой простотой, даже сумел криво улыбнуться, покусывая разбитую губу.
А бежавшие и собранные в диверсионную шайку неким "капитаном" штрафники, уже снова подходили к Липкам, деревне, которая стояла на отшибе и была, по этой причине, пригодная для их стоянки. Спускаясь вниз с косогора, капитан остановился и стал рассматривать в бинокль крайние домишки, возле одного он заметил во дворе стоявшую подводу с запряжённой в ней лошадью, которая помахивая хвостом, отгоняла назойливых мух.
- Вот сюда и двинем, а подводу с лошадью реквизируем для своих нужд, - и капитан довольно усмехнулся и, сделав своим людям, сидевшим по кустам, отмашку, стал быстро спускаться с косогора вниз.
Тихонова сидела у постели Алексея и заштопывала свою рваную гимнастёрку, когда к дому быстро подбежала Манефа Викторовна и крикнула деду из сеней:
- Фёдорыч, слыш-ка!.. Там люди какие-то странные сюда подходют, вниз спускаются от старого колодца, идут в твою сторону... С оружием они! - после этих слов испуганная женщина бросилась бежать к своему двору и, заскочив в калитку, быстренько стала подниматься на крыльцо, оглядываясь по сторонам.
Иевлев, выйдя из сарая и глянув поверх плетня в указанную соседкой сторону, сразу ринулся обратно к себе в дом. Он забежал в сени и стал искать задвижку. Ольга слышала, как грохнула на входе дверь и со скрипом пролез в металлические пазы приготовленный железный брусок. Потом старик зашёл в горницу, бросил взгляд на раненого майора и подскочив к Ольге, крепко ухватил её за руку.
- Вы что?! - закричала она от боли, так как вывихнутая рука ещё не встала на своё место.
- Тихо! - и старик прижал палец к губам. - Идут сюда, бандиты идут - поняла?.. Давай, я спрячу тебя, в погреб полезешь, за одно и его вещи тебе туда скину с документами, - Иевлев указал на Алексея. - Авось не найдут. Ну?..
- Нет-нет! А, как же Алёша? Нет, я его не брошу!.. Нет!, - кричала она, вытаскивая свою раненую руку из цепких объятий этого упёртого деда.
- Дура чёртова! - выругался Иван Фёдорович. - Красиво умереть захотела? Так ничего красивого туточки не будет... Растянут тебя на полу и снасильничают все по очереди, а потом голую подвесят вниз головой в сарае на стропилах, пока не помрёшь!.. Так с моей внучкой поступили они, проклятые... А тебе такого лиха не хочу, - и он с силой потащил обезумевшую от горя и обескураженную Тихонову к маленькому закутку, служившему кухонькой.
Там он откинул половицу и поднял, ухватившись за железную скобку, крышку подпола.
- Пролазь туда! - скомандовал он и впихнул Ольгу в тёмный лаз.
Потом вернулся в горницу, быстро собрал вещи Алексея, снятый плащ и гимнастёрку, завернул в них его документы и автомат, подбежал снова к лазу в подпол и сбросил туда всё это Ольге в руки.
- Сховай куда подальше, под лестницей старые мешки и банки... Засунь туда, и сиди тихо, а про командира твоего, скажу, что это мой сын раненый, - и дед захлопнул наглухо крышку погреба.
Старик стоял в сенях с ледорубом в руках, который теперь держал наготове у двери. Страшные военные годы навсегда изменили привычки и уклад его жизни, особенно после гибели на фронте единственного сына и внучки, здесь, в этой же деревне... Был рядом и не уберёг - Иевлев не знал сам, как выжил тогда от горя и почему живёт до сих пор, когда с ним нет больше его родных и близких. Может быть для того и жив теперь, чтобы помочь тем, кто сегодня пришёл в его дом за помощью?
В окно горницы громко постучали, потом забарабанили кулаками в дверь. Иевлев напрягся всем телом, но не отвечал, стоял молча у порога. Вдруг стекло разлетелось на мелкие куски, один из бандитов выбил его прикладом автомата.
- Слышь ты, хозяин!.. Уснул, что ли? Открывай, всё равно войдём... Знаем, что ты дома, - и дверь стала ходить ходуном, от того, что её раскачивали несколько человек и готовы вот-вот были выбить, несмотря на крепкую щеколду.
- Что безобразите? - закричал Иван Фёдорович от порога. - Из нашей деревни уже за помощью послали к танкистам. Сейчас они уже сюда подойдут... Уходите!
- Ты что, дед, с ума сошёл, что ли?.. Мы же свои, ай не признал? - миролюбиво ответили из-за двери.
- Семён, что ли? - переспросил Иевлев, узнавая голос своего беспутного соседа, севшего ещё до войны в тюрьму за разбойный налёт на магазин.
- Ну, я... - весело ответил парень и ещё раз долбанул кулаком в дверь.
- Признал тебя, паскудник... Опять по чужим домам шаришься, покоя себе не найдёшь? И банду ещё с собой привёл!
- Какую банду?! Солдаты мы, воюем за справедливость... Открывай, угости самогоном, и дай пожрать, с дороги мы... Идём из далеча. Ну!..
- Не запряг, не открою...
- По хорошему, пока просим, а то счас стрелять станем, так и не поздоровиться тебе, или гранатами закидаем твою избушку.. Ну? - за дверью взвели курок и этот характерный щелчок стебанул старика под сердце.
С чёрной от злобы и отчаяния душой, он всё же открыл дверь.
Сразу пятеро ворвались в его дом и уселись за стол, С ними был человек в форме капитана, он всё время молчал и, постояв немного у окна, ушёл во двор, следить за дорогой. Видимо, подействовало предостережение старика о возможной помощи со стороны военного гарнизона из райцентра. Но, туда нужно было ещё дойти, а спустились из леса они недавно. Раньше их видеть никто не мог, значит, можно пока и похозяйничать.
- Давай, тащи на стол, что у тебя есть! - приказным тоном распорядился Семён, худой, высокий малый с лицом землистого цвета и такими же выцветшими серыми глазами.
Иевлев подошёл к печи, снял оттуда медный чайник, в котором варились яйца, и поставил на стол перед непрошенными гостями.
- У, дед! И курей сохранить сумел, надо же... - протянул в изумлении Семён. - А то немчура всех курей-то давно по деревням поела. Как это ты смог? - глядя на яйца в чайнике спросил любопытный парень.
- А я их в лесу сховал, - со злобой в голосе ответил Иевлев.
- А ну, пошарь тут, может чего ещё дед от нас спрятал!.. - приказал Семён своему приятелю, который уже уплетал крутые яйца за обе щеки.
Старик вздрогнул, но делать было нечего. Он в напряжении смотрел за этим рослым мужиком в телогрейке, одетой поверх солдатской гимнастёрки, который встал из-за стола и прямиком отправился в закуток возле печки. Он откинул занавеску в сторону и там на койке увидел лежавшего без памяти майора.
- Кто это? - резко спросил он, взглянув на деда.
- Кто?! Мой сын, вот кто!.. - ответил Иевлев и подскочил к кровати.
- Врёшь, старик! - заорал Семён. - Твой сын убитый был ещё в начале войны, я про то слыхал, когда мы здесь недалече с нашим батальоном стояли.
- Это ты врёшь, молокосос... А он, раненый вот пришёл и, я его теперь выхаживаю.
Семён подскочил к кровати и взглянул на майора. Надо сказать, что он плохо знал в лицо сына Иевлева. Когда тот ушёл в армию ещё в 1935 году, Семён был желторотым пацаном и помнил он этого Антона плохо. Сейчас бандит стоял и приглядывался к майору, но тот был совсем нехорош, с перебинтованной головой и пожелтевшим лицом, опознать его не было никакой возможности.
- Ну, гляди, старик, коль обманываешь, шкуру спущу с живого!..- пригрозил Семён сквозь зубы и, ещё раз взглянув на раненого, сплюнул на пол и снова сел за стол.
Во дворе в это время капитан уже проверял подводу и осматривал лошадь на предмет годности. Дорога предстояла дальняя и нужно было быстрее шевелиться, не ровен час - сюда подойдут танкисты. А это было уж совсем ни к чему. Для человека, который жил по чужой легенде и не один год, каждый куст был врагом, а тем более, эти люди в освобождённой уже деревне. Рябой окинул долгим взглядом дорогу, ведущую от леса и, сняв автомат с плеча, вошёл в дом где сидели пятеро его подопечных. Остальных он оставил на опушке в качестве боевого охранения, они по первому же сигналу должны били спуститься с косогора и прийти ему на помощь, если такая потребовалась бы. Но пока всё было спокойно и он, сперва, тоже хотел присесть к столу, но потом, дёрнулся всем телом и подошёл к печному закутку.
- Кто здесь у тебя? - спросил он у старика.
- Это сын его, говорит... - и Семён при этом достал руками картофелину из чугунка, которую дед приготовил для Ольги.
- Сын? - переспросил рябой и наклонился ближе к лежавшему раненому.
- Ну, что пристали? Сын это, раненый из лесу пришёл... - начал было старик и со злобой покосился на капитана.
Тот подскочил к Иевлеву, сгрёб его за отвороты телогрейки и приподнял от пола, злобно сверкая глазами.
- Сын значит?!.. А ну, ребята, слушай меня сюда - знаю я этого "сына", встречался с ним ещё в тридцатых годах в Барнауле, когда эта мразь меня там гнала и преследовала, не давая спокойно жить. Земля, говорит, у тебя под ногами гореть будет, Сорокин!.. Я, говорит, тебя хоть со дна моря достану. Не достал!.. Ну и я, когда-то, промахнулся, ещё в тридцать девятом.. Ну-ну, а сейчас не промахнусь.
Он, схватив старика за шкирку, снова затряс его:
- Сколько их тут у тебя ещё прячется, отвечай, сволочь!
Иевлев молчал, тогда капитан вытащил его во двор и, бросив на землю, стал избивать ногами до тех пор, пока старик не потерял сознание. После этого бандит и убийца Сорокин, которого Алексей однажды уже арестовывал, ещё до войны, но тот, каким-то таинственным образом смог сбежать из-под конвоя, а теперь стал шпионом и диверсантом, работая на своих новых хозяев, фашистов, забежал в дом и, как сумасшедший бешено вращая глазами, встал над раненым майором, сцепив зубы в ярости.
- Ну, вот где встретиться довелось, Алексей Григорьевич!.. Жаль, что ты меня не слышишь, очень жаль, - и Сорокин перебросил автомат с плеча и крепко ухватился за него руками, намереваясь выпустить всю обойму в ненавистного майора.
- Погодь, - остановил его Семён и ухватился за дуло автомата. - Говоришь, грозился, что земля будет под ногами гореть?.. Так расстреливать не интересно, тем более, что он не соображает ничего, - и штрафник расстегнул свой ремень, вытянул его из-под телогрейки и перекинул через руку Алексея, пристёгивая его к койке.
Крепко затянул ремень на запястье, несколько раз перемотал, всунул штырь застёжки глубоко в дырку и отошёл от кровати.
- Теперь можно и уходить, - буркнул он, - только бы керосину надо... И земля гореть под ногами будет теперь у него, и не только под ногами! - и Семён весело захохотал, шагнув к двери.
Эти его слова были последней каплей для Тихоновой, которая, сидя в подполе у лестницы, подобравшись ближе к выходу, всё слышала сквозь щели в половицах, что происходило в горнице. Она будто бы застряла между двумя мирами, снова подвал, как в Дорохово, не было только удушливой бочки, а так всё повторилось, но лишь до определённого момента. Сидеть здесь и выжидать, пока уйдут эти поганые Ольга не могла. Жизнь Деева висела на волоске и надо было срочно действовать. Пока тащила Алексея по земле, автомат его повесила себе на шею, потом потеряла где-то в дороге, вернулась за ним на тропинку, нашла, хотела бросить... Но, вот и пригодился ей этот автомат теперь с полным диском. Судя по топоту ног, их в доме было немного... Какая теперь разница, сколько их? Хоть сколько?
И вот Семён шагает к двери, ничего не подозревая и тут, с грохотом отбросив крышку подпола, из его тёмной пасти Тихонова, стоя на ступеньках, вскинула автомат, направила его дуло вверх, и стала строчить, что есть мочи. Первые пули полетели в Семёна, он вскрикнул и рухнул у погора сеней, так и не добравшись до двери. Дальше она стреляла уже не разбирая, медленно поднимаясь над полом по деревянным ступеням и, изо всех сил напрягала свою правую руку, чтобы курок хорошо сработал. Было тяжело нажимать, но она старалась. Вокруг раздавались крики и матерная ругань, бандиты застигнутые врасплох, не успели воспользоваться ворованным оружием, рябой в форме капитана кинулся к окну и, проломив тоненькие переплёты, вывалился всей своей тучной массой из дома во двор. Ещё четверо, навсегда остались лежать в горнице на полу.
Ольга быстро подбежала к окну, но капитан спрятался за сараем и оттуда стал давать очереди в сторону входа, он полагал, что сейчас засада, которая возможно, была в доме, выскочит наружу и всаживал очередь за очередью в дверной косяк.
Ольга прижалась к стене у окна, она понимала, что расстреляв всю обойму, попадётся им живой и тогда... а что - тогда? Они сейчас все вернуться, ведь кто-то же пришёл с ними ещё, и что же, поступить как Осмоловская? Сперва застрелить Алексея, потом самой?.. Но, она не была такой решительной и упорной, как та женщина. Ольга - это не Осмоловская, она решила, отстреливаться до последнего патрона, а там, будь, что будет... Еще несколько раз пальнув в дверь, во дворе притихли. И тут вскоре до слуха донёсся шум у входа, кто-то вставлял в порог что-то тяжелое. Капитан с той стороны поставил лопату, уперев крепко в дверь её черенок. Ольга бросилась туда, толкнулась здоровым плечом, но дверь не поддалась, а потом в горнице раздался взрыв, брошенная рябым граната влетела в окно. Дальше снова шли автоматные очереди, со стороны двора строчили по соломенной крыше, после чего она быстро загорелась. Взрывом перевернуло стол и разнесло в щепки старый ларь, отбросив его крышку к печке. До Алексея не достало, и он продолжал недвижимый лежать на кровати. Тихонова подползла к нему, пригнувшись, чтобы не попасть в прицел через окно и попыталась стянуть с постели вниз на пол, но не тут то было, ремень, крепко затянутый на его правом запястье, мешал.
- Как же так?! Я не смогла спасти тебя, Алёшенька!.. Не смогла! - она изо всех сил пыталась отстегнуть ремень, но руки не слушались, из них силы будто ушли.
С крыши ни землю полетели огненные соломенные ошмётки, дом разгорался по углам и дым уже заполнил кухонный закуток и часть сеней. Кто-то прибежал во двор, раздались дикие вопли и крики за окном, явно, что на помощь к этому капитану пришли ещё из леса, такие же бандиты. Ольга снова вскочила и встала у окна. Ей казалось, что эти ужасные люди окружают весь дом, и ей теперь уже не выйти, их вместе с Алексеем хотят сжечь заживо. Но, ведь они там не знают, сколько их здесь в доме, а может быть Ольга тут не одна? Все эти мысли пронеслись в голове одним мигом, а потом... она услышала со стороны опушки, как затрещал ручной пулемёт. Сюда, явно, кто-то спускался ей на помощь, и притихшие бандиты, спешно стали отходить от дома.
- Отходим! - раздался крик за стеной. - Идут из леса!..
Варька, наблюдая всю эту картину от своего плетня, кинулась к дому Иевлева, она хотела выбить лопату из порога, но, подбежав уже к двери, взмахнула руками и упала вниз лицом, скошенная автоматной очередью. Сорокин, отступая, не давал никому подойти близко и стоять решил до конца, пока не загорится всё и не будет возможности никому выйти из этой огненной ловушки.
Вышедший к деревне Пастухов, сразу смекнул, что напоролся на банду, видя суету вокруг знакомого дома старика. Потом, когда началась перестрелка, он понял, что в доме засели свои, и, чтобы как-то отвлечь бандитов, стал стрелять из ручного пулемёта вверх, создавая видимость подхода войск. И вот теперь, когда бандиты побежали, можно было действовать смелее, но этот "капитан" всё строчил и строчил вокруг себя, никого не подпуская к дому. Ольга металась по горнице, как раненый зверь.
- Помогите! - кричала она, задыхаясь от дыма.
Жаркое пламя уже лизало стены и подбиралось к оконным рамам. Она раз за разом пыталась отстегнуть этот проклятый ремень с руки Алексея, но металлическая застёжка не поддавалась, слишком глубоко она вошла в паз. Тихонова при этом уже стащила Деева с койки, он полулежал на полу, прицепившись рукой за спинку кровати. Она встала над ним и с силой надавила на ремень, уперевшись руками вперёд, застёжка, наконец, вышла, впившись при этом девушке в руку на отлёте. Но она этого не заметила. Лишь когда стала оттаскивать Алексея к двери, то почувствовала, что ей мешает волочащийся ремень. Ольга с удивлением поглядела на руку, и поняла, что штырь застёжки вошёл глубоко под кожу над запястьем, рванула его и выдернула, тут же хлынула кровь на рукав гимнастёрки, но девушка не почувствовала боли. Она, поднявшись на ноги, стала раскачивать дверь, толкая её вперёд. Перестрелка у большака всё продолжалась, рябой вместе с оставленными на опушке бандитами, уходил в лес. Старик Иевлев пришёл в себя и подобрался ко входу, оттолкнув лопату в сторону. Дверь скрипнула и подалась, Ольга вытолкнула Деева из горящего дома и, обхватив его за плечи, снова упираясь, что было сил, отползла подальше к сараю. Иевлев на опухших коленях отполз с ними вместе и помог Ольге оттащить майора к плетню, так как с горящей крыши вот-вот мог обрушиться огненный соломенный пласт. Ольга наклонилась к Алексею, заслонив его своим телом от огня, и... пласт, ярко пылающий и отбрасывающий огненные искры, рухнул вниз, окатив находившихся у плетня своим горячим дыханием. И тут она потеряла счёт времени. Девушка точно не могла вспомнить потом, когда услышала мерный рыкающий шум, доносящийся с большака, ей казалось, что прошла уже целая вечность. На косогор поднималась танковая колонна, впереди неё шёл грузовик, в котором ехали на помощь солдаты 15 танкового корпуса.
(Из воспоминаний капитана Лосева Ю.С., командира танкового батальона 32 отдельного танкового полка, приданного 15 корпусу армии Рыбалко: "...От Терехова мы спустились с косогора и въехали в эти Липки. Впереди шла полуторка с солдатами пехоты, она остановилась и ребята сразу выскочили из неё и рассредоточились. Им приказано было прочесать лес, там ещё стреляли... Они пошли на преследование банды, а мы остановились у горящего дома. Помню, там жители деревни стояли на пригорке, но никто вниз не спускался, чтобы помочь тем, кто у горевшего дома был, все боялись... Мы подошли с моим начштаба Ореховым к девушке, что лежала почти у дверей, она была тяжело ранена и мы сразу её отнесли в грузовик - молоденькая такая с косичками, мать её подбежала и сильно кричала что-то невнятное, на грани сумасшествия была. Её тоже отправили потом в госпиталь... У плетня нашли майора из разведки, тяжело раненого и девушка рядом с ним лежала на горелых соломенных ошмётках. Она этого майора придерживала, видно, уже из последних сил, голову ему поднимала, а сама смотрела на нас, как-то непонимающе, будто всё ещё не могла прийти в себя, после пережитого. Помню что, волосы у неё сильно опалились с правой стороны и руки обгорели, рукава гимнастёрки чёрными пластами висели и дрожала она вся. Тут и деда нашли возле них, который, как мы потом узнали, прятал в доме этого раненого майора разведки и его радистку. Отправили всех в госпиталь... Она только одну фразу повторяла всю дорогу: "Я виновата! Виновата..." Сбежавших штрафников потом задержали в 12 километрах оттуда, но вот организатор этой шайки, всё же ушёл..." - из книги генерала Богданова "Пути третьей Гвардейской..." изд. "Москва", 1978 г.).
В курском госпитале после осмотра врачом, Ольга с перевязанными руками, которые сперва обработали розовой жидкостью, а потом намазали мазью от ожогов, вошла в палату, где лежал Деев. Она села рядом на стул у койки, поправила на нём одеяло и долго смотрела на майора, пока её не выгнал строгий пожилой доктор.
К вечеру прибыл следователь из особого отдела СМЕРШ и стал задавать Тихоновой неудобные вопросы.
- Почему отошли без приказа с занимаемых позиций? И, кто был инициатором отделиться от разведывательной бригады и увести взвод в эту местность?
Ольга не понимала, что от неё хотели, и многого не могла знать, только слышала из общего разговора Алексея с Завадским, что в штабе дивизии перед переброской сюда, Деев встречался с Березиным, который сам ему предложил выбрать численность отряда разведки. Всё это она рассказала следователю. Обрисовала картину первых минут обстрела, и как искала и ждала своих ребят, которые так и не вернулись на поляну.
- Странно, - говорил следователь Коротков, - отступающих немцев, будто нарочно на вас навели. Одним словом, отряд был рассеян, многие отошли в лес и там погибли в перестрелке. От взвода остались всего несколько человек, ловко!.. Полагаю, что среди вашего отряда был провокатор. Вы не могли бы мне охарактеризовать этих бойцов, кого хорошо знаете?
- Нет, не могу, - замотала головой Ольга, - я знаю из них немногих.
- Как же так? Вы с развед.батальоном, мне говорили, прошли не один десяток километров ещё с 1942 года, - Коротков буравил девушку своими колючими глазами.
- Нечего на меня собаку спускать!.. - огрызнулась Тихонова. - Среди этих людей из нашего батальона всего три человека, кроме меня и майора - это санинструктор Коршунов, Завадский - начштаба, и Вася Мельников - разведчик. Остальные были присланы сюда из подвижной фронтовой группы, которая базировалась в этих местах при штабе 256 дивизии и была сборная... Если бы с нами были люди из нашего батальона, такого бы не случилось, я уверенна. Во всяком случае, так просто бы они не отошли и не бросили меня и командира, попытались бы искать...
- А, что же ваши Мельников с Завадским, тоже растерялись, получается? - ехидно спросил следователь.
- Это все вопросы к ним... Спросите их самих об этом. Я, как вы знаете, не могла всего этого видеть и оценивать, я лежала без сознания до позднего вечера под завалами блиндажа, - и только теперь Тихонову как жаром обдало, она почувствовала резкую боль в руке от ожогов, кожа горела нестерпимо. Видно, первый шок уже стал проходить.
Она глубоко вздохнула со стоном и согнулась вперёд, прижимая горевшие руки покрепче к телу, обхватив ими талию.
- Вам плохо? - спросил следователь и в его глазах мелькнули нотки участия.
- Вы, что-то ещё хотели спросить? - сквозь зубы произнесла Ольга, покачиваясь на стуле.
- Хотел узнать у вас подробности разговора, который вы слышали, сидя в подполе, какую фамилию произнёс этот фальшивый капитан? - и следователь открыл блокнот, чтобы записать Ольгины показания.
- Он назвал себя Сорокиным... А если подробнее... То - пишите! - Тихонова перестала раскачиваться на стуле, боль немного стала утихать и она продолжала. - Это было в тридцать девятом году, когда я гостила у тётки в Сибири. Было это, примерно в августе - в субботу в Беляевском НКВД под вечер сотрудники все разошлись, а в кабинете у Деева остался его заместитель Степанов, работал там с документами до поздна... А к дежурному Саше Глушкову в это время в окно постучали со входа и, когда он открыл дверь, перед ним в форме сотрудника НКВД стоял человек в накинутом на голове капюшоне, он представился ему сотрудником Краевого управления Натановым Петром Даниловичем. Этот "сотрудник" спросил майора Деева по очень срочному делу и Сашка ответил ему, что майор сидит у себя в кабинете, потому что принимая дежурство в этот раз, он конкретно не поинтересовался, кто там, и думал, как всегда, что с документами задержался именно Деев. Глушков пропустил этого неизвестного с рябым лицом мимо себя к кабинету, а потом оттуда послышались выстрелы... этот человек ранил Степанова и сумел скрыться. Было расследование тогда и пришли к выводу, что целью покушения был майор Деев, в Степанова выстрелили по ошибке, потому что добивать его не стали... Дальше расследование показало, что все приметы: и рост подозреваемого и рябое лицо, указывали на Сорокина, которого майор ещё в 1936 году брал под Барнаулом... И вот теперь, уже тут, а это просто невероятно, он появился снова получается? Я чётко слышала, как он произнёс свою фамилию - Сорокин! Потом говорил, что не удалось расправиться с майором в том, 1939 году, а теперь вот, довелось здесь встретиться... Сразу сопоставила все "за" и "против" - но поверить в это до сих пор не могу.
- А зря, что не можете, зря!.. Тут на войне и не такое ещё бывает! Старостами у немцев оказываются бывшие кулаки и белогвардейцы, которые бежали от преследования советской власти ещё в двадцатые годы, а тут на фронте мы их встречаем теперь в больших количествах... так что, всё может быть! - с улыбкой заключил Коротков и захлопнул свой блокнот.
- Желаю вам скорее поправиться и вернуться в свой полк. К Стрельникову, кажется... Они сейчас уже под Харьковом должны быть с 27 армией, так что - догоняйте!.. Ну. майора вашего пока не допросишь, а надо бы. Ну, это уже после.
В это время дверь кабинета чуть приоткрылась и солдат Пастухов просунул в щель свою голову и с улыбкой спросил:
- Меня вызывали? А то врач говорит что, в кабинете у дежурного тут сидит хтой-то, и меня спрашивает, - Пастухов шире открыл дверь и переступил порог, робко взглянув на строгого следователя, левую руку он держал навесу, она была крепко перетянута бинтами, под правым косым глазом и на щеке расплылось фиолетовое пятно.
- Да, вы-то мне как раз и нужны, - проговорил Коротков, - а вы, Ольга, свободны.
Тихонова шла по коридору мимо закрытых палат, потом спустилась вниз на первый этаж, вышла на широкую лестницу с резными перилами и оказалась во дворе с большой площадкой у ворот. К счастью, её никто в госпитале не задерживал, руки обработали и отпустили, а про боли в животе и ногах - она никому не рассказала. Со стороны улицы, скрипнув тормозами, остановился армейский виллис. Вскоре у калитки выросла фигура Гераленко. Это была полная неожиданность, здесь в Курске Тихонова не ждала такой встречи. Она знала, что весь батальон задействован в районе боёв на Белгородско-Харьковском направлении. Валентин, глубоко вздохнув, направился в её сторону.
Они ехали по Курской области через Беловский район на юг к Белгороду, там в Ракитянском районе в посёлке Пролетарский железнодорожного узла Готня, стояли тылы 27 армии, которая отсюда с 18 августа вела наступление в сторону Ахтырки и на Грайворон.
Ольга в машине всю дорогу плакала:
- Они мне не дали даже с ним попрощаться перед выездом, - говорила она сквозь слёзы Гераленко.
Он сидел рядом с ней на заднем сидении виллиса, смотрел вперёд на дорогу и слушал её рассказ о последних событиях, произошедших там, под Курском у деревни Липки. Валентин пытался понять всю подноготную такой ситуации, но без выяснения истинных причин и без разговора с Мельниковым или Завадским, который был тяжело ранен в грудь и тоже, как и Деев находился сейчас в госпитале, это было почти невозможно.
- Я даже не знаю теперь, выживет Алексей или нет, у него серьёзное ранение головы, потом осколочное ранение в грудь, и последствия старой травмы дают о себе знать... А они, даже не дали проститься!.. - всхлипывала она, ткнувшись носом в плечо Валентина.
- Успокойся, что ты его заранее хоронишь? И не в таких переделках бывал ещё наш майор. Я, когда его там, под Ленинградом из окопа вытаскивал, тоже думал, что до своих не дотянет... Тоже очень тяжёлый был по ранениям - ничего - выжил! - и Гераленко с оптимизмом посмотрел на Ольгу, похлопывая её по плечу. - Сама-то, как?
- Не знаю... Всё внутри болит, и я ещё не разобралась, где? - ответила она и покосилась на дорогу, тонувшую в вечерних сумерках.
- Ничего, сейчас приедем на место и тебя осмотрит наш дивизионный врач, неплохой старик, к тому же, не давно и женщину прислали, врачиху. Всё будет хорошо, не волнуйся так за майора, - Валентин погладил Ольгу по руке. - А Василия задержали при оперштабе подвижной бригады СМЕРШ, до полного выяснения обстоятельств произошедшего. Всё-таки, целый взвод потеряли, выжили единицы... Кстати, где он сам-то был во время налёта на вашу группу?
- Не знаю. Майор его с собой забрал в Липки, когда они наших разведчиков ушли искать: его и Завадского с Пастуховым - вчетвером ушли. Потом я стала вызывать штаб бригады во второй половине дня. Мы ждали майора, когда он должен был с розыска вернуться, а потом...потом всё загремело и завыло. Где в этот момент был Василий, я не знаю, потому что Пастухов сказал на допросе, что Деев вместе с собой взял лишь его, а Мельникова и Завадского оставил с телами наших ребят, там в Липках. Получается, что Вася, как он и говорил там у танкистов, когда к ним добрался, в момент артобстрела находился у леса, а потом побежал вместе с Завадским на наши позиции. Встретил отступающих ребят из разведки, их преследовали немецкие автоматчики, и они все бежали от реки в сторону лесной дороги. А дальше, я не знаю, что у них там произошло, Вася потом нам всё расскажет, - тут она застонала и согнулась в пояснице.
- Что ты? - испугался Валентин.
- Схватило.. Больно внизу и, аж в глазах темно!
- Может, остановимся? - и он похлопал шофёра по плечу.
Машина встала у перелеска, окунув колёса в мягкую дорожную пыль. Ольга сидела минут пять с опущенной вниз головой, потом разогнулась:
- Ничего, можем ехать дальше... Всё прошло!
- Прошло?! Ты взгляни на себя, ужас, какая бледная, - и Гераленко полез в свой вещмешок, запрятанный под сиденье.
Он вытащил оттуда флягу с водкой и протянул её Ольге:
- Отпей чуть-чуть, полегчает.
- Не могу, меня тошнит от водки, не умею я её пить...
- Это спирт нужно уметь пить, а не водку. Она, говорят, хорошо все органы внутренние дезинфицирует, попробуй, станет легче.
Ольга наклонила назад голову и сделала небольшой глоток, сморщилась, отдала обратно флягу и откинулась на спинку сиденья.
Машина снова тронулась с места, больше в дороге приступы боли не повторились и девушка на этом успокоилась. Но, приехав на место уже тёмной ночью, самостоятельно выйти из машины она не смогла. Валентин отвёл её, придерживая за талию, в штабной барак и уложил на свою постель рядом с комнатой радистов.
Спец дивизия НКВД стояла ещё здесь, под Пролетарским и была в войсковом резерве. Так как наступление 27-й армии на Ахтырку затормозилось из-за ожесточённого сопротивления немцев, которые выкатили на поле боя весь свой армейский резерв, то командование фронта решило все части усиления бросить в основной прорыв, вот и Антоновцев в последний момент сняли с марша и отправили на усиление правого фланга 46 армии и её тылов, как бронированный кулак. Дивизионные тылы ещё стояли на месте и Тихонова застала командира особого полка Стрельникова у себя в штабе. Он срочно, после приезда, захотел её видеть.
За ночь она отлежалась и утром встала бодрая и уверенная в себе, но ещё с некоторой слабостью в теле. Они пришли вместе с Гераленко в штаб полка и Стрельников, усадив их напротив себя, стал расспрашивать обо всём том, что она уже успела рассказать Валентину.
- Приказом командования фронта наша дивизия придаётся 46 армии, они активно развивают наступление и, чтобы прикрыть фланги и тылы, нас направляют на её усиление, - говорил Стрельников в ходе разговора.
Беседа была недолгой, Стрельников распорядился Ольгу оставить при штабе полка, за этим и вызывал её к себе, а потом поднялся из-за стола и решил провести её к радистам, чтобы познакомить с новыми товарищами. Она быстро вышла в коридор, а потом, Валентин заметил, что она вдруг встала в неловкую позу. Сделала несколько шагов и остановилась.
- Что, голова закружилась? - спросил он, заметив как со щёк резко спал румянец.
Она стояла молча, поджимая ноги. Ольга в этот момент почувствовала, что какая-то горячая струя побежала по ногам, девушка посмотрела вниз, а потом на лица Гераленко и испуганные глаза Стрельникова. По её коленкам и щиколоткам из-под юбки текла кровь. Валентин не долго думая, подбежал к вешалке на входе в коридор, снял свой плащ и завернул в него Ольгу, крепко обернув ей поясницу и бёдра, потом поднял на руки и понёс к машине...
В госпитале она упорно не хотела, чтобы её осматривал мужчина-врач, дождались женщину, которую, как Валентин уже сказал, недавно прислали к ним в дивизию. Та, по имени Клара Владимировна, оказалась серьёзным и грамотным врачом.
- Наш организм, очень слабый до нагрузок и нервов, - говорила она с девушкой на успокаивающих тонах. - Вот и ты, несла нагрузки, которые оказались не под силу для слабых женских органов, потом нервы, стрессы.. А как же? Война!.. Понимаю, это слабое утешение, но, что делать?
Тихонова смотрела на неё и слушала с тревогой. Но врач вела себя спокойно и уравновешенно. В её словах не было угрозы и девушка немного успокоилась.
- Ты, что же, с кровотечением ходила? - спросила Клара Владимировна.
- Нет, не было ничего, только сильная боль периодически возникала, - ответила девушка.
- Конечно, есть изменения в матке, но насколько они обратимые, покажет время.
- Что это значит? - спросила Ольга с тревогой в голосе.
- У нас это теперь постоянная болезнь юных санитарок, которые выносят раненных с поля боя...Не выдерживают внутренние сосуды. Возможно, бесплодие. Но, опять повторяю, будущее покажет, - утешительно проговорила врач.
К вечеру ей стало легче, помогли необходимые процедуры, но тревожность осталась. Ольга полежала ещё немного в постели, но после пришла снова в штаб, того требовала обстановка, и занялась своими текущими делами.
Ещё 26 августа в 12:30 после тридцатиминутной артподготовки дивизии первого эшелона 46 армии перешли в наступление. Как ожидалось, фашисты оказали сильное сопротивление. Большие надежды возлагались на 31 стрелковую дивизию усиленную двумя отдельными танковыми полками, самоходно-артиллерийским полком, значительным количеством другой артиллерии и миномётов, наносившую удар в направлении Дудновка, северная окраина Тарановки, разъезд Шурино. Однако действия танковых полков в атаке оказались неудачными: 224 танковый полк сразу же попал на минное поле, пять его танков подорвались, десять получили иные повреждения и вышли из строя, осталось только четыре танка; а в 17 танковом полку 18 танков прочно завязли в болотах у реки Ольшанки, ещё несколько машин было подбито и сожжено противником. И тут осталось всего пять машин.
Положение спасла артиллерия, которая интенсивно прокладывала путь стрелковым частям. Переправившись под прикрытием артогня на западный берег реки Ольшанка, полки с несколькими оставшимися танками выбили гитлеровцев из опорных пунктов и к 19 часам 26 августа овладели Дудновкой. И вот теперь, с утра 29 августа дивизия перешла в наступление на хутор Первомайский. И сейчас необходимо было нанести фланговые удары по группировке противника, чтобы развить дальнейшее продвижение и командарм решает ввести все резервы в бой. На правый фланг армии выдвигалась Антоновская дивизия, усиленная самоходно-артиллерийским полком.
Березин сидел в своём кабинете с капитаном Дегтярёвым-начальником связи и изучал карту укрепрайона противника. 353-я стрелковая дивизия, усиленная 52-м отдельным огнемётным батальоном и самоходно-артиллерийским полком, наносила удар в направлении Охочая, Тарановка, станица Беспаловка, совхоз Борки. Но для более умелых действий нужна была тщательная разведка местности. С минуты на минуту Березин ждал доклада и, наконец, за дверью послышались шаги и вскоре к ним в кабинет вошёл старший лейтенант Лунин, серьёзный, как всегда и сосредоточенный на деле.
- Разведчики вернулись, Сергей Андреевич, - докладывал Вячеслав, - Василий Мадан привёл своих ребят, промокших до костей. Я разрешил им переодеться, а потом к вам с докладом.
- Доложите сами, в кратце, - спокойным голосом распорядился Березин и внимательно посмотрел на Лунина.
- У Тарановки и у хутора Казачий Лог большое сосредоточение вражеских войск. Так же, они собирают бронированные кулаки у Беспаловки. Шкадову с его танковым полком будет нелегко, - сделал вывод в конце доклада Вячеслав.
Березин поднялся из-за стола и подошёл к своему оперативнику:
- Ну, что же, доложите Шкадову обстановку, пусть делает выводы из этого, а ребят из разведки, как переоденутся, ко мне на более подробный доклад, - распорядился Сергей Андреевич. - И ещё, Слава, позовите мне из 37 мотострелкового полка командира Ивана Игнатьевича, они должны были уже подойти сюда вместе с резервами.
Когда Лунин вышел Дегтярёв поинтересовался у Березина о цели разговора со Стрельниковым, но Сергей Андреевич уклонился от прямого ответа и стал дальше изучать карту, нанеся на неё новые отметки по результатам недавней разведки.
Командир 52-го отдельного танкового полка подполковник Шкадов, имея за плечами опыт управления этим полком ещё со времени битвы под Сталинградом, до начала наступления без данных разведки сомневался в предстоящих направлениях атаки, а теперь, когда он эти данные получил, то сразу скоординировал действия танкистов со стрелковыми подразделениями и артиллерией. В результате, несмотря на организованное сопротивление противника, на его собранные бронированные кулаки, части дивизии вместе с танкистами прорвали его первую позицию, овладели станицей Беспаловка, населённым пунктом Рог, хутором Пасеки и южной частью Тарановки. Потери в танках и личном составе при этом также оказались немалые.
В освобождении южной части Тарановки решающую роль сыграл дерзкий манёвр и удар во фланг противнику группы танков 52-го полка, которую возглавил старший лейтенант Зайцев.
- Ну и храбрый малый, этот Зайцев, - рассказывал в последующем Шкадов, - обстановка у Тарановки сложилась критическая, как и докладывала нам разведка, там сосредоточились большие силы противника, а мы, как всегда, слишком сильно на себя понадеялись...Но, отлично показали себя танкисты-огнемётчики.
В этот раз, отбиваясь от превосходящих сил огнём, стали отходить от села и танкисты Зайцева. 353 стрелковая несколько часов вела там бой. Но фашисты перебросили на этот участок 4-й гренадёрский танковый полк и другие части усиления и предприняли мощную контратаку. Подполковник Шкадов объединил под своим командованием все имеющиеся у него огневые средства, также и огнемётные танки и САУ, указал им позиции, с которых следует бить по контратакующему врагу. Танки сходу стали извергать струи гудящего пламени, но оно было коротковатым - до 50 метров. Вслед за ним большое пространство окутывали клубы чёрного дыма. Казалось, на пути не осталось ничего живого, но проходили минуты и снова над позициями немцев поднимались чумазые фигуры, они вставали, как приведения и продолжали двигаться, кто остался цел. Немецкое командование гнало своих людей навстречу гибели с маниакальной стойкостью и всё-таки добилось цели - наши войска из Тарановки стали отходить.
После отхода наших частей на командный пункт 353-й стрелковой дивизии прибыл командарм. Вызвал к себе и Шкадова. Потребовал кратко доложить о положении подразделений, о противнике и отданных распоряжениях.
- Это хорошо, что уже распорядились закрепиться на занимаемых рубежах, - отметил Глаголев, выслушав доклады. - Это сейчас самое главное! А, вот последними данными разведки, вы всё-таки пренебрегли... Не учли всего. Теперь подтяните ближе артиллерию, прикройте надёжнее фланги. Ещё раз уточните сведения о противнике и действуйте, согласно данной обстановке.
Командарм вёл себя без нервозности, сугубо по деловому. Видно было, что он хорошо знает диалектику войны, переменчивость течения боя, способен уверенно держать нити управления в своих руках. Он постоянно требовал серьёзного отношения к противнику, к его умению воевать, не одобрял попыток шапкозакидательства и добычи победы "на ура".
- Ну, что ж, дорогие товарищи! Удар наш сегодняшний оказался довольно-таки результативным. Почти на шесть километров продвинулись! - заметил Глаголев, обращаясь к собравшимся на командном пункте. - Но кое в чём фашисты словчили: надеясь, что сегодня к вечеру вы посчитаете их возможности на исходе, а резервы все задействуете, они подбросили свежие силёнки и нанесли крепкий ответный удар. Этот урок надо твёрдо усвоить, - продолжал командарм, - противник наш - мастер своего дела. Зря некоторые считают, что немцы всегда действуют по шаблону. Но ведь и шаблон, это свидетельство знания определённых правил военного дела. Во-вторых, сколько уже воюем, а сюрпризы врага в тактике появляются всё новые. Вот и теперь вполне возможны неожиданности.
Заслушав доклад старшего помощника начальника разведки армии майора Безрукова и начальника оперативного штаба контрразведки майора Березина, внимательно изучив обстановку по карте, командарм предупредил о вероятности утренней контратаки противника справа. Поскольку наступавшая там 236-я стрелковая дивизия шла значительным уступом, приказал срочно перебросить приданный 353-й стрелковой дивизии истребительно-противотанковый полк для прикрытия её правого фланга, а также перевести подходящие части спец.дивизии НКВД из тылового резерва на передний край обороны, как ударный щит.
- Давайте и мы, - подумав, произнёс Глаголев, - подготовим фашистам свой сюрприз: танковый полк Шкадова и огнемётный танковый батальон надо за ночь отвести, перекрыв занимаемый ими рубеж пехотой с самоходной артиллерией и стрелковыми батальонами Антонова, а они дерутся, как звери, на то и спецы, создадим из них добрый манёвренный кулак. Как только гитлеровцы утром пойдут в контратаку, встретим их плотным артогнём. Чтобы не обижались за невнимание... А вам Иван Игнатьевич, - обратился он к командиру мотострелков, - без задержки ударить им вот в этот больной бок, - указал он на карту, посматривая на стоявшего рядом Шкадова с улыбчивой хитринкой. - А в конце в атаку пойдёт 52-й танковый полк Шкадова, как завершающий аккорд наших совместных усилий.
Два Ивана - Иван Игнатьевич Стрельников и Иван Николаевич Шкадов всю ночь не смыкали глаз, мотались по своим артпозициям, уточняли обстановку, согласовывали свои общие действия перед утренним сражением, а оно ожидалось ожесточённым и упорным. Так и получилось: как и ожидалось, с утра 27 августа гитлеровцы ударили по правому флангу 353-й дивизии. Но на них обрушился огонь истребительно-противотанковой артиллерии и миномётов. Подошедшие полки Антоновской дивизии сходу опрокинули противника, а 236-я дивизия помогла им встречным ударом. Тут же последовал удар и 52-го отдельного танкового полка при поддержке мотопехоты Стрельникова, у которого было двенадцать своих танков. И к вечеру этот 37 мотострелковый полк очистил от врага северо-западную часть Тарановки, а затем усилиями 353 и 236 дивизий Тарановка освобождается полностью.
За четыре дня наступления войскам 46-й армии удалось продвинуться на глубину до 10 километров, отразив при этом десятки вражеских контратак. Фашисты бросали в бой всё новые силы. Их авиация за эти четыре дня совершила в полосе армии 1460 самолёто-пролётов, нанося непрерывные удары по наступающим. Командующий фронтом приказал 46-й армии, овладев Соколово и Первомайским, перейти к обороне на рубеже разъезда Шурино, западной окраины Тарановки и высоты 210,3.
Выйдя на указанный рубеж, войска развернули борьбу за создание благоприятных условий для возобновления наступления. С этой целью части 236 стрелковой и спец.дивизии НКВД под командованием генерала Антонова, с переподчинённым ей 52-м отдельным танковым полком 5 сентября нанесли удар из Тарановки на совхоз Красный Гигант и овладели им.
Под вечер, обходя брошенные позиции немцев, Стрельников и генерал Антонов остановились у смятой траншеи с перевёрнутым и сгоревшим над ней танком командира взвода лейтенанта Евтушенко. Обугленные останки танкистов вместе с их командиром уже извлекли из тридцатьчетвёрки и сейчас генерал и полковник стояли в скорбном молчании у этой героической машины.
- В первые же минуты атаки они уничтожили два фашистских танка, - прервал молчание Стрельников, - я сам это видел со своих наступающих позиций. Потом расстрелял два противотанковых орудия и гусеницами примял четыре огневые пулемётные точки, а потом и до взвода пехоты уничтожил. Он прорвался на фашистские передние позиции, и они смогли его подбить, - продолжал полковник, - лейтенант с экипажем, однако, не покинули машины и продолжали вести огонь, пока не кончились боеприпасы. А потом танк вспыхнул и завалился на бок...
- Эти ребята герои, - тихо произнёс Антонов, - нужно подать представление о награждении их посмертно почётными орденами.
Стрельников утвердительно кивнул головой, а потом грустно добавил:
- Их, постаревшим от горя родным и матерям, эти ордена будут уже не нужны. Им всем по двадцать лет, только их командиру Евтушенко двадцать два года. А впереди была целая жизнь, если бы не эта проклятая армада!..
- У истории сослагательного наклонения не бывает, дорогой Иван Игнатьевич, - отозвался на его реплику генерал. - В нашем с вами случае, словосочетание "если бы" - не имеет никакого смысла, а по сему и ориентироваться на него мы не имеем права.
Антонов поднял глаза в пустое чёрное небо, покрытое пеленой от недавних пожарищ, глубоко вздохнул и подумал, что впереди теперь их ждёт битва за Днепр, штурм "Восточного вала" и, кто знает, дойдут ли они до конца этого года живыми.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.