(Отрывок из романа "Дай мне шанс")
- Антошка-картошка! Антошка-поварёшка! Антошка-кривая ножка!
Соседская девчонка, свесившись с абрикосового дерева, которое разделяло два приусадебных участка, задорно выкрикивала приходившие ей на ум «дразнилки». Но, видно, фантазия у неё была небогатая, поэтому она быстро иссякла и принялась по новой:
- Антошка-поварёшка! Антошка-картошка! Антошка-кривая ножка!
Антон, раздевшись по пояс, на солнцепёке вскапывал грядки под картошку. Как и любой, кто с детства проживал в южных краях, он был привычен к жаре и не обращал на неё внимания. Парень уже с ранней весны был покрыт ровным загаром - его смуглая кожа темнела буквально от первых солнечных лучей. Он никогда не обгорал и не бегал от солнца. И в жаре не видел никаких проблем. Зачем страдать-то? Прогулялся к морю, окунулся – вот тебе и прохлада.
Специально, конечно, не загорал, как всякие-разные белокожие отдыхающие, приезжающие к ним на короткий срок из северных мест. А просто жил обычной жизнью и много занимался семейным приусадебным хозяйством, тем более что, кроме него, делать это было некому. Две младшие сестрёнки - ещё маленькие, а отец после смерти матери сильно пил.
Время от времени приходила тётка Люба, помогала по дому. Она вроде как считалась гражданской женой отца, но жить с ним постоянно не хотела. Это и понятно – кому охота терпеть регулярные пьянки? Просто жалела его и рано осиротевших девчонок, а, может, и сама со своей неустроенной судьбой думала – пусть хоть плохонький, а мужик. В общем, Антон старался не вникать в эти тонкости. Заглядывала иногда тётка Люба – и ладно. И девчонки при ней немного отогревались, веселели.
А его, Антона, забота состояла в том, чтобы держать в порядке хозяйство и кормиться семье с участка. Отец зарабатывал копейки, которые тут же и пропивал. Он числился сторожем в одной из конторок, откуда его не выгоняли из жалости к детям. Антон всегда старался где-нибудь подработать, особенно летом – то в грузчики наймётся, то спасателем сидит на вышке, то портье в гостинице устроится. Благо был он парнем не по годам крепким и очень видным, так что ему, как правило, не отказывали в работе, закрывая глаза на его юный возраст. В городке многие знали об их ситуации в семье, да и Антон отличался серьёзностью и ответственностью. У него, не в пример некоторым его сверстникам из благополучных семей, просто не было времени на глупости.
- Антошка-окрошка! - торжествующе выкрикнула девчонка.
Она, наконец, придумала новую «дразнилку» и была этому несказанно рада – уж очень ей хотелось привлечь внимание этого неулыбчивого, вечно занятого работой соседского паренька. Но тот никак не отреагировал на её придумку. Тогда она стала бросаться в него абрикосами, не забыв при этом несколько штук отправить в рот.
- Ну, Наташка, погоди у меня! – наконец, оторвался от своих грядок Антон. – Мне ещё не хватает за тобой убирать участок! Смотри, а то шею намылю!
- Намыль, намыль! – обрадовалась Наташка.
Пусть хоть так, но он заметил её существование.
- Антош, а где Юля и Валя?
Наташка спросила о сёстрах Антона просто так, чтобы поддержать разговор. На самом деле ей было гораздо интереснее наблюдать именно за ним. Да что там наблюдать! Она мечтала, как он вдруг бросит копать, полоть и заниматься живностью и предложит прокатить её на велосипеде! Мечта была настолько яркой, что от восторга она даже закрыла глаза и в воображении уже видела себя сидящей на багажнике и крепко держащей его за талию. Они с ветерком мчались к морю, а там… Ну, это Наташка ещё не придумала.
- Юля и Валя дома, уроки делают, - донёсся до неё строгий голос Антона. – И ты иди заниматься. Нечего груши околачивать!
- У нас нет груш… - обиженно надула губы Наташка.
Девочка отлично его поняла. Она-то вообразила себе совсем другое, а он – уроки! Говорит прямо как мама. А Антон и, правда, ощущал себя гораздо взрослее своих лет, потому что всегда чувствовал ответственность за сестёр, особенно теперь, когда они остались без матери, а отец пил, всё больше опускался и ему, в сущности, не было до детей никакого дела. Поначалу Антон злился на него – мол, нашёл для себя самый простой выход! Ему плохо, он и заливает горе водкой. А как же они? Кто их утешит, кто о них позаботится? Но он быстро понял, что от обид ничего не изменится, поэтому надо брать ответственность за сестёр, да и за всю семью, на себя.
- Ну и копай свои грядки! – с досадой крикнула Наташка, слезла с дерева и демонстративно отправилась в дом.
При этом казалось, что даже её худенькая спина излучает обиду. Антон удивлённо посмотрел вслед этой малявке. Однако время уже подошло к обеду, и пора было кормить девчонок. Тётка Люба сегодня, похоже, не придёт. Да Антона это не очень-то и заботило. Он всё умел делать сам – и щи сварить, и постирать, и сестрам косы заплести. Убрав лопату под навес, парень вымыл руки и отправился на новую вахту – кухонную.
- Антоша! – обрадовалась его появлению Юля. – А у меня что-то пример никак не решается…
- А у меня упражнение не получается… - Валя расстроенно смотрела на старшего брата.
- Так, девчонки! – весело сказал тот и сгрёб их в охапку. – Сейчас будем обедать, а потом делать ваши примеры-упражнения. Идёт?
Они радостно взвизгнули и прижались к нему. Старший брат – стена, к которой всегда можно прислониться и которая защитит от невзгод. Очень быстро он стал им и отцом, и матерью.
- Антош, а ты нас не бросишь? – вдруг спросила Юля, с тревогой глядя на него.
Младшая Валя испуганно притихла, ожидая ответа брата.
- Не бойтесь, малышки, я всегда буду рядом! – твёрдо сказал Антон, на минуту став серьёзным. – А теперь – марш мыть руки!
Парень быстро поднялся, а девчонки повисли на нём с двух сторон, и он стал их кружить. Это у них была такая игра. Сёстры смеялись, вцепившись в него, словно маленькие обезьянки. А он их всё кружил и кружил.
- А, сынок… - в дом, слегка пошатываясь, вошёл отец.
От него явственно разило перегаром. Немытый и нечёсаный он производил удручающее впечатление.
- Как там у вас жизнь? И вообще… - спросил отец и тут же забыл. – Пожевать у нас есть что-нибудь?
Антон аккуратно поставил девочек на пол.
- Идите мойте руки, сейчас будем обедать, - повторил он сёстрам.
Когда те убежали, подошёл к отцу.
- Помыться надо, пап… Что же ты ходишь такой? – тихо сказал Антон. – Я вечером баню затоплю.
- Трудно тебе с нами, сынок… - внезапно проговорил отец.
Иногда, в такие вот минуты просветления, он осознавал всю реальность происходящего.
- Ты бы не пил, пап, а? – вместо ответа попросил сын.
- Да теперь уже всё равно… - горько сказал тот. – Мамы нет, а больше мне никто не нужен…
- А мы? – так же тихо спросил Антон. – Что с нами будет, ты подумал?
- Не могу я не пить, понимаешь? – вдруг заплакал отец пьяными слезами. – Так я хоть забываюсь ненадолго!
- Ладно, пап, садись за стол, сейчас я обед разогрею… - Антон понял, что убеждать его бесполезно. – Только умойся хотя бы, а то сейчас девочки придут.
- Хорошо, сынок, - тот поспешно вытер слёзы. – И - прости меня…
Антон ничего не сказал и отправился на кухню. В прихожей послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась и, шумно отдуваясь, вошла тётка Люба. Она втащила за собой объёмные сумки и бросила их у порога.
- Вот, мяса достала по случаю… - вместо приветствия проговорила она. – И ещё кое-чего разного…
- Ой, вот спасибо, тётя Люба! – обрадованный Антон выглянул из кухни.
Тёткин зычный голос был слышен отовсюду.
- Ты, Антош, разбери это, - попросила она, - а то я умаялась…
- Конечно! – улыбнулся парень. – Я сейчас обед подам и уберу в морозилку.
Он как заправская хозяйка искренне радовался, что теперь долгое время не надо будет ломать голову, чем кормить семью. Благо, что у них в доме имелся морозильник – старенький, но вместительный, он надёжно выполнял свою работу.
Антон уже проворно накрывал на стол, резал хлеб и разливал по тарелкам дымящиеся щи. Прибежали сестрёнки и сразу же потянулись к тётке Любе.
- Ах вы мои котята… - ласково запричитала она своим трубным басом и прижала к себе девчонок.
Было забавно наблюдать, как эта грузная, неповоротливая тётка воркует, словно нежная голубка. Детей у Любы не было, и она изливала на малышек всю свою нерастраченную материнскую любовь.
- А ты что, Георгий, сидишь такой лохматый-немытый? – вдруг без перехода напустилась она на отца. – Точно леший…
- Ну что ты, Люба… - тот покосился на девочек.
- Неужто не стыдно? И опять глаза залил? – продолжала распекать его тётка, нимало не смущаясь присутствием дочек.
Но те оставались невозмутимыми, потому что знали – у Любы была такая манера общаться с их отцом, а так-то она отличалась отходчивостью и добрым сердцем.
- Садитесь все за стол! – позвал Антон. – Остывает же!
И семья принялась за обед. Эх, семья, семья… Разве это семья? Неужели о такой женщине рядом мечтал Георгий? Была у него Наденька – единственная и неповторимая, любовь всей его жизни. Поженились они рано, сразу после школы, и никогда он не то чтобы не ходил на сторону, а даже не смотрел больше ни на кого. Просто не замечал других! Всегда у него перед глазами была лишь его Наденька - милая, улыбчивая, чернобровая хохотушка…
Потом Антошка родился им на радость, а через некоторое время и девчонки пошли одна за другой. Вот это была семья! Георгий тогда работал шофёром-дальнобойщиком, хорошие деньги получал, и всё в дом, всё для них – любимой Надюши и детишек. А та ловкая была по хозяйству и весёлая, с делами как будто играючи управлялась. Он и привык, что в доме всегда порядок, детишки ухожены, а Наденька выбегает ему навстречу, когда он возвращается из рейса.
Однажды Георгий вернулся, а она лежит. «Что ты, милая, среди дня лежишь? – удивлённо спрашивает. – Вроде ночь ещё не скоро». Надюша посмотрела на него серьёзным, долгим взглядом, как будто думала какую-то свою думу, ему недоступную. «Что-то устала я, Жора, - говорит. – Наверное, скоро помру». И глядит вроде бы на него, но в то же время словно внутрь себя заглядывает. «Что ты такое говоришь!» – не на шутку всполошился он. А сам видит, что поведение Наденьки изменилось – ни улыбки привычной, ни шутки, а только этот долгий, чужой и пугающий взгляд. Почувствовал он, что дело серьёзное. Ну, по врачам пошли, а те говорят – поздно. Не обманула тогда Наденька – трёх месяцев не прошло, как её не стало.
Георгий ходил оглушённый, словно обгоревшее дерево. И всё не понимал, не мог поверить, что это правда. Ему казалось – приснился кошмарный сон. Он сейчас проснётся и снова увидит, как Наденька выбегает из кухни ему навстречу и руки вытирает о полотенце. Но нет, это был не сон. И когда Георгий, наконец, осознал жестокую реальность, для него настала чёрная ночь, которая больше никогда не сменялась светлым днём. Друзья как-то раз предложили выпить – мол, попробуй, полегчает! Он и попробовал. И, правда, вроде бы легче стало на какое-то время. Дальше – больше. И понеслось. С машины его, конечно, сняли. Сначала, войдя в положение, перевели в обслуживающий персонал, потом в сторожа, а затем и вовсе уволили из-за прогулов и пьянок. Спасибо, родственник пристроил сторожем в маленькую конторку, где он, по сути, только числился.
Такие вот привычные воспоминания крутились в голове Георгия, когда он, сидя за столом, хлебал свои щи и бросал хмурые взгляды на эту странную толстую и громогласную тётку, которая почему-то считала, что на правах хозяйки может тут распоряжаться. Кто она такая? И зачем здесь? Наденька, родная, никто и никогда не сможет занять твоего места…