После ОМОН

Иван Привалов
      Приехал уазик.
      Тот на котором я выезжал.
      Ребята столпились, считая дырки от пуль.
      А я видел только две. Те, которые летели и не встретили меня. Но видели и мчались.
      Сильно горела рука, цапнутая пулей или осколком. Железным раскалённым прутом незаметно обожгла и ушла дальше.   
      Вошёл в кубрик. Снял разгрузку. Улыбнулся раздевающейся девчонке на плакате. Посмотрел на стол и пошёл на улицу. На воздух.
      Беленец Юрий Андреевич, попавшийся в коридоре, осторожно пожал перебинтованную кисть:
- Слышал! Молодец! Ты куда?
     Молча махнул рукой в конец коридора.
- А! Понял. Зайди потом.
      На улице под солнцем плакали сосульки, извиваясь бриллиантовым взрывом лучей. Мелодичный напев, барабанную дробь капель по лужицам перекрывало, пугало, захватывало, дополняло, трепетало и настраивало чириканье воробьёв. Маленькие, прыгающие, озорничающие, крикливые и оглушающие хулиганы. Где вы были раньше! Почему вас не видел? Любимые и родные. Весна. Жизнь.
      Через КПП на маленький рынок.
      Таких рынков всегда много. Рынков – прилипал. Возле каждой части. Возле каждой дороги. Рынки, снабжающие по заоблачным ценам нас – шмотками, подарками, едой. Так и этот. Всё тоже, как везде. Только ещё кассеты с записями чеченского певца Тимура Муцараева про русского медведя в Самашках и видеокассеты с фильмами об этой войне. Их предлагают. Суют в руки. Не дорого.
- Возьми! - Немолодая уже женщина сует в руки кассету с надписью «24 часа Майкопской бригады». Молча обхожу. Все эти фильмы и песни нужны, чтобы мы их боялись.  А мне сейчас бояться надо себя.
      Наконец нашёл, что искал. Беру две литровые бутылки «Асланов». Отдаю сто тысяч рублей. Взяв деньги, женщина, почти плача, причитая вполголоса говорит:
- Уходите! Уезжайте домой! Вас сюда мы не звали…
      Она может быть ещё долго говорила, но замолчала увидев, как я прямо на месте выливаю в себя литр водки. Только что не перекрестилась.
      Трезвый, иду назад.
      Без остановки, с бутылкой в руке, прохожу КПП.
      Никто не останавливает и не делает замечания.
      В другой день огрёб бы по полной, а сегодня даже водку не забирают.
      Все знают где был и как.
      Сегодня я для всех невидимка. У меня сегодня второй день рождения.
      Потихоньку приходит осознание произошедшего.
      До мозгов постепенно начинает доходить дрожание, вибрация тела.
      Только сейчас до них начинает доходить, что совсем недавно, совсем чуть-чуть…
      Только сейчас они понимают, что пересекли черту и каким-то неведомым путём вернулись обратно. Что они заглянули, приподняли занавес в другую жизнь. Они взглянули в глаза притягивающей к себе бездне. Бездне, зовущей и завлекающей. Головокружащей и манящей в пропасть. Скольких она увела? Скольких заманила и оставила? А ведь смотря в неё сквозь прицел автомата, гарь пороховых газов хочется рвануть с места, рвануть во весь опор. Только бы подальше. Только бы спрятаться и не видеть. Не слышать этот слащаво-медовый зов.
      Но остался.
      Почему?!
      Зачем?!
      Почему страхи, боль, горечь сливаются с этим непонятным и неведомым зовом, влекущим в неизбежность!? Почему слившись, рождается новое и неведомое. Почему это чувство обретает реальное и ощутимое. Большое. Нет скорее всеобъемлющее. Почему оно рождает тот первобытный ужас, которому нет названия, но который пронизывает до мозга костей и застывает колотящим ознобом адреналина. Чувство, ударяющее и мелькающее молнией. Той молнией, которая освещает на миллионные доли секунды то, что может произойти… или произойдёт… Или произошло.
      Молния твоего последнего шага. Шага, отделяющего от пропасти во время, которого успеваешь укутаться во всё пронизывающий холод бездны и забытья. Полёта в ничто. Полёта в вечность или бездну забвения? Все зависит от твоего шага. Мерзкий и противный шаг превращения в ничто...
      Почему нет такой силы, которая смогла бы остановить и развернуть дорогу назад? Что это за сила, которая наоборот стремительно-настойчиво требует сделать этот, последний в твоей жизни, шаг?  Какое-то страшное наслаждение предстоящим полётом…
      А ведь стоит прислушаться к разуму, стоит задуматься над этим и всё смерть неизбежна…
      Разум требующий отступить, требует невыполнимого и невозможного. Услышать его и умереть. Умереть, потому что требует он невозможного, потому что он требует уйти с линии огня, отступить, струсить, но выжить…
      А у нас есть только один путь, путь вперёд… И нет того, кто нас остановит в нашем прыжке над бездной…
      А между тем, там, за горизонтом. За гранью и границей. Люди-человеки. Просыпаются... бегут на работу. Работают. Возвращаются в свои дома. Кричат и гомонят дети во дворах. Стучат колёсами утренние трамваи.
      Здания, кутаясь в прохладную дымку утра, улыбаются розовым закатом. Так же светит солнце и идёт дождь, загоняя своей бесшабашной угрюмой настойчивой весёлостей под зонты и в дома.
      Всё как прежде.
      Всё как всегда…
      А здесь, где «ни шагу назад» никто не может сказать, где назад, где вперёд.
      Где та линия, за которую нельзя?
      И мнится что эта линия кольцом огибает тебя кольцом, которое незаметно, но неумолимо сжимается вокруг…
      И сейчас я, не разу не выпивший до этого и ста граммов водки, иду с бутылкой в руках как в последний раз со своими мыслями, думами и холодящим душу холодом смерти.
      И водка не греет и не пьянит…
      Мы вернулись.
      И пусть уазик в дырках и бинты в крови…
      Мы победили…