XXX. Идея д’Артаньяна
Несколько часов, не покладая рук, д’Артаньян раскапывал проход для того, чтобы пробраться к Портосу. Пока он копал, Портос рассказал ему о произошедших событий, которые почти полностью совпадали с тем представлением о них, которое капитан составил по оставшимся на месте следам битвы и взрыва. Он, разумеется, обрадовался, что Арамису, по-видимому, удалось уплыть на баркасе, хотя Портос не был в этом уверен, а лишь предполагал и надеялся на такой исход. Ведь он не мог знать этого наверняка, поскольку был погребен под огромной каменной глыбой.
«Проклятье! Шпионы Кольбера на быстроходных военных кораблях, вероятно, схватили его, — с досадой подумал д’Артаньян. — Король его повесит! Надо спешить ему на выручку!»
— Арамис, наверняка, скрылся, — сказал гасконец, чтобы подбодрить Портоса. — Я лишь спрячу вас на время понадежнее, после чего вернусь ненадолго в Нант, чтобы разведать, что к чему.
— Мы поедем вместе! — заявил Портос.
Вы без сил, Портос! Вам надо поправиться и подлечиться. К счастью, у д’Артаньян была с собой флажка с вином и несколько сухарей, которые он прихватил на случай, если его расследования затянутся и придется заночевать в пещере или поблизости от нее. Это было как нельзя более кстати.
— Ешьте помалу и медленно, Портос! — сказал он, протягивая сухари Портосу в образовавшееся отверстия. — Не торопитесь, иначе избыток еды убьёт вас!
— Где вы здесь видите избыток еды, д’Артаньян? — воскликнул Портос. — Эти четыре сухаря мне на один укус! И к тому же умереть от избытка еды – это, наверное, такая сладкая смерть! Последние часы, или дни, или месяцы, я, ей богу, не знаю, сколько провел здесь времени, я именно об этом и мечтал – умереть от обжорства!
По счастью, Портос всё время, пока находился в стесненных обстоятельствах, рожденных падением камня, тоже не сидел сложа руки. Всё это время он, стянув с ноги один из сапог, совершал подкоп, как умел. К сожалению, на сапогах не было шпор, а грунт состоял из сплошных камней, поэтому Портос в своих трудах смог бы освободиться самостоятельно, так как силы его уже были на исходе. Однако три четверти пути он все-таки прокопал, и если бы не обессилел от голода и отчаяния, то, вероятно, уже бы спасся.
Когда, наконец, проход был достаточным, похудевший и обессиливший Портос смог, наконец, через него выбраться на волю. Изорванная одежда висела на нем мешковатыми лохмотьями, на щеках была густая щетина, словом, Портос был неузнаваем.
— Портос! Вы удивительно преобразились, и это нам на пользу. Пожалуй, соблюдая некоторую осторожность, вас можно переправить обратно во Францию. Если бы вы ещё и ростом стали немного ниже, я бы без опаски провел вас куда угодно, даже под носом у Кольбера. Хотя ваш рост, всё же настораживает. Он привлекает внимание. Зачем вам, собственно, во Францию?
— Я ведь, как-никак владею Пьерфоном и Брасье! Это прекрасные поместья, у меня там замечательные дома. Я хочу жить в них, хотя бы иногда, — ответил Портос.
— Если вы объявитесь во Франции живым, вас повесят, — возразил д’Артаньян. —Поэтому для вас, Портос, единственная возможность распорядиться вашими поместьями – это сделать завещание. Если Король сочтет вас погибшим, он не будет преследовать ваших наследников, но если он будет знать, что вы живы, он не только казнит вас, но и прежде отберет все ваши имения в казну. Полагаю, вы написали завещание, Потос?
— Чёрт, чёрт! — воскликнул Портос. — Я его не сделал!
— Почему? — удивился д’Артаньян.
— Тому было две причины – очень горестная и не очень, — сказал Портос и развел руками.
— Вы говорите загадками, Портос! — усмехнулся капитан. — Поясните полёт вашей мысли, умоляю!
— Всё очень просто! Во-первых, грустная причина. Как только я принимался писать завещание, я вспоминал о госпоже Кокнар, которая была настолько любезна, что оставила мне всё своё достояние. Но это обладание большими деньгами не утешило меня. Я до сих пор с грустью вспоминаю о ней. Лишь только я начинал писать, слезы текли у меня из глаз, и я говорил себе, что ещё успеется и откладывал это на неопределенный срок.
— Какая же причина, которую вы назвали не очень грустной? — продолжал расспросы д’Артаньян.
— Дело в том, что состояние, которое госпожа Кокнар завещала мне, она тоже получила по завещанию от своего первого мужа, господина Кокнара. И в этом отношении я не могу найти в себе достаточное количество скорби по этому случаю, — усмехнулся Портос.
— И как же это связано с тем, что вы не написали завещания? — поинтересовался капитан мушкетеров.
— Дело в том, что когда я пытался начать диктовать завещание и при этом старался не думать о госпоже Кокнар, я невольно вспоминал про господина Кокнара. И мне всегда на ум приходила мысль о том, что этот скряга всю жизнь копил деньги, отказывая себе в самых незначительных удовольствиях, только бы накопить побольше. И я пытался представить его кислую мину, какую он состроил бы, если бы знал, что все его накопленные денежки совершенно законным путем перешли сначала к его вдове, моей будущей супруге, затем они стали нашими с ней, а в итоге они стали только моими. Выходит, что господин Кокнар отказывал себе во всем, чтобы побольше скопить на мою безмятежную жизнь! Право, это смешно, д’Артаньян, особенно если подумать, как он негодует сейчас там, в раю. — И Портос весело расхохотался. — Каждый раз я смеялся до тех пор, пока у меня не начиналась икота, а в таком состоянии диктовать завещание слишком хлопотно. И я в этом случае также откладывал это дело.
— У вас ещё есть время позаботиться обо всём. Мы найдем нотариуса, который заверит вашу подпись, не слишком настаивая на точности проставления даты. Придется, конечно, оплатить его услуги по особому тарифу.
— Это меня не беспокоит, — отмахнулся Портос. — Денежки у меня имеются.
— Ваше завещание позволит нам передать ваши деньги надежному человеку, на которого не распространяется гнев Короля. Хоть бы на Рауля де Бражелона! — добавил д’Артаньян.
— Я отдам ему всё, только оставлю немного для Мустона и для других слуг, — умилился Портос.
— Похвально, дорогой Портос! — согласился мушкетер.
— Вот только на что я буду после этого жить? — безмятежно спросил барон.
— Рауль обрати ваше имение в деньги и отдаст их вам, чтобы вы могли приобрести имение, не хуже Пьерфона и Брасье, но там, где Король не достанет вас.
— Я всегда хотел жить где-нибудь на юге, — просто сказал Портос.
— Так мы и сделаем, — кивнул капитан.
— Но я хочу забрать Мустона с собой! — воскликнул дю Валон.
— Это будет неразумно. Идейки Кольбера могут догадаться, — возразил д’Артаньян.
— Он так верно мне служил тридцать пять лет! — вздохнул Портос. — Я бы не хотел с ним расставаться.
— В таком случае, ему тоже придется умереть, — сказал капитан, пожимая плечами.
— Убить Мустона! Вы с ума сошли, д’Артаньян! — возмутился Портос.
— Только сделать вид, что он умер, то есть он должен умереть для всех остальных, а на самом деле он поедет в южные края вместе с вами, Портос.
— Для чего же делать вид, что он умер, если он не разыскивается Королем? — продолжал удивляться Портос.
— Для того, чтобы по его следу не шли шпионы Кольбера, неужели вы не поняли? — удивился капитан. — Это, конечно, не единственный способ, но самый простой и надежный.
— А если он не согласится? — воскликнул Портос.
— Не кричите, Портос, мы уже почти пришли. Мы поплывем на том же рыбацком судне, которое доставило меня сюда. Я хорошо знаю владельца этого судна. Но не привлекайте к себе внимания. Надвиньте мою шляпу себе на голову как можно глубже, и по возможности сутультесь, ваш рост привлекает слишком заметен. Хорошо ещё, что вы так похудели, что даже я не сразу бы узнал вас.
Д’Артаньян разыскал капитана судна, и они почти тотчас вышли в море и поплыли к берегам Франции. К счастью, запрет на движение рыбачьих судов вблизи острова Бель-Иль был уже снят, поскольку королевские гвардейцы по приказу Кольбера обыскали каждый уголок на острове, но никого не нашли, из чего был сделан вывод, что либо мятежники мертвы, либо им удалось ускользнуть. На самом острове розыски фактически прекратились. Впрочем, д’Артаньян предусмотрительно сохранил приказ Короля, который передавал в его подчинение сухопутные и морские силы. Почти бесполезный в присутствии шпионов Кольбера, имеющих приказы, ограничивающие его полномочия, этот приказ был весьма действенной силой там, где этих шпионов не было поблизости. Наш герой понимал, что демонстрация подобного приказа капитаном, находящимся в отпуске или, тем более, в отставке, могла привести его прямым ходом в Бастилию, но на такие мелочи д’Артаньян уже привык не обращать внимания.
По прибытии в Нант д’Артаньян снял в гостинице две комнаты, для себя и для Портоса. Помня о храпе своего гигантского друга, он позаботился о том, чтобы отыскать две смежные комнаты, между которыми имелась общая дверь, но она была обита с обеих сторон войлоком, покрытым тканью, причем с обеих сторон этой двери имелся засов. Мушкетер оценил предусмотрительность хозяев жилища, которое на некоторое время стал их с Портосом домом. В дороге Портос понемногу начал переходить к нормальной пище, и о здоровье гиганта можно было уже не беспокоиться. Распорядившись, чтобы Портосу подавали достаточное количество еды, д’Артаньян оставил барона отъедаться и отсыпаться, а сам отправился в казармы, с трепетом в сердце гадая, каков же был ответ Короля – отставка или отпуск.
Сержант передал капитану приказ, в котором было сказано:
«Капитану королевских мушкетеров д’Артаньяну – приказ:
Три дня на отдых, после чего получить у господина Кольбера инструкции.
Людовик».
Таким образом, д’Артаньян должен был явиться к Кольберу уже сегодня.
XXXI. Два поручения Короля
Кольбер встретил капитана с распростертыми объятиями так, словно не было между ним и д’Артаньяном и тени неприязни.
— Здравствуйте, господин Кольбер, — сказал д’Артаньян. — Извините, что не кланяюсь. Я отсутствовал три дня, и ещё не успел осведомиться по вопросу о том, как называется теперь ваша новая должность, и насколько низко мне следует наклоняться при встрече с вами.
— Здравствуйте, господин д’Артаньян, — ответил Кольбер. — Что за церемонии? Должность моя всё та же, я по-прежнему интендант финансов.
— А господин Фуке – по-прежнему суперинтендант? — спросил д’Артаньян с самым беззаботным видом.
— Что же ему сделается? — с деланным удивлением спросил Кольбер и стал кусать свою нижнюю губу, что, по-видимому, свидетельствовало о том, что его обуревают сильные чувства.
— Какие инструкции передал мне Его Величество? — осведомился Капитан.
— Его Величество не предоставляет вам отставки, господин Капитан, ваш трехдневный отпуск закончен, и Его Величество велели передать вам, что праздник удался на славу.
— Это всё? — сухо спросил д’Артаньян.
— Его Величество уверены, что вы сделаете из этой информации верные выводы и что вы бережно сохранили соответствующие бумаги, позволяющие вам поступить так, как требует вам ваш долг. Вы ещё не забыли, что означают эти слова? — заключил Кольбер, и его острые глаза впились взглядом в глаза мушкетера.
— Я полагаю, что не только я осведомлен о том, что они означают, но также и вы об этом прекрасно осведомлены, господин Кольбер, — сухо ответил капитан.
— Его Величество надеется, что никакие чувства дружбы на этот раз не помешают вам забыть о вашем долге перед Королем и перед Францией, — торжественно заключил Кольбер.
— Забыть о долге перед Францией, — ответил д’Артаньян, и после некоторой почти неуловимой паузы добавил, — равно как забыть о долге перед её Королем, меня не заставило бы ничто и никогда. Вы напрасно противопоставляете мой долг перед Королем и Францией моему пониманию обязанностей дружбы, как я их понимаю. Впрочем, то лицо, позаботиться о местопребывании которого мне следует, не относится к числу моих друзей. Позвольте откланяться, господин Кольбер?
— Подождите, капитан! Это не всё. В тот самый момент, когда вы поместите то лицо, о котором мы всё знаем, вам надлежит распечатать этот конверт и исполнить то, что в нем предначертано, — сообщил Кольбер, после чего он снял с шеи небольшой ключик, открыл с его помощью выдвижной ящик стола, из которого извлек плотный бумажный конверт.
— Передайте Королю, что всё будет исполнено в точности, — отрапортовал д’Артаньян. — Я бы и сам ему это сообщил, но мы с Его Величеством договорились дать друг другу отдых. Вероятно, ещё пару дней я не буду надоедать Королю видом своего лица, а там посмотрим.
Кольбер учтиво поклонился, давая понять, что не хотел бы враждовать с капитаном мушкетеров, и одновременно сообщая этим жестом, что разговор окончен. Д’Артаньян ответил поклоном ровно на такой же угол, но поскольку он был несколько выше Кольбера, его поклон мог бы показаться менее почтительным.
Вернувшись в гостиницу, д’Артаньян около минуты пытался прощупать конверт, полученный от Кольбера, как будто бы наощупь можно было определить, какой текст написан на бумаге, заключенной в этом конверте.
— К чёрту! Это письмо адресовано мне, и, значит, я сам могу решать, когда его вскрывать! — воскликнул он, наконец и решительно сломал печать и вскрыл таинственный конверт.
На листе бумаги, который он извлек из конверта, было написано следующее:
«Приказ господину д’Артаньяну отвезти известного ему узника Марчиали на остров Сент-Маргерит, предварительно закрыв ему лицо железной маской. Под страхом смерти воспретить узнику снимать ее. Поручить охрану узника коменданту крепости Пиньероль господину де Сен-Мару под его личную ответственность, передав ему вложенные здесь инструкции
Людовик».
В большом конверте содержался также малый конверт, на котором было написано
«Коменданту крепости Пиньероль господину де Сен-Мару лично: приказ Короля»
XXXII. Арест Фуке
Когда д’Артаньян явился к Фуке, суперинтендант обрадовался ему, как старому другу.
— Дорогой капитан! — воскликнул он. — Где же вы пропадали всё это время? Я очень рад вас видеть!
— Не могу ответить вам тем же, любезный господин Фуке, — ответил д’Артаньян. — Я был бы больше рад не увидеть вас, явившись в ваш дом. Лучше бы вы куда-нибудь уехали.
— Я не знаю, какую я вам нанес обиду, — обеспокоенно ответил Фуке, — но если в моих силах её загладить, я это сделаю, чего бы мне это не стоило.
— Я прошу вас позволения воспользоваться вашей каретой, — грустно ответил мушкетер.
— Моей каретой? — удивился Фуке. — Если вы не собираетесь с её помощью похитить Короля, чтобы потом все думали, что это моих рук дело, тогда она в вашем распоряжении.
— На какое время вы мне можете её предоставить, господин Фуке? — осведомился д’Артаньян.
— Боже мой! — воскликнул суперинтендант. — Берите её на такой срок, на какой она вам нужна. Если не подойдет та карета, которая сейчас стоит в парадных дверей, я велю проводить вас в каретный двор, и вы выберете ту карету, которая вам больше подходит.
— Мне подойдёт любая, — скромно ответил д’Артаньян. — Но особенно приятно мне будет воспользоваться той, в которой мы с вами уже проделали однажды путь в таком высоком обществе, что эта поездка запомнилась мне на всю жизнь.
— Решено, берите эту карету! —воскликнул Фуке. — А теперь объясните, в чём дело, если это не тайна. Мне безумно интересна вся эта история, поскольку я ничего не понимаю.
— Охотно объясню, монсеньор, но для этого вам придётся пройти со мной к этой карете, — ответил гасконец.
— Мы идём тотчас же! — весело воскликнул Фуке.
— Я пойду, а вы меня догоняйте, — предложил д’Артаньян. — И, монсеньор, если вы прихватите с собой необходимые вам в дороге предметы, вам не придётся пожалеть об этом.
— Вы хотите, чтобы я куда-то с вами поехал, капитан? — обеспокоенно спросил Фуке. — Ничего не понимаю, но раз вы об этом просите…
— Не угадали, монсеньор. Я и не хочу, чтобы вы со мной поехали, и не прошу об этом, — возразил капитан. — Однако вы поедете со мной.
— Так я арестован, — наконец-то догадался Фуке. — У вас имеется на этот счет приказ.
— Приказ на этот счет у меня имеется уже очень давно, но с исполнением его меня не торопили, — вздохнул капитан. — До сегодняшнего дня. Хотите на него взглянуть?
— Не вижу смысла, — сокрушенно ответил суперинтендант. — Ведь вы не тот человек, которому не следует верить в таких серьёзных вопросах, как этот. Я бы взглянул на него, если бы в нем была указана причина моего ареста, но я полагаю, что как раз этого в нем нет.
— Совершеннейшая правда! — согласился д’Артаньян. — Поверьте мне, я перечитывал его несколько раз.
— Что ж, идёмте, — сокрушенно сказал Фуке.
— Я же ведь ещё не предъявлял вам этот приказ, и не сообщал вам о вашем аресте, — уточнил плечами д’Артаньян. — Это вы сами сделали тот вывод, который я не стал опровергать. Так что вы пока ещё не арестованы. Вы можете собрать те вещи, которые считаете нужным взять с собой и проститься со своей семьёй.
— Это очень тягостно, но я благодарен вам, господин д’Артаньян, поскольку если я этого не сделаю, я буду проклинать за такую досадную оплошность всю оставшуюся жизнь, — ответил суперинтендант. — В таком случае я прошу у вас сорок минут, нет, тридцать, двадцать минут. Да, двадцать, впрочем, десять минут также будет достаточно.
— Вы даёте мне слово Фуке, что будете в карете через час, и что не будете пытаться убежать или возбуждать ваших друзей оказать вам помощь и освободить, — сказал д’Артаньян бесхитростным тоном. И я даю вам час на сборы, я возвращусь ровно через час, и мы отправимся в то место, которое Его Величество Людовик XIV определил вам в качестве вашего жилища на некоторое время в будущем.
— Некоторое время? — спросил Фуке.
— Я не гадалка, — ответил д’Артаньян. — Я не предсказываю сроков проживания вас в вашей следующей квартире. Итак, вы даёте слово Фуке, и я даю вам час времени.
— Благодарю, господин д’Артаньян! — ответил Фуке.
Капитан мушкетеров удалился, а суперинтендант поспешил собраться в дорогу и проститься со своим семейством.
Супруга суперинтенданта в этот момент слушала басни Лафонтена и весело смеялась. Тут же были и два других друга Фуке, Гурвиль и, Пелисон. Когда суперинтендант торопливыми шагами вошел в комнату, она, не заметив его необычайного возбуждения, предложила своему мужу присоединиться к кружку слушателей и насладиться последней басней поэта, которая так её развеселила.
— Простите, дорогой друг! — ответил Фуке Лафонтену. — Боюсь, я не смогу оценить всей красоты и мудрости вашей поэзии. У меня мало времени для того, чтобы проститься со своей семьей и с вами, друзья мои!
— Что такое? В чем дело? — стали наперебой спрашивать его друзья.
— Я арестован по приказу Короля. Несмотря на то, что совсем недавно я ему оказал такую услугу, о которой ничего не могу сказать кроме того, что, на мой взгляд, он мог бы простить мне после этого и самые тяжкие грехи, между тем как я не знаю за собой никаких вин перед Его Величеством.
— Надо бежать! — воскликнул Лафонтен.
— И немедленно! — добавил Пелисон.
— Послушайте, Фуке! Мы одного с вами роста. Мы обменяемся одеждой, я отвлеку капитана, а вы тем временем исчезнете.
— Нет, нет и нет, друзья! —возразил Фуке. — Это невозможно! Я дал слово Фуке, что буду через час готов к поездке туда, куда господин д’Артаньян повезёт меня, согласно приказу Короля.
— Это ничего, вы дали его под давлением, оно недействительно! — горячился Пелиссон.
Но супруга Суперинтенданта, Мария Магдалина, возразила:
— Друзья, если Николя дал слово, это тверже алмаза. Не уговаривайте его. Фуке склонил голову в согласии и крепко обнял супругу.
— Мы отобьём вас в дороге, — сказал Гурвиль. — Соберем людей, нападем на карету, свяжем д’Артаньяна или убьём его!
— Если это случится, тогда я поеду в Бастилию сам и велю де Безмо арестовать меня.
— Мы вас не пустим! — воскликнул Гурвиль. — Мы силой увезем вас в надежное место и спрячем.
— Друзья мои, бесполезно! — сокрушенно ответил Фуке. — Я весьма сожалею, что я дал это слово, но ничего не поделать! Если я его дал, я не могу бежать. Если вы лишите меня кареты, я пойду в Бастилию пешком. Не будем терять время. Давайте прощаться и я должен ещё собраться в дорогу.
Ровно через час после того, как д’Артаньян покинул Фуке, суперинтендант подошел к карете, куда в этот же самый момент явился и капитан мушкетеров.
— Трогай! В Париж, — сказал Фуке кучеру.
Карета повезла своих пассажиров в Париж с замечательным комфортом, благодаря использованию в ней великолепных рессор.
— Чем же я так провинился перед Королем? Вы не знаете, господин д’Артаньян? — спросил в недоумении Фуке, лишь только они отъехали от ворот.
— Скажите, господин суперинтендант, ведь вы, кажется, укрепили принадлежащий вам остров Бель-Иль, словно собирались воевать против Франции, то есть против Короля? — спросил капитан.
— Я подарил эту крепость Королю, — холодно ответил Фуке. — Эта крепость не может быть причиной моего ареста. Я подарил эту крепость Королю.
— Прекрасно, господин суперинтендант! — согласился д’Артаньян. — Если крепость, подаренная Королю, возглавляется людьми, не покоряющимися приказам Короля, следовательно, эта крепость подарена лишь на бумаге. Вы её сохранили за собой.
— Вы меня осуждаете за это, господин д’Артаньян? — спросил Фуке.
— Я? Ничуть! — ответил капитан. — Но ведь приказ о вашем аресте подписал не я.
— Скажите, они спаслись? — спросил Фуке.
— Вы спрашиваете о епископе ваннском и о бароне дю Валоне? — спросил д’Артаньян.
— Конечно о них! — воскликнул Фуке. — Говорите же!
— Я не могу сообщить вам ничего определенного, — ответил д’Артаньян. — Поговаривают, что они исчезли, и их не нашли.
— Слава Богу! — проговорил суперинтендант, вытащил из-под рубахи золотой крестик, усыпанный бриллиантами, и поцеловал его. — Благодарю тебя, Господи, за то, что спас их жизни.
— Если они оба спаслись, я присоединяюсь к вашей благодарности, — горячо подхватил капитан.
— Но вы ничего не знаете наверняка? — спросил Фуке.
— Я знаю лишь то, что я также молю Бога, чтобы оба они спаслись, но, к сожалению, я за последние тридцать пять лет не раз имел случай убедиться, что Господь прислушивается к моим молитвам и исполняет их лишь в том случае, если я сам позабочусь об этом.
— Вы что-то сделали для их спасения? — осведомился Фуке.
— Всё, что мог, и при этом – почти ничего.
— Что ж, будем молиться за них, — смиренно проговорил Фуке.
— Помолитесь и от моего имени, господин суперинтендант, а я подумаю, как я могу им помочь, если ещё не поздно.
Дальше путники ехали почти в полном молчании, поскольку каждый из них полностью погрузился в свои собственные мысли.
XXXIII. Бастилия
Едва лишь карета подъехала к Бастилии, Фуке вдруг развеселился, что никак не вязалось с той ситуацией, в которой он находился.
— Монсеньор, у вас поразительное самообладание, — констатировал д’Артаньян. — В такой непростой ситуации вы находите причины для веселья. Мне нравится, как вы держитесь. Это лишь добавляет грусти по причине моей миссии.
— Я подумал о том, как вы появитесь перед Безмо, — усмехнулся Фуке. — После того, как вы заперли его в камере!
— Вы подумали об этом только сейчас, монсеньор, а я гораздо раньше, — ответил капитан. — Во-первых, я здесь уже успел побывать после тех событий.
— Ах, да! Я совсем забыл! — спохватился Фуке. — Принц…
— Монсеньор, как быстро и как легко мы забываем принца, равного во всём Королю, едва лишь мы понимаем, что он ничего не значит на полях политики и Фортуны! — вздохнул д’Артаньян.
Фуке осёкся и замолчал.
— Почему же вы не спрашиваете меня о том, что я имел в виду под «во-вторых»? — удивился д’Артаньян.
— В самом деле, это любопытно! — проговорил Фуке почти забыв про собственные проблемы.
— Ваше любопытство будет скоро удовлетворено, —улыбнулся д’Артаньян.
Как и в прошлый раз, д’Артаньян показал стражнику приказ Короля, после чего двери перед каретой Фуке открылись, карета въехала во двор Бастилии, после чего двери тотчас закрылись. Полагая, что после того, как капитан сдаст узника, он отправится восвояси стражник не спешил запирать ворота.
— Запереть на все засовы, — распорядился д’Артаньян. — Пойдёмте, монсеньор!
Фуке с сожалением оглянулся на свою карету, с грустью посмотрел на небо и решительно направился вслед за капитаном в кабинет де Безмо.
— Снова вы, господин д’Артаньян! — воскликнул Безмо. — На этой неделе вы зачастили!
— Мы с вами не завершили одно дело, господин де Безмо, — безмятежно проговорил капитан. — А дела подобного рода должны быть завершены.
— Какое дело? — испуганно спросил Безмо.
— Ну как же вы запамятовали, любезный господин де Безмо, — ласково проговорил д’Артаньян. — Ведь я же показывал вам приказ Короля!
— Приказ Короля? — с недоумением спросил Безмо. — О чём? В последнее время с этими приказами творится какая-то чехарда.
— Что вы имеете в виду? — спросил капитан.
— Ничего, ничего! — спохватился Безмо, вспомнив, что об ошибке с узником Марчиали, которая произошла, следует забыть раз и навсегда, и ни в коем случае никогда не упоминать. — Да вот же, впрочем, вы с господином Фуке приехали проводить инспекцию, и при этом разыграли меня с шуточным приказом Короля об аресте господина Фуке! Арестовать господина Фуке, над же такое придумать! Ну и ну!
— Шуточный приказ Короля? Вы серьёзно, господин де Безмо? — спросил д’Артаньян таким обеспокоенным тоном, от которого коменданту стало не по себе. — Вы полагаете, что у Короля есть настроение для шуток подобного рода?
— Но как же, позвольте, ведь вы же сами сказали, что приказ был недействительным! — удивился Безмо.
— Вы полагаете, что приказ об аресте важной персоны, подписанный Его Величеством Королем может в некоторых случаях быть недействительным, — подытожил капитан. — Это очень любопытная точка зрения, и знаете ли, господин де Безмо, при таких взглядах на приказы Короля ваше положение коменданта Бастилии становится несколько двусмысленным.
— Но позвольте! — воскликнул Безмо. — Вы же не позволили мне выполнить приказ Его Величества, поскольку запихнули меня в камеру и заперли! С этой точки зрения я невиновен, тогда как вы, господин капитан…
— Господин де Безмо, прочтите вот это, — холодно сказал д’Артаньян, вытаскивая из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги.
— Что это? — рассеянно спросил Безмо, но едва взглянув на подпись, изменился в лице.
— Прочтите вслух, любезный де Безмо. — ласково сказал капитан мушкетеров. — Господину Фуке будет крайне интересно послушать содержание этого документа, и весьма поучительно.
Тогда удивленный Безмо прочитал вслух следующий документ:
«Действия капитана мушкетеров д’Артаньяна в отношении коменданта Бастилии господина де Безмо произведены в полном согласии с моим приказом. Господин бригадный генерал Франсуа де Монлезен, маркиз де Безмо получает прибавку в размере тысячи ливров в год.
Людовик».
— Видели бы вы лицо Кольбера, когда я без доклада зашёл к Королю, протянул ему бумагу, в которую этому прохвосту не удалось даже заглянуть, и когда Король, едва взглянув на неё, подписал её без разговоров.
Безмо, который, действительно, носил звание бригадного генерала, но ни на секунду не забывал, что звание капитана королевских мушкетеров практически приравнено к званию маршала Франции, уяснив смысл прочитанного текста, низко поклонился д’Артаньяну.
— Полноте, де Безмо, что за церемонии между двумя сослуживцами, двумя бывшими мушкетерами господина де Тревиля! — воскликнул д’Артаньян. — Господин Фуке заскучал.
Всё это время суперинтендант безмолвствовал, ошарашенный происходящим.
— Ничего, ничего, — отшутился Фуке. — Я никуда не тороплюсь.
— Очень жаль расставаться с вами, любезный господин суперинтендант, — возразил капитан, — но, верите ли, нет ли, я на этот раз тороплюсь. Господин де Безмо, принимайте гостя. Разумеется, на этого узника будет назначено дополнительное содержание, но также помните, что вы должны очень хорошо кормить господина суперинтенданта и представить ему превосходную постель и другие бытовые мелочи, ведь он уплатил за постой в вашей гостинице авансом за весьма большой срок, мне кажется, что-то около полумиллиона.
— Уплатил полмиллиона? — удивился Фуке.
— Уплатил за постой? Полмиллиона? — повторил де Безмо.
— Как же, как же! — улыбнулся д’Артаньян. — Помните то самое кольцо с великолепным бриллиантом, которое господин Фуке уронил в караульном помещении? Вы намеревались его вернуть господину суперинтенданту, но теперь, пожалуй, он предпочтет получить стоимость этого камня услугами, обеспечивающими ему относительный комфорт, не так ли? — этими словами д’Артаньян обратился к обоим собеседникам.
— Разумеется, я помнил об этом кольце, но как-то не представился случай, — пробормотал Безмо.
— Д’Артаньян, вы удивительный человек! — воскликнул Фуке. — Каким же ослом я был, что не разглядел вас сразу!
— Вы повторяетесь, господин суперинтендант, — грустно произнес капитан. — Сравнение с этим почтенным животным вы, по-видимому, почерпнули у вашего друга господина Лафонтена. Полагаю, что ему не понравилось бы, что вы примеряете такие комичные образы его великолепных басен на себя. Ведь на вашем гербе изображена белка.
— Извольте, я предложу более точное сравнение. Всё это время я был ряженным павлином, вообразившим себя чем-то из ряда вон выходящим, тогда как на деле, когда меня лишили всех перьев, выяснилось, что я всего лишь ощипанный петух.
Д’Артаньян взглянул на Фуке с глубочайшим сочувствием и подумал: «На этот раз он нашёл весьма точное сравнение, бедный Фуке».
— Милейший маркиз! — обратился капитан к де Безмо. — Наша литературная дискуссия на этом завершена, и вы можете приступить к вашим обязанностям. Ручаюсь, на этот раз я не пойду вас провожать, а подожду вас здесь в вашем кабинете. Заберите приказ Короля, подшейте его в ваш журнал, и не относитесь впредь так легкомысленно к бумагам, на которых стоит это имя.
Безмо достал ключи, и обратился к Фуке:
— Пойдёмте, монсеньор.
— Да, да, идёмте, наконец, — согласился Фуке. — Прощайте, капитан, и спасибо за всё!
— Прощайте, монсеньор, или, быть может, до свидания. Желаю вам хорошенько отдохнуть от ваших трудов. — ответил д’Артаньян и крепко пожал руку суперинтенданта.