Как дед Пахом мёд продавал

Борис Аксюзов
Старый пасечник дед Пахом  был человеком добрым и щедрым.
  Щедрым, как первый взяток у его пчел, истосковавшимся по первоцвету воронежских лугов и лесных полянок.
  Дед выбирал самый чистый и приглядный пятидесятилитровый  бидон с медом и пытался забросить его на телегу, чтобы отвезти его в пионерский лагерь. «Ручеёк», где отдыхали дети работников металлургического завода имени товарища Кагановича.

 Конечно же, эту фамилию сталинского наркома давно убрали с вывески завода, но дед  продолжал называть его именно так. Когда его спрашивали, где работает его старший сын Лука, он отвечал: «На заводе Кагановича» . Все смеялись, но дед не обижался, хотя и не понимал, почему они  смеются.

  Тяжелый  бидон с мёдом не поддавался ему. Дряхлая кобыла Дашка, уставшая от оводов и безделья, недоверчиво косила на него своим мудрым взглядом: «Ну, куда тебе, диду? Не тужься зазря!»
  Она была права. Дед Пахом не мог даже оторвать бидон от земли.
  И тогда он садился на землю и плакал. Не потому, что не мог поднять эту тяжесть. И не потому, что  пионеры не попробуют на завтрак вкусного мёда…
  Я думаю, он  плакал от чувства собственной ненужности в этом мире, ставшим таким чужим и непонятным для  него.
  Впрочем, я могу и ошибаться.  Просто я часто видел его плачущим, и эти слёзы  могли быть признаком его преклонного возраста. Ведь ему было уже под  девяносто.
 Но как бы там ни было,  особого внимания  и заботы родные и родственники к нему не проявляли.
 
Один раз в месяц его средний сын Василий, работавший в районном центре начальником пожарной части, привозил ему продукты: крупу, макароны, тушенку и сахар, а осенью  приезжал  за ним   на грузовой машине. Двое его подчиненных, забрасывали в кузов бидоны с медом, после чего сын  бросал отцу  приказным тоном:
  - А ты садись в кабину! Давай, давай, не перечь! Не хватало, чтобы ты еще простудился.
  И дед Пахом чувствовал себя виноватым: выходит, что он причиняет   Василию много каких-то  забот, которые могут усугубиться  еще и его  болезнью.
  Когда мёд разгружали, и многочисленные  бидоны с ним заполняли почти все пространство их двора, сноха деда Наталка, которая работала медсестрой в сельской амбулатории,   всплескивала руками и говорила, совсем не радуясь такому богатству, а, скорее, возмущаясь:
  - Так что мы теперь с ним будем делать?
  И деду снова было неловко от того, что он  причинил своим  родным, таким занятым и ответственным  людям,  ненужные хлопоты.
  Чувство вины перед ними слегка смягчалось, когда Василий решительно отвечал жене:
  - В ноябре возьму отпуск и повезу в Москву продавать. Может, кое-какие деньги и возьмем за  него. Как раз на ремонт дома пойдут. А то скоро у нас ветром крышу сдует.
  Деду очень хотелось возразить сыну, что их дом, хотя и очень старый, но сделан добротно, и крыша у него из жести, которую  достал Лука на заводе Кагановича, а тогда она была не такая, как сейчас. Но он знал, что сын не захочет  и слушать его, сказав коротко, но веско:
  - Помолчи, отец, не встревай! Мне лучше знать… 

 Отдохнув после неудавшейся попытки погрузить на телегу бидон с мёдом, дед Пахом распряг кобылу и  отвёл её пастись на поляну, после чего принялся готовить себе еду.
  Он разжег печь сложенную из кирпича   невдалеке от избушки, в которой жил. Печью в самом домике Василий наказывал не пользоваться:
  - Жарко тебе будет летом-то.  Да, не дай бог, пожар может случиться. Сгоришь со всем своим барахлом, а мне потом весь  век мучится, что тебя не сберёг.
  Дед разогрел вчерашнюю пшенную кашу, добавил в неё полбанки свиной тушенки и  без всякого удовольствия, поел.  Потом натер  в миску  яблок, которые принес вчера из брошенного сада, бывшего когда-то колхозным.
 Добавил туда пару ложек меда и принялся  уже с аппетитом уминать  эту, как он её называл,  заедку, любимую им с детства, бормоча:
  - Митамины есть обязательно надо. Они для нас, стариков, очень даже полезные.

  О пользе витаминов, которые он почему-то упорно называл «митаминами»,
 говорила его сноха Наталка, подавая ему зимой на завтрак протёртые фрукты.            
  - Кисленькое надо кушать, Пахом  Иваныч, - настоятельно советовала она ему, заметив,  что его рука сразу же  тянется к банке с мёдом.
  - Кисленькое оно, конечно, хорошо, но с мёдом лучше, - отвечал он, без умысла её обидеть.
  Но она всё же обижалась и весь день с ним не разговаривала.

 Позавтракав, а, может быть, и пообедав, это уж как придется, дед Пахом наполнил  чистое ведерко медом при помощи большого чепрака, выструганного  из липового дерева,  положил в сумку с десяток полулитровых баночек, пластмассовую флягу с родниковой водой и поковылял по тропке на дорогу, что проходила в километре от его пасеки.
  Дорога  эта шла от самого Ростова-на-Дону до Воронежа и дальше, на север, и, хотя была самой короткой из всех дорог в этом направлении, но больно уж неухоженной. Поэтому ездили по ней одни лишь «дальнобойщики» на огромных фурах, для которых любая дорога была по силам 
  Их водители редко покупали  мед, проскакивая мимо него без остановки, но бывало, что  иногда у него брали по три-четыре банки сразу, видно,  вспомнив про своих детишек, для которых южный пахучий  мёд мог быть большим лакомством.
 
 Но в этот день фур на дороге почти не было. Проскочила лишь одна, но шофер даже не взглянул на одинокого старика, сидевшего  на траве за обочиной у расстеленного на земле белого полотенца с баночками мёда на нем.
  Но зато где-то через час  остановилась рядом большая черная машина, каких дед Пахом сроду не видел. Из неё вышли трое: высокий мужчина в белом костюме, женщина в лёгком сарафане и мальчишка почти без ничего, то есть, в одних трусах.
  - Старик! – закричал мужчина еще издали. – Ты не знаешь, где здесь ближайшая СТО?
  Дед Пахом только плечами пожал, не успев понять, о чем речь идет. Но мужчина по одному этому жесту догадался, с кем имеет дело, и повернул обратно к машине.
  - Па-а! – заканючил в это время малец. – Купи мёду!
   - Только его нам в такую жару не хватало! – строго оборвал ему отец. – Мало того, что кондиционер полетел, так давай теперь весь салон мёдом заляпаем!
  - Купи ребёнку сладкого! – еще строже приказала ему  женщина. - Он с утра почти ничего не ел.
  - Почем мёд? – спросил мужчина, подходя к деду и доставая из кармана пухлый бумажник. 
  - Для мальчонки даром отдам, - ответил дед с радостной улыбкой и протянул ему баночку с мёдом.
  - Даром нам не надо, - резко сказал мужчина, глядя куда-то мимо, и бросил на полотенце денежную бумажку. Потом выхватил из рук деда баночку с медом и пошел к машине.
  Когда автомобиль скрылся за ближайшим взгорком, дед Пахом поднял бумажку и уже хотел засунуть их в карман своих холщовых штанов, когда вдруг заметил, что деньги не наши. На них был нарисован мужик с бородой и гордым взглядом бесцветных глаз..   
Дед Пахом  поднял купюру чуть выше головы, взглянул в глаза американскому президенту и разжал пальцы. Бумажка взмыла вверх, и ветер унес её к лесу.
  - Не надобно мне ваших денег, - сказал он, глядя на пустую дорогу – Мне и наших хватит на весь мой век…