Публикую несколько последних главок романа «Великая игра»
В.Н.
14 октября 2022 г.
FINITA LA COMMEDIA
После моего столетнего юбилея я понял, что мой конец уже близок и мне следует побыстрее закончить работу над своим жизнеописанием. Все основные события, как мне представлялось, я сумел отразить в повести моей жизни, а то, что не успел написать, что «осталось за кадром» – ну, значит, так сложилось, и придётся с этим согласиться. К сожалению в повесть жизни не попали отдельные эпизоды, были среди них и очень странные, и даже жуткие до ужаса. Но они как-то слишком уж резко выбивались из общего повествования, поэтому остались за его рамками. Я уже приступил к работе над последней главой повести моей жизни. Эта глава писалась как моё последнее обращение к Ханне и как прощание с самыми дорогими для меня людьми.
Но вот вскоре после завершения Сиднейской Олимпиады, за которой я следил по телевизору и по газетам, в самом начале октября 2000 года случилось одно событие, о котором я обязан рассказать, добавить в свою повесть ещё две сотни строк.
В тот день незадолго до вечернего чая я сидел в зелёной гостиной в своём любимом кресле, рассеянно перебирал струны гитары. Из дома доносились звуки рояля – это Санечка разучивал «Сарабанду» Генделя. Санечке было уже семь лет, он очень ответственно подходил к занятиям музыкой, и я отмечал его замечательный слух и изумительное чувство ритма.
Ко мне подошла Ханночка в рабочем фартуке и с садовым совком в руке.
– Дедушка! Там у калитки стоит какая-то женщина. Спрашивает тебя.
– Что за женщина, Ханхен?
– Не знаю, дедушка. Первый раз вижу. Одета как-то странно. Похожа на монашку, но, вроде бы, и не монашка. Мне показалось, что она не американка. Сказала, что зовут её Энджи, что у неё есть сообщение для Александра Шмидта.
– Даже так? Не Алекса, не Александера, а именно Александра? И к тому же Шмидта, а не Смита?
– Да, – растерянно подтвердила Ханночка.
– Битте, проводи, пожалуйста, женщину сюда и побудь немного рядом со мной. Может быть, мне понадобится тебя о чём-нибудь попросить.
Ханночка пошла к калитке, а я отложил гитару на скамью.
В длинной тёмной юбке на завязках, какие часто носят паломницы, в вязаной кофте явно не американского происхождения и в палантине тёмно-фиолетового цвета по дорожке к дому мелкими невесомыми шажками прошла в сопровождении Ханночки незнакомая гостья.
Это была женщина лет тридцати, худая, чёрнобровая, с бледным лицом. И глубокий взгляд, которым она окинула меня, был необычным. Что-то нездешнее, даже неземное было в её взоре.
Я встретил гостью у входа в зелёную гостиную.
Женщина поклонилась мне, представилась так: «Меня зовут Энджи, я прибыла к Вам, Александр, с важной миссией. Мне поручено передать Вам послание, оно касается Вашего литературного труда, Вашего жизнеописания.
По интонации Энджи я понял, почему Ханночка решила, что наша гостья – не американка.
– На каком языке, Энджи, Вы предпочитаете вести разговор? – задал я спонтанный вопрос.
– С Вашего разрешения я хотела бы поговорить с Вами по-немецки… или по-русски… Вы не возражаете?
– Тогда давайте поговорим по-русски, мне это будет особенно приятно, – ответил я с поклоном. – Присаживайтесь к столу, Энджи. Вы, наверное, устали с дороги? Пришлось проделать долгий путь? Хотите перекусить? Или дождётесь ужина? Ужин будет через полчаса. Хотя это и не совсем ужин, а просто вечерний чай с лёгким перекусом. Могу я предложить Вам вина?
Гостья смущённо пожала плечами, ответила на очень хорошем русском языке.
– От полбокала Шабли я бы сейчас не отказалась.
Я вздрогнул. Шабли! Любимое вино Ханны!
– Шабли, к сожалению, сейчас у нас нет. Так ведь, Ханночка? Но есть неплохое столовое вино Соаве. Оно из Италии, из Венето. Может, знаете такое? Конечно, оно проще Шабли, но, по моему мнению, вполне годится и для дружеских посиделок, и для серьёзных разговоров. Я не так давно открыл его для себя. Вообще-то я предпочитаю красные вина, но ради жизненного разнообразия иногда пью и белые. А из французских вин могу предложить Вам «Вдову Клико» – вино, воспетое Александром Пушкиным. Знаете «Veuve Clicquot»?
– Я боюсь, что шампанское не очень подходит к предстоящему нам разговору, господин Шмидт, – с рассеянной улыбкой произнесла посланница.
– Ханночка! Будь добра, принеси «Соаве», бокалы и какую-никакую закуску.
Ханночка метнулась на кухню, а Энджи произнесла с грустной улыбкой: «Ваша внучка мне очень нравится, хорошая девушка. Она может присутствовать при нашем разговоре. Ей это может оказаться полезным».
Через несколько минут вернулась Ханночка с корзиной, в которой находились бутылка вина, 3 бокала, приборы и лёгкая закуска – миндальные орехи, шоколад, сыр, апельсины, хлебцы и тому подобные «снеки», как любят говорить американцы, а теперь уже и немцы. Ханночка красиво всё расставила на столе, я спросил её:
– Ты выпьешь с нами вина, Ханни?
– Только чуть-чуть, – сказала Ханночка, бросив взгляд на гостью. – Мне, пожалуйста, четверть бокала.
Один глоток сухого вина никому не может повредить, даже при беременности. Интересно, кого ждёт Ханночка? Я думаю, это будет мальчик.
Я разлил вино по бокалам.
– За что мы поднимем наши чаши? – спросил я Энджи.
– Я хочу попросить Вас сказать тост, – ответила та несколько смущённо.
– Раз так, тогда я предлагаю поднять бокалы за мой главный труд, за его скорейшее завершение.
Гостья плавным, изящным жестом поднесла бокал ко рту.
– Да, Вы были правы, очень приятное вино.
Глаза её заблестели, на щеках проступил румянец. Если бы я не догадывался. кто она такая, я мог бы назвать её привлекательной женщиной. Раньше она была, наверное, очень обаятельной..
– Я предлагаю повторить. Надеюсь, возражений не последует? В бутылке осталось немного вина, как раз ещё на один заход, – предложил я гостье. – А Ханни, если хочет, может пропустит.
– Боюсь, моей госпоже это может не очень понравиться… – неуверенно произнесла гостья. – Но если Вы так настаиваете…
– Я прошу Вас составить мне компанию, – с церемонным поклоном произнёс я.
Когда бутылка была опустошена, гостья вздохнула, приняла строгий вид – словно надела его на себя – и перешла к предмету своего визита.
– Вы, господин Шмидт, наверное, догадываетесь, с чем я пришла к Вам, – произнесла она, вонзив в меня жгучий взгляд.
– Да, догадываюсь, – подтвердил я. – Думаю, что игра подошла к концу. Finita la commedia?
– Да, это так, господин Шмидт. Ваш лимит, увы, исчерпан, но моя госпожа считает, что Вы красиво провели всю игру, она следит за Вашим жизнеописанием, и ей хотелось бы узнать, чем Вы его завершите. Поэтому она приняла решение дать Вам немного дополнительного времени, чтобы Вы смогли закончить свой главный труд. Только прошу Вас, господин Шмидт не злоупотреблять этой милостью, постарайтесь не затягивать игру сверх меры. Это всё, что я должна была Вам сказать. А теперь мне пора в обратный путь. Я прощаюсь с Вами и с Вашей милой внучкой. Хорошая девушка, в её сердце есть любовь. А Вы не хотите что-нибудь передать моей госпоже? Какую-нибудь просьбу, какое-нибудь пожелание? Моя госпожа бывает очень доброй, и она иногда совершает поступки, нарушающие обычный сценарий.
Наступило молчание. Ханночка сидела за столом, почти не дыша. Энджи смотрела на меня, вонзив свой взор прямо в моё сердце.
Я подавил вздох, перекрестился.
– Могу я попросить Вас, Энджи, передать Вашей госпоже мою благодарность за её милость? И у меня к ней есть одна просьба. Я думаю, что мы с моей внучкой Ханной завершим работу над повестью моей жизни уже в этом месяце. Или в следующем. Нам осталось совсем немного. Моё жизнеописание охватывает весь двадцатый век, но самым краешком – и век предыдущий. Я родился в 1900 году, то есть в самом конце девятнадцатого века, прожил свою жизнь в двадцатом, и мне в завершение своего жизненного пути хотелось бы краешком зацепить и следующий, двадцать первый век. Я полагаю, что Вашей госпожи не составит большого труда откликнуться на эту мою просьбу.
Гостья ответила мне с поклоном:
– Я передам Ваше пожелание. А сейчас я вынуждена покинуть Вас, моё время истекло.
– Энджи! – произнёс я проникновенным тоном, и гостья насторожилась.
– Энджи! Я хочу задержать Вас ещё на несколько минут, на полчаса, не более. Я хотел бы немного поиграть Вам на рояле. Вы ведь любите музыку?
– Да люблю… любила раньше, – со вздохом произнесла гостья. – Но мне уже действительно пора.
– Ваша госпожа спросит Вас, Энджи, спросит непременно, что я сыграл для Вас на рояле. И она будет очень разочарована, если Вы ответите, что из-за нехватки времени Вам не удалось послушать мою игру.
Энджи улыбнулась странной улыбкой и легка покусала губу, как любила делать Ханна.
– Если так… Тогда я согласна немного задержаться. А что Вы хотите сыграть?
– Я сыграю для Вам «Элегию» Рахманинова. Знаете её?
– Знаю… Волшебная музыка, совершенно неземная.
– Я бы сказал – и неземная, и одновременно очень земная музыка. Ещё я хочу сыграть «Грёзы любви» Листа. Вот это точно совершенно неземная музыка. Для меня «Грёзы» – это словно прикосновение к женщине, которую я глубоко любил… и люблю до сих пор… совершенно неземной любовью. И коли уж сыграю «Грёзы любви», то должен сыграть и «Серенаду» Шуберта. Это мой печальный привет моей любимой. Пусть он напомнит ей про нашу любовь и нашу нежность. За роялем сейчас сын Ханночки, ему семь лет. Думаю, для него будет полезным немного послушать игру его деда, точнее, прадеда.
После импровизированного концерта мы с Ханночкой проводили взволнованную гостью до калитки. При расставании я сказал ей:
– Позвольте мне, Энджи, поцеловать Вам руку на прощание.
Та немного поколебалась, но всё же решилась и протянула мне правую руку. Я прикоснулся к ней губами, ладошка у посланницы оказалась мягкой и тёплой.
Энджи вышла через калитку на улицу и скоро исчезла из вида. Я оглянулся по сторонам. Всё вокруг было тихо и спокойно, из гостиной по-прежнему слышались настойчивые аккорды «Сарабанды». И в этом, по-моему, был свой символизм – я уверен, что в этой прекрасной пьесе выражена тема судьбы.
– Эта женщина… Энджи… Кто она такая? Почему она на тебя так смотрела? – с тревогой спросила Ханночка.
– Неужели ты не поняла? И даже имя её тебе не подсказало? Эта Энджи… она посланница из другого мира.
Ханночка наморщила лоб, подняв глаза к небу, через несколько секунд спросила.
– А кто её госпожа?
– Её госпожу я не могу назвать тебе по имени. Ты, милая, только что прикоснулась к великой тайне. Наш мир – вовсе не такой, каким он представляется обыденному сознанию, он намного сложнее и интереснее, он только частица, только проекция мегамира, населённого другими сущностями. Иногда эти сущности появляются в нашем мире, на Земле, и избранные люди могут их видеть, вступать с ними в контакт, разговаривать с ними, брать их за руку, даже целовать, как я поцеловал ручку Энджи.
– Значит… Значит, я тоже избранная? – расширила глаза Ханночка.
– Ты тоже, моя милая. Я это знаю, я это чувствую, потому что меня с самого детства сопровождал по жизни мой Ангел Саша. Он мог принимать разные обличия, поэтому иногда оставался неузнанным мной. Но он всегда помогал мне в трудных обстоятельствах, он несколько раз спасал меня от смертельной опасности, и я старался следовать его советам, особенно самому главному – никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не падать духом.
Как только я произнёс эти слова, так сразу вспомнил свою очень давнюю встречу с Ангелом Сашей в камере «Шпалерки», где я умирал от холода, но больше – от полной безнадёги. Моя душа уже готовилась покинуть моё бренное тело, и мне было до горечи обидно, что моя жизнь кончается так бездарно, так мерзко – в грязной и сырой тюремной камере под сумасшедшее бормотание моего товарища по заключению. Почему мне не выпало встретить свой конец в бою или в пиру, или в какое-то другое вдохновенное мгновение?
Тогда, собрав последние силы, я обратился с молитвой к Богу о Ханне, произнёс Ему слова благодарности за мои самые счастливые минуты жизни. Прости меня, любимая моя, за причинённую тебе по неведению боль. Я надеюсь, что там, за чертой, наши души встретят друг друга, и тогда ты узнаешь, что для меня ты была не только возлюбленной, ты была моим светлым ангелом.
Вдруг на меня пахнуло теплом. Из стены камеры выплыла мерцающая серебристая фигура. Я сразу догадался, что это был он – мой Ангел Саша. Он положил мне руку на лоб и прошептал: «Держись, Саня, сколько сможешь. А если совсем уже не сможешь, я помогу тебе ещё немного продержаться. Поверь мне – перетерпишь, и всё изменится, всё будет хорошо. И впереди тебя ждёт долгая увлекательная жизнь. И ты узнаешь большую любовь, увидишь много стран, будешь любимым мужем, отцом, дедом и прадедом, доживёшь до ста лет и даже дольше. Только не падай духом. Это главное условие. Держись, Саня! Не падай духом!»
И это «Не падай духом!» стало моим главным девизом на всю оставшуюся жизнь.
Новогоднюю ночь 2001 года я встретил с бокалом благословенного вина, воспетого Пушкиным. И я встретил не только Новый год, но и новый, уже 21-й век. Это значит, что моя просьба была услышана и мне была оказана величайшая милость.
И только я подумал так про себя, как в углу гостиной увидел серебристую фигуру Ангела Саши, и он кивнул мне головой.