— Давай, Орлик! Гони! Давай, милый! Выноси! — Александр прижался к голове скачущего галопом коня и лихорадочно кричал ему в ухо, подбадривая в грохоте ожесточённого боя.
Антонов был ранен вскользь в голову, и кровь, сбегавшая струйкой с виска, затекала в правый глаз и мешала стрелять. Он, морщась от жгучей боли, изредка вытирал её рукавом холщовой рубахи и, не целясь, отстреливался из нагана от наседавших бойцов красного комбрига Котовского. Мимо с разочарованным жалобным визгом свистели пули в поиске своих жертв, но Александр не обращал на них никакого внимания, разгорячённый безумной скачкой.
И надёжный Орлик мчал и выносил, вытянувшись стрелой в красивом галопе, желая уберечь себя и своего верного друга, сидевшего у него на спине в седле. Конь прижал острые чуткие уши и вытянул вперёд умную морду с пышущими горячими губами, готовый преодолеть любую преграду на пути. Его крупные, хорошо прорисованные мышцы напряглись до предела, хвост весело развевался по ветру, а заботливо подкованные копыта выбивали искры из мелких придорожных камней. Эти двое — конь и всадник — были сейчас единым целым, и жизнь у них в эти опасные мгновения была одна на двоих. Уйти от погони или погибнуть!
Сегодня Антонову крупно не повезло. Уходя от преследовавших его полки превосходящих сил красных, он остановился на кратковременный отдых в пензенском село Чернышёво. И только хмурые, уставшие от боёв повстанцы разожгли костры и приступили к приготовлению нехитрого обеда, как из-за реки на них налетели переправившиеся вброд бронемашины красного командира товарища Васькина.
Успел Александр поднять свои поредевшие полки и отчаянно бросил их в лобовую атаку на закрытые бронёй Остины и Фиаты, густо поливавшие антоновцев из пулемётов. Другого выхода у Антонова не было, так как три машины перекрыли улицу, и вырваться на простор можно было, только минуя их. Александр выхватил из ножен шашку и, играя на солнце блестящим клинком, увлёк за собой товарищей. Конечно, бросок с шашками на броневики был безумием, но только храбрым поём мы песню. За командиром, стараясь не отставать, его адъютант Иван Старых, скакали брат Дмитрий, командир Низового полка Иван Востриков, комендант Василий Трубин и другие бойцы, не единожды проверенные в самых жестоких схватках.
— Вперёд! Ура! — в гуле выстрелов и разрывов гранат неслось над Чернышёвым.
Повстанцам удалось остановить и поджечь один бронеавтомобиль, чёрные клубы дыма от которого высоко поднялись над деревней. Рядом полыхало несколько домов, а их хозяева отчаянно метались, спасая скотину и не обращая внимания на кипевший бой. В скотине заключалась единственная надежда не погибнуть от голода в эти лютые времена.
Антонов смог вырваться за околицу и устремился к спасительному лесу, тонкой полосой черневшему в двух верстах впереди. Всего несколько десятков человек также прорвались из Чернышёво и пытались спастись, яростно настёгивая изнемогавших от многодневной усталости лошадей. И вот в этот момент откуда-то сбоку, обогнув по ходу глубокий овраг, на них устремились кавалеристы Котовского. Лошади у красных были свежие, и расстояние между охотниками и добычей стало стремительно сокращаться.
— Врёшь, не возьмёшь! — хрипел Антонов, поглаживая взмыленную шею коня. — Уйдём. Выручай, Орлик!
Этого коня Антонов затрофеил при налёте на конезавод в селе Лаврово Тамбовского уезда полгода назад. Норовистый орловский рысак ему сразу приглянулся. Орлик поначалу не подпускал его к себе, и Александр потратил не один день, прежде чем они научились доверять друг другу. Но теперь Антонов был уверен в коне как в самом себе. Этот точно не подведёт.
Орлик, захлёбываясь от нехватки кислорода, делал всё, что было в его небеспредельных силах.
— Вжик-вжик. Тиу-тиу, — красноармейцы, приметив седока на породистом скакуне, старались бить прицельно, но Антонов был словно заговорённый.
Вот, наконец, и спасительный перелесок, где можно укрыться от наседающего врага. Свернув за густой осинник, Александр заставил коня сделать огромный прыжок с полевой дороги в сторону и скрылся в шипастых зарослях высокого терновника. Там он коротко приказал коню лечь и сам вместе с ним припал к земле. С дороги их было совершенно не видно.
— Тише, Орлик, тише. Потерпи, — шёпотом попросил Александр тяжело дышащего коня, смотревшего на него доверчивыми глазами. На боках Орлика, расцарапанных острыми шипами терновника, выступили ярко алые капельки крови.
За кустами послышался стук копыт, недалеко остановились лошади.
— Мыкола, ты бачишь его? Куды вин делся? — до Александра донёсся нездешний говор.
— Должно, глубже в лес тиканул, — откликнулся сочным басом второй преследователь. — Ушёл, паскуда!
— Ничого. Попадётся ишо. Теперича им всем крышка. Давай к отряду вертаться, а то на засаду нарвёмся.
Александр только проскрипел крепкими зубами, сдерживая душившую его ненависть.
— Я им ещё отомщу, — прошептал он всё понимавшему Орлику. — А тебе спасибо, брат. Выручил.
Красные бойцы побоялись лезть под пули в гущу леса и удалились к своим. Антонов, выждав для верности ещё несколько минут, поднял коня и отправился на поиски товарищей.
На опушке, поросшей редким дубняком с куртинами иван-чая, он их нашёл. И Димка цел, и Востриков с Трубиным, и ещё несколько человек. А вот Иван Старых куда-то задевался.
— Неужели убили Ваньку? — сокрушался Антонов, расспрашивая невесёлых бойцов. — Видел его кто?
Иван Старых, молодой учитель из села Калугино, верой и правдой служил командиру всё восстание, выполняя самые рискованные поручения. И вот теперь Александр словно одной руки лишился.
— Плохо дело, Степаныч, — откликнулся Иван Трубин, набивавший обойму маузера патронами из сумки. — Почти все полегли у броневиков. А других Котовский порубил. Ежели кто и спасся ещё, так и не соберёшь их теперича.
— Ну, пару краснопузых и я взял, — подал голос комполка Востриков, вытирая кровь с остро заточенного клинка.
— Надо немедленно уходить на Ворону. И всем передайте, что будем собираться под Рамзой на Змеином острове. Отлежимся, соберёмся с силами и вдарим куманькам. Правда за нами! — Александр еле держался на ногах, но рассуждал здраво.
— Веди, брат. Мы за тобой, — поддержал его Дмитрий.
Дождавшись кромешной ночи, небольшой отряд повстанцев покинул негостеприимную пензенскую землю и крадучись направился в родные инжавинские места.
С августа тысяча девятьсот двадцатого года полыхало Тамбовское крестьянское восстание. Поднялись мужики против Советской власти, озлобленные грабительской продразвёрсткой, при которой продотряды выгребали у них из закромов последние зёрнышки. А детишкам что кушать? Смерть голодная костлявыми руками всё туже давила крестьян. Боль, отчаяние, злость, безысходность, страх и ярость — вот что двигало этими мужиками. А власть, естественно, защищалась. Горели сельские советы, погибали коммунисты, расстреливались заложники из крестьян, высылались бессловесные… Жестокость порождала ответную жестокость, и лилась рекой кровушка русская, обильно удобряя горестную землю. Но вот красные собрали огромные силы и обрушили их на восставшие уезды. Многие полки Антонова к июлю двадцать первого года были разбиты, а сам он с небольшим отрядом затаился в пойме реки Ворона под Инжавином.
Вольная быстрая Ворона здесь разделяется на несколько рукавов, образуя многочисленные протоки, густо поросшие высокими камышами, и небольшие болотистые островки с труднопроходимыми зарослями. Остров Змеиный Антонов давно облюбовал себе под базу, где уже не раз залечивал раны, уходя от красных отрядов.
Долгое время даже матёрые чекисты во главе с Михаилом Покалюхиным не могли обнаружить и накрыть этот стан. В окрестных деревнях население сплошь симпатизировало Антонову, а немногих местных коммунистов его люди безжалостно истребили, закапывая живьём в землю, топя зимой в прорубях или затаптывая обезумевшими конями. Крестьяне тех сёл, кто сам не вступил в его полки, снабжали его продовольствием и фуражом, а также доставляли ценные сведения о планах красных.
Рана у Антонова на этот раз оказалась серьёзной, и он около полутора месяцев провалялся в горячке в шалаше на острове. Отпаивала его целебными травами бабка Дуня с Рамзы. Покидает травки в котелок, перекрестит и варит на костре, помешивая и что-то таинственное нашёптывая. Потом остудит варево и даёт пить Александру.
— Вот, испей, болезный ты мой. Хворь вся враз наружу и выскочит, а здоровье прибавится. Нужен ты народу, батюшко. Помогай тебе бог, — приговаривала баба Дуня, сострадательно глядя на Антонова.
Батюшке-то тому всего тридцать два года, но уважением у народа он пользовался колоссальным. И старый, и малый шли за ним и верили его слову.
Однако, пока болел, упустил время Александр Степанович. Человек двести с ним тут скрывалось. Разве утаишь столько народа? Прознали красные о его местонахождении, понагнали сил и в два широких кольца окружили пойму Вороны на несколько вёрст по течению. Попробуй тут, уйди за флажки! С первого августа началась облава на матёрого зверя. На лодках пулемёты, сами по горло в воде — принялись красные прочёсывать камыши. Сверху аэропланы летают, дают координаты наземным войскам. Мечущиеся антоновцы перед пилотами — как на ладони. По скоплениям людей бьют из пулемётов и бомбы скидывают. Много людей гибнет. Паника.
Кто послабже духом — и в плен сдаются. Жить-то каждой твари земной хочется. Да тут, в лагере, и бабы с детьми малыми. Вой стоит от горя и безысходности. Знают они, что и в плену им не поздоровится.
Несколько дней длилась облава, и кольцо всё туже и туже сжималось. Сопротивляться было смерти подобно, и тогда отдал Антонов приказ спасаться каждому самостоятельно. А лезть храбро на пули — верная гибель.
Он сам, брат Дмитрий и Иван Трубин с сыном спрятались в больших болотных кочках, предварительно выбрав из них землю. Сверху дерниной прикрылись — сразу и не приметишь.
Перед этим пришлось Александру и Дмитрию попрощаться с верными конями. Отвели они их ночью на другой конец острова и привязали к высокому дереву. Оставляли они их здесь для того, чтобы красные подумали, будто братья сгинули в реке.
— Эх, Орлик, Орлик. Прости меня, друг мой сердешный, — с тоской глядя в доверчивые глаза коня, шептал Александр. — Выручал ты меня от смерти, а сейчас я бросаю тебя. Но так нужно. Послужи мне в последний раз, отвлеки врагов.
Нелегко далось Александру это расставание. Жесток он был в своей борьбе, а вот для коня сохранил живой уголок в своём твёрдом сердце. Таким же верным другом был для него Пётр Токмаков, сложивший в феврале свою буйную голову от пули красных. Александр никогда не доверял так женщинам, которых в его жизни было много, как этому надёжному коню. Женщина может предать, а вот Орлик — никогда. Александр выучил его прибегать на свист, и однажды Орлик спас его от неминуемой гибели, когда красные устроили на него облаву в Иноковке.
Антонов тогда приехал на крестины к Петру Токмакову. Гуляли за закрытыми дверями и плотно задёрнутыми занавесками, но кто-то доложил красным, что в селе находится важный гость. Они окружили дом, в котором устроился Антонов на ночлег. Но неопытность подвела чекистов. Александр не стал убегать с чёрного хода, а пошёл напролом. Он, заслышав призывы к сдаче, внезапно распахнул входную дверь и открыл частую стрельбу с двух рук по мелькавшим в лунном свете фигуркам в кожанках. Пока они опомнились, Антонов сиганул через плетень и бросился в сад. Там он три раза свистнул коню, и тот не подвёл. Орлик, несмотря на пугающий треск выстрелов, подоспел вовремя и вынес Александра из беды.
Да, тяжёлым вышло это прощание. Орлик, почувствовав неизбежную разлуку, тихо и жалобно заржал. Александр напоследок обнял его гривастую голову и, не оборачиваясь, решительно ушёл в кусты ивняка.
Наутро красные после бомбардировки острова химснарядами обнаружили под деревом невредимых командирских лошадей.
— Гляди ж ты, какие справные! Тут на седле инициалы «А. А.». Да это же конь самого Антонова! — радовался важному трофею чекист Альтов, командир сводной группы красных курсантов. — Теперь будет моим. Марксом назову.
Альтов отвязал Орлика и резко вскочил ему на спину, вцепившись в густую гриву. Но только вот Орлик не согласен был ни на нового хозяина, ни на новое имя идеолога коммунизма.
Он презрительно фыркнул, взвился на дыбы и вмиг скинул наземь новоявленного хозяина. Альтов упал и больно ударился о комель валявшегося рядом сухого дерева. Орлик разметал стоявших вокруг красных бойцов, прыгнул в воду и поплыл к противоположному спасительному берегу. Где-то там его настоящий хозяин, и он его обязательно найдёт!
— Ах ты, паскуда! Да я тебя! — Альтов, опомнившись, вскочил с земли, выхватил у бойца винтовку и принялся стрелять по коню, передёргивая затвор и вгоняя патрон за патроном. Он целил в конскую голову, гордо поднимавшуюся над водой.
С третьего выстрела он попал. Орлик издал короткий нелошадиный крик, булькнул и быстрые воды Вороны сомкнулись над его гордой головой.
— У бандитов и кони бандитские, — выругался Альтов, бросив винтовку в траву. — Вражья морда!
А бойцы его не поддержали, хмуро всматриваясь в уже успокоившиеся воды Вороны. Разве животина виновата в бедах человеческих? Человек сам хуже всякого зверя.
Братья Антоновы пересидели ещё день в своих кочках, а следующей ночью решили выбираться из окружения. Ночь не была тихой. Осаду ещё не сняли, и тут и там горели костры и слышались голоса красноармейцев. Антоновы и Трубины медленно двигались в темноте, ориентируясь по густым звёздам, и на свою беду неожиданно наткнулись на дозор красных. Тут же раздались без предупреждения выстрелы, и юный сын коменданта Трубина замертво повалился в воду, сражённый пулей.
— Убили Гришку! — взвыл Трубин, подхватив на руки щуплое тело мёртвого сына.
— Что нам делать, Сашка? — с надеждой спросил Антонова брат, с холодком в сердце предчувствуя скорую гибель.
— Не дрейфь, Димка! Придумаем сейчас, — не теряя присутствия духа, отозвался Александр.
— Степаныч, лезьте глубже в камыши, а я выйду на дозор. Вместе нам не уйти. А так, может, обману их. Отомсти им потом за Гришку, — прошептал Трубин, бережно прижимая к груди тело сына.
— Спасибо тебе, Иван. Век не забуду! — Александр коротко обнял коменданта за плечи, и Трубин, медленно переставляя вязнувшие в иле ноги, побрёл на звуки красных солдат.
— Не стреляйте! Я сдаюсь. Я один, — громко крикнул в темноту Иван и ушёл навстречу своей смерти.
Александр и Дмитрий опустились с головой под воду, а дышали они через сорванные тростинки камыша. Красные прочесали этот район, но кроме Трубина никого больше не обнаружили. Перед самым рассветом по воде братья Антоновы благополучно миновали красные кордоны и скрылись в Шибряевском лесу.
Не узнал Александр ни про гибель Орлика, по которому долго потом тосковал, ни про Трубина, которого расстреляли сразу после короткого допроса.
Да и самим братьям жить оставалось менее года. Двадцать четвёртого июня двадцать второго года в селе Нижний Шибряй отряд Мишки Покалюхина окружил братьев Антоновых в доме Натальи Катасоновой, гражданской жены Александра. Чекисты подожгли хату, и братья, отстреливаясь, выскочили через окно во двор и по конопляному огороду устремились к лесу. До спасительных деревьев оставалось всего чуть-чуть, но точные выстрелы бывшего антоновского командира Якова Санфирова прервали жизненный путь Александра и Дмитрия.
При обыске в сумке Антонова кроме запасного маузера и патронов, чекисты нашли стальную подкову. Это была старая подкова Орлика, которую Александр хранил на счастье…
Николай Тюрин
08.10.2022