Школьный учитель литературы, Евгений Петрович Корецкий, медленно плёлся по песчаной тропинке, кое-где поросшей уже выгоревшим кустарником, между особняками на взморье.
Он шёл на полустанок, где останавливалась электричка. Настроение у Евгения Петровича было скверное. Причины были две. Первая – вновь приезжали эти плохие, наглые люди, настоящие наглецы и бандиты, и уже не просили, а требовали продать дачу, вторая – он встретил вчера здесь на Бугазе однокурсника, Кольку Беглова, который писал очень талантливые стихи, подавал блестящие надежды, был, наверное, лучшим на курсе, и вот теперь здесь, он - охранник в небольшом супермаркете.
Евгений Петрович его даже не узнал сначала. И только когда на выходе его кто-то окликнул «Женя», он оглянулся – их взгляды встретились, и он вспомнил эти персиковые тигриные глаза товарища. Обнялись.
- Ну, что, Коля, как ты? Написал свою книгу? Помнишь, ты же мечтал об этом, написать роман, который сразит всех наповал, о наших современниках, о времени.
- Да, было дело… знаешь, писал, - много, но всё как-то не складывалось в целое, так опивки из обрывков, да и какое сейчас «время», посмотри вокруг.
- Да, ты прав, наверное…
- И ещё, когда мы были молоды, это как-то было значимо, а сейчас, что? Кому это надо?
- Мне, мне это надо! Понимаешь!?
Неожиданно даже вспылил Евгений Петрович, и схватил Беглова за отвороты форменной куртки.
- У тебя же талант, талантище, я-то это знаю точно, наверняка. Нельзя, нельзя закапывать! Бог не простит.
- Ну, видишь, как всё повернулось, деньги нужны, понимаешь, двое детей. Но я напишу, я напишу обязательно. Хочешь, посвящу книгу тебе. Ты меня всегда вдохновлял, зажигал, был мой, так сказать, зажигатель.
- Почему мне, а, впрочем, да! Посвяти мне - пусть тебя это мотивирует! Да, сделай это для меня, сделай обязательно.
Евгений Петрович вспомнил эту мимолётную встречу, которая его огорчила и вздохнул.
Невольно он оглянулся и посмотрел на их семейную скромную дачу, которая осталась ему от отца военного лётчика.
Неказистое строение выглядело, как нахохлившийся жалкий воробышек среди помпезных белокаменных особняков.
Сил сопротивляться наездам больше не было. Дали срок неделю. А кто поможет? Жене было всё равно, сыну тоже, он только о девчонках и думал, дела отца ему были побоку.
А ещё в школе неприятности. На педсовете отчитала директор, прямо при всех, сказала, что на него поступил донос, кляуза, чуть аморалку не шили, якобы он старшеклассников подначивал к беспутству и разврату своими рассуждениями.
А что он только сказал, да ничего! Сказал только, что любовь случается неожиданно и у всех по-разному, иногда даже «выскакивает, как убийца» (по Булгакову), и что любовь ломает все преграды, и для любви нет барьеров.
- Вы что этим хотели сказать, Евгений Петрович, - возмущалась директор, молодая, с накаченными губами тёлка, вся в золоте, и ещё вы сказали, вот, цитирую «юные девушки всегда стремятся познать страсть с опытными мужчинами». Это как понимать? Уж не себя ли вы имеете в виду, уважаемый Евгений Петрович. Это Вы сами пришли к такому выводу на двадцатом году учительства?
И все посмотрели на него с осуждением.
И он вспылил, а не следовало.
- Это не моё мнение, Варвара Сергеевна, это Шекспир. Если он для вас не авторитет, то я умываю руки.
И все обомлели.
Надо же тихоня, слюнтяй, а наглец.
Теперь он с тяжелым чувством в желудке ожидал последствий.
Конечно, Варвара (директриса) теперь на нём отыграется.
Но ещё больше его расстраивало то, что он же говорил старшеклассникам это доверительно, а кто-то слил, и он догладывался, что сделала это Маша Редькина, развитая не погодам девочка, на которую невозможно было смотреть без фантазий, и которая это хорошо чувствовала, вот же сучка такая. И сама его спровоцировала, оставила в сочинении приписку, прочитав которую, он даже зарделся, и сердце у него заколотилось, ему было очень приятно, в записке было написано: «Вы мой Блок, когда Вы говорите о поэзии, или читаете стих, я почти испытываю оргазм, я хочу, чтобы вы это почувствовали вместе со мной».
Да, это было совсем иначе, чем во времена его юности, когда ученик, или студент мог ограничиться только тремя словами в записке.
Теперь всё было иначе, и Евгений Петрович совсем не знал, что с этим делать, как жить дальше.
Приписку в сочинении он вымарал красным фломастером, и размашисто написал: «Прекратите меня провоцировать, иначе сообщу куда надо».
Ответ был совершенно глупый, наивный, дурацкий, даже ребячливый какой-то.
Но теперь этого было не исправить.
И теперь Редькина ему мстила.
А за что, не понятно. Разве он желал ей плохого? Он просто хотел сохранить дистанцию и всё. Ничего больше.
С такими грустными мыслями Евгений Петрович доплёлся до полустанка, поднялся по железной лестнице из шести ступеней на платформу, купил в кассе билет и сел на лавочку в тени раскидистого ореха.
Приятно шелестела листва, мягко нежно припекало солнце, чирикали воробьи, всё было так нежно, красиво в это позднее июньское утро, но Евгению Петровичу хотелось напиться, и он открыл свою дорожную сумку, достал маленькую чекушку водки, куда он перелил свою любимую грузинскую чачу, и сделал большой обжигающий глоток.
В животе стало сразу тепло, и глаза у него заслезились, на сердце накатила нежность, вспомнилось детство, он теперь часто прибегал к этому волшебному средству, и оно помогало.
Евгений Петрович закрыл глаза и стал улыбаться, он представлял себя на золотистом пляже под лазурным небом, серебристые листья пальм трепетали над головой, в листве порхали диковинные разноцветные пёстрые птицы, был так хорошо, так нежно, что у него даже слеза потекла по щеке…
Неожиданно слева от него раздался чуть хрипловатый девичий голос, который грубо вырвал его из лона сладостной мечты.
- Мужчина, дайте денег, сейчас, нужно срочно попасть в город!
Евгений Петрович вздрогнул, он повернулся и ошалело уставился на рыжеволосую, коротко стриженую, девушку с лиловыми глазами.
- Деньги исчезли, понимаете, только были в кармане и исчезли, или я их выронила, потеряла, всё обыскала, а на трассе никто не берёт, подвезти не хотят, понимаете? Придется теперь на электричке, только здесь же, наверное, контролёры, давно не ездила. Выручите, помогите, вам это зачтётся.
- Зачтётся? - невольно переспросил Евгений Петрович, пряча чекушку в сумку.
Бледное лицо его, будто присыпанное мукой, порозовело.
Не понимая, о чём она, он смотрел на неё, как на привидение.
- Ну, хотите, вот, возьмите в залог телефон, правда, он разряжен, или часы, хотите?
И девушка, которая, как мы догадываемся, была наша заблудившаяся, или заблудшая, Анжела, сняла с руки дорогие часы и протянула Евгению Петровичу, но тот по-прежнему молчал, и только глазел на неё, не понимая, - уж не снится ли ему всё это.