Сейчас время такое. Ну, такое… Это мои дети так выражаются, когда у них слов нет: «ну. такое…». Вот и время сеячас тоже. Слов нет.
А я вспоминаю. Как мы играли в войну. В «войнушку» - это так называлось. Наши с немцами, разумеется. Потому что на тот момент был один-единственный пример. На «зарнице» синие с зелёными, мушкетёры с гвардейцами, казаки с разбойниками - всё равно подспудно были «наши» и те, другие, «фашисты». Для каждой стороны «фашистами» была противоположная, естесссс-но.
Командиры – понятно. кто. Клюв, конечно – без него никак. И Губас, конечно, потому что они с Клювом, как д`Артаньян с графом Рошфором, как Тимур с Квакиным, как заяц из «Ну. погоди!» с волком – куда один, туда и другой, но по разные стороны. Нас,девчонок, делят поровну, что немного обидно – ощущаешь себя добрачным имуществом. Новсё-таки тут учитываются предпочтения, поэтому я, Ленка, Надя и Ирка- у Картавого, а Наташка,сёстры Якимовы и Ленкина сестра Людка – у Губаса.
Стоит снежная зима, поэтому понятно, что будет крепость. Её строят сообща обе враждующие армии. Строят «снеговиковым» способом – это быстрее. Скатываются снежные шары и укладываются друг на друга. Кто будет защищать, а кто пойдёт на приступ, решает жребий. Справедливый Юрка зажимает в кулаке монету и протягивает оба кулака командирам. Серёга Губасов хлопает по правому кулаку, Юрка переворачивает ладонь и раскрывает. Пустую.
- Картавому всегда везёт. Ну? – грозно и нетерпеливо вопрошает Губас.
- К`гепость ваша, - решает Клюв и машет своим коричневой варежкой. Мы отходим на условное расстояние и начинаем катать снежки. Нападающим труднее – они на открытом месте. Снежков с собой много не захватишь, наклоняться и скатывать – время, а если в это самое время залепят по уху – всё, ты убит. На попадания в пальто никто внимания не обращает, зато если промахнулся мимо прикрытого клапаном шапки уха и засандалил в лицо – убитым считаешься сам. Косой снайпер – мёртвый снайпер.
Сигнал к началу штурма подаёт Васька Экскалатор – никто больше не умеет так пронзительно и заливисто свистеть. Снежки начинают мелькать в воздухе, угрожая не только нашим ушам и затылкам, но и стёклам первого-второго этажа, поэтому баба Клава, живущая на первом. Распахивает форточку в кухне и сквозь клубы пара начинает громко и многословно проклинать «шпану несчастную». Впрочем, «шпана» несчастной не выглядит.
Однако, минут через пять у Даньки Домбровского расцветает под глазом «фонарь» - очень правильной формы и сдержанного оттенка, как и всё у Домбровского, а с гребня крепостной стены послушно валится на снег незадачливый «снайпер» - сам Сергей Иванович Губасов, кавалер ордена снежинки посмертно.
- Командира убило! – пронзительно визжит Танька Якимова, хотя, если соблюдать точность и справедливость, командира, скорее, «самоубило». Вдохновлённые и жаждущие мести защитники крепости вырываются из её ворот. И бой начинает кипеть на открытом месте, причём «убитый» Губас бессовестно пуляется снежками в Клюева и попадает-таки ему в отворот вязаной шапки.
- Всё. Картавый, кандец тебе, – издевается ехидный Котовский. – Зомбак тебя мочканул. Теперь сам зомбаком станешь.
- Не по правилам! – возмущается Юрка, вытряхивая вражеские снаряды из-за шиворота.
- Ша! – осаживает его Славка Чёрный. – Трупам слова не давали. Ты сам убит.
- Да ладно, - Данька прикладывает к подбитому глазу снег. – Все уже убиты. Айда на горку, не то у баб Клавы сейчас аневризма лопнет.
- Постой-постой! А крепость-то чья? – недоумевает Женька – его распухшее ухо из-под суконного шлема торчит, как красный флаг.
- Победила дружба, - авторитетно заявляет Наташка.
Её шапка, сбитая Юркиным снежком, валяется под ногами у Экскалатора. Мы смотрим на неё, на продолжающего вытряхивать снег из-за шиворота Юрку, на заплывающий глаз Домбровского, на флажок Женькиного уха, на зомбака-Губасова – и начинаем смеяться. Просто от радости. От того, что есть такая штука, дружба, и что она победила.