812

Ян Ващук
Код Питера — 812
Код сигаретницы из дуба
Код прихожей
Код бабушкиной помады «Primavera»
Практически нетронутой с конца 60-х
Когда она перестала интересоваться мужчинами
Перестала спать в одной постели с дедушкой
И перенаправила свою безграничную любовь на грядки патиссонов
На испарину на стенках огуречных парников
На растворение кубиков сахара в большом граненом стакане
Методичное перемешивание муки и раскатывание теста для своих фирменных пирожков с капустой
На волочение листвы по пустынному переулку чьи координаты в пространстве времени и сознании загадочно но в высшей степени логично сливались в смешном названии Дачный
На непослушные вихри тонкие руки пустые животы и прожорливые рты внуков
Что появлялись вместе с июньским солнцем из-за горизонта
Вырастая метафорически из-за поворота на Гатчину
И буквально из метра сорока в метр восемьдесят
Которые звонили которые стучались которые хохотали
Которые звучали чуть менее звонко
Когда их голос был пропущен
Через витки трансатлантического кабеля соединявшего в их воображении
Тесную и душноватую подмосковную трешку
С тенистой и просторной как храм бабушкиной ниши
Где сгущались тени и шелестели плащи
Грудились зонтики и неношеные шляпы
Вышедшие из моды в конце шестидесятых
(Тогда же, когда пропала необходимость в макияже и телесной близости)
Но все равно по какой-то странной причине
Лежащие то ли в прошлом то ли в будущем
А может растянутых между ними
В ожидании момента когда пробежит
Сломя голову и словно отчаянно что-то ища
Немного изможденный но в целом симпатичный
Человек с переулка Дачного
Enfin bref по этой причине
Зонтики грудились и шляпы лежали
На верхних ярусах огромного платяного шкафа
Чей масштаб делал фигуру бабушки еще более крошечной и хрупкой
В ее как я загадочно выразился телефонной нише
Где она сидела на жестком и безбожно залакированном дедушкой стуле
Напротив зеркала которое вполне можно было бы назвать псише
По тому как оно пахло и как в нем отражалась расходящаяся морщинками-лучиками бабушка
Чьи губы складывались в слова такие нежные
Что их было порой тяжело запихнуть в мембрану телефонной трубки
Для чего ей приходилось крепко держаться за свитый спиралью как будто бы тоже залакированный провод и с особым усилием ворочать языком
Она говорила ой Леночка
И несказанная нежность не хотела входить в трубку
И юные диспетчерши на телефонной станции одетые в платья в горошек и открытые босоножки
Говорили нет ну это невозможно столько нежности
Девочки помогите я зашиваюсь
Что ты сказала Леночка я тебя не слышу
Дышала бабушка перегружая городские телефонные сети
Едва ли не ставя под угрозу само существование
Еще даже не появившегося раннего Интернета
Алло говорила она
Алло округлялись ее губы
О Боже восклицала старшая женщина-диспетчер
Алло, зайчик
Это ты, Ванюша?
Ванюша, дай маму, пожалуйста
А то сейчас сигнал прервется
А то сейчас Земля взорвется
От моей нежности перегружена сеть
И мне кажется что даже лампочки
В моей нише стали светить тусклее
Потому что вероятно на помощь диспетчершам вышли электрики
Вышли из запоя алкаши-водопроводчики
Потому что я слышу как журчит в туалете струйка ржавой воды
В которой тоже часть моей нежности
В спешке перенаправленной из трещащей по швам телефонной сети
Чтобы хоть как-то спасти положение
В городскую канализацию
Тоже вообще-то дышащую на ладан и не справляющуюся с обычными какашками жадных до пирожков и сахарных подушечек внучков
Которые мне вечно кажутся голодными
Ванюша пожалуйста дай Леночку
Говорит голос бабушки отражающийся от сводов храма-прихожей
Рикошетящий от шкафа и растягивающийся совпадая
С лучиками морщинок вокруг ее губ не тронутых помадой
Не целующих дедушку не тронутого шляпой
То ли с середины то ли с конца шестидесятых
Когда нажалась кнопка «Play» и облачили ляжки ушитые джинсы
И человек с нужным генетическим материалом
Неловко прижался к другому человеку которого должен дать Ванюша
Что-то сказал что-то услышал в ответ
Получил подтверждение подучил матчасть
Получил направление был назначен
Выслужился поднаторел стал больше
Выполнил свой долг съежился отчалил
Растворившись в прозрачном воздухе ранних двухтысячных
Оставив после себя что-то вроде журчания
Ржавой воды в бабушкином туалете
Которое в общем не раздражает разве что чуть-чуть мешает
Как шум улицы проникающий через неплотно закрытую форточку
Почти неразличимый и начисто сметаемый шквалом безграничной нежности
Когда чьи-то тонкие пальцы накручивают на телефонном диске выученные наизусть магические цифры 8 гудок 812
Чьи-то торчащие из-под давно не стриженых волос уши слушают длинные, загадочно именуемые «междугородними», гудки, чем-то — ни за что не понять, чем, — но безошибочно и очевидно напоминающими дачу, жару и шваркающий на сковородке блин
Чьи-то губы разъезжаются в стороны, рождая звонкое мальчишечье
Беззаботное и певучее но если прислушаться зашифрованным сообщением просящее срочно выслать немного счастья
«Привет, бабушка! Это Ваня!»
Когда голос бабушки, внезапно высвобожденный из спрятанной в шкафу мощнейшей взрывчатки
Приведенной в действие неосторожным сознанием, блуждающим в лабиринте собственных травм и отчаявшимся найти нужную дверь
Взрывчатки которой хватит чтобы уничтожить все отчаяние
Всю жестокость и все ужасы исковерканного детства
Стереть с лица земли все неуклюжие сооружения возведенные человеком без имени в попытке оставить что-то вроде наследия
Как если бы никчемность можно было унаследовать
Все душные подмосковные квартиры
Всю злость
Все унижения
Вспыхивая ярче солнца и ввергая в пучину счастья не способную к переговорам империю зла
Бабушкин голос вырывается на свободу
Провозглашая
Безоговорочную
Победу
Любви