XIII. Друг короля
Фуке ожидал, что явится д’Артаньян и арестует его, но втайне он надеялся, что раньше д’Артаньяна или вместе с ним придет также и Арамис. В последние дни их общения Арамис столь уверенно обещал Фуке спасение от всех бед, начиная от разорения, кончая немилостью Короля, что Фуке помимо воли преисполнился веры во всемогущество этого человека. В самом деле что ещё оставалось ему делать в ситуации, когда вслед за разорением ему грозил арест, а возможно, что и казнь?
Когда он услышал шаги, ему показалось, что это – шаги военного человека, поэтому он решил, что к нему идёт д’Артаньян, один, без Арамиса. Фуке вознамерился спокойно встретить свою судьбу и взяв себя в руки, со спокойствием обреченного ожидал появления капитана мушкетеров.
Двери распахнулись и на пороге появился улыбающийся епископ ваннский.
— Какое счастье, что судьба позволила мне свидеться с вами, монсеньор, до того, как меня арестуют! – воскликнул Фуке. – Я знаю, что уже ничего нельзя сделать для моего спасения, но вы, мой друг и священнослужитель, дадите мне утешение, в котором я нуждаюсь, но не хотел бы этого показывать никому, кроме вас, мой друг.
— Вы ошибаетесь решительно во всем, кроме того, что называете меня своим другом! — ответил Арамис.
— Что вы хотите этим сказать? — удивился Фуке.
— Вы ошибаетесь, полагая, что вы нуждаетесь в утешении, поскольку ошибаетесь в том, что вас арестуют. Вас не только не арестуют, но и вознаградят за все ваши заслуги, причем вознаградят достойно. — ответил Арамис. — Успокойтесь же, улыбнитесь и будьте счастливы. Вот этот приказ отменяет ваш арест. Будут вскоре и новые приказы, которые вернут вам всё то, что у вас отобрали, а также вознаградят сверх этого.
— Я не слишком хорошо понимаю, за что Король вчера велел меня арестовать, как не понимаю, почему он отложил мой арест на неопределенное время, но ещё меньше я понимаю причины, по которым Король сегодня решил отменить свой вчерашний приказ, а также намеревается, как вы утверждаете, вознаградить меня. К столь немотивированным поступкам Короля, по-видимому, следует быть готовым любому придворному, но должна же быть хоть какая-то логика, должны же быть причины всех этих перемен?
— Извольте, я объясню, — улыбнулся Арамис. — Времени у нас довольно, мы никуда не спешим. Прежде всего, я объясню вам ненависть Короля. Во-первых, вы слишком богаты тогда, когда Король был очень долго слишком беден.
— Увы, это правда, как правда и то, что нынче все переменилось. После смерти кардинала Король получил в наследство значительные суммы, тогда как я по приказу Короля истратил все, чем мог располагать. Когда королевская казна была исчерпана, я был вынужден черпать из своих средств, когда закончились и они, я кое-что продал, из вещей и из должностей, как вы знаете, но это не помогло. Я не только разорился, но все-таки чем-то вызвал недовольство Короля настолько сильное, что он решил меня арестовать!
— Деньги Короля идут на государственные нужды, и на роскошную жизнь остаётся не столь много, как это можно подумать, тогда как вы продемонстрировали такую роскошь, которую Король не может себе позволить.
— Боже мой! Ведь я сам не живу в той роскоши, которой я постарался окружить моего Короля! Неужели услуга своему Королю может расцениваться как нечто предосудительное? — воскликнул Фуке.
— Просто примите тот факт, что вы продемонстрировали Королю такой уровень богатства, которого у самого Короля нет. И это вызвало у него раздражение.
— Пусть так, мы уже обсуждали это вчера, и вы посоветовали мне подарить ему замок Во, что я и сделал. Но Король пока ещё не принял мой подарок, и любое его решение вызовет мое отчаяние. Если он примет подарок, я окончательно разорен, если откажет, то я оскорблен.
— Не будет ни того, ни другого. Король поблагодарит вас весьма сердечно, поэтому вы не будете оскорблены, но Король возвратит вам ваш замок Во в награду за верную службы, так что вы не будете и разорены.
— Следовательно, разговоры о том, что Король завидовал мне, это шутка?
— Восстановим хронологию нашей беседы. Сначала разберемся, за что Король вас ненавидит и почему он велел вас арестовать, а после этого мы поговорим о том, почему его решение и ваша судьба переменились столь благоприятным образом.
— Я весь внимание.
— Для краткости ограничимся лишь фактами. Факт первый. Король завидует вашей роскоши и вашему богатству, если его и нет, то вы умудритесь весьма убедительно демонстрировать, что оно есть. Король завидует, а потому ненавидит. Факт второй. Вы написали письмо его возлюбленной мадемуазель де Лавальер, он об этом письме узнал, он его прочитал, оно вызвало его горячую ревность, поэтому он вас ненавидит ещё больше.
— Но ведь это вы рекомендовали мне написать это письмо, монсеньор! — удивился Фуке.
— Да, признаюсь, я дал плохой совет. Мне удалось узнать раньше других, что эта мадемуазель будет оказывать весьма большое влияние на Короля, и поэтому я посчитал нелишним заручиться дружбой или любовью этой мадемуазели. Вы обладаете даром производить впечатление почти на всех женщин Франции! Я лишь ошибся в оценке её характера. Таких женщин – одна на миллион. Ей нужен Король только как тот самый мужчина, которым он является помимо его королевской власти и достоинства. Если бы назавтра Король оказался самым простым гражданином Франции, она любила бы его ничуть не меньше, а если бы кто-то другой оказался Королем, он не вызвал бы в ней никаких чувств. Такие отношения называют любовью.
— Я всё объясню Королю! Я объясню, что предлагал лишь дружбу мадемуазель де Лавальер. Он поймет меня, ведь он – мужчина!
— Людовик – мужчина, и именно поэтому он поймёт вас по-своему, не так, как вы хотели бы, чтобы он понял. Впрочем, ничего не надо объяснять. Я ведь принес вам приказ об отмене ареста, — возразил Арамис.
— Не может быть, чтобы человека арестовали только за то, что он старался угодить своему Королю и предложил дружбу подруге Короля! — в сердцах воскликнул Фуке.
— Сотни тысяч людей казнили и за меньшие проступки, впрочем, это было не в наши дни, слава богу! Но есть ещё и третий фак. Он состоит в том, что за вами числится тринадцать миллионов, за которые вы не сможете оправдаться.
— Это досадное недоразумение возникло не вчера, но Король решил арестовать меня именно вчера. К тому же я эти деньги не украл, я лишь потерял бумаги, подтверждающие правомочность сделанных мной расходов на благо Короля и Франции. Впрочем, я признаю, что при отсутствии этих документов я – вор, обокравший казну.
— Король решил вчера вас арестовать по той причине, что все три факта были ему преподнесены одновременно одним человеком.
— Его зовут Кольбер, я знаю! Каким образом он дознался до тринадцати миллионов, я не могу понять.
— Я понимаю это, монсеньор, но дело не в этом. Сейчас и это не имеет значения. Король не сердится на вас, и вы более никогда не услышите об этом долге. Его больше нет.
— Неужели Король настолько великодушен, что простил мне все три греха или факта, о которых вы только что сказали?
— Ничуть! Людовик XIV вас не простил, и никогда не простит, но Король Франции вас простил окончательно, и не будет выставлять к вам никаких претензий.
— Вы говорите загадками, монсеньор!
— Для того, чтобы вы все смогли понять и оценить по достоинству, монсеньор, мне придется посвятить вас в тайну, которая до вчерашнего вечера была известна лишь трем людям и господу. Сегодня ночью ещё один человек был в нее посвящен, хотя, полагаю, она его не образовала. Вы будете пятым, — с улыбкой произнес Арамис.
— Я умею хранить тайны, свои и чужие, — возразил Фуке, — но именно поэтому я знаю, что лучший способ хранить чужую тайну – это не знать её вовсе. Так будет спокойнее и мне, и вам.
— Но я намерен раскрыть вам эту тайну, монсеньор, — возразил Арами.
— Если это важно для вас, я весь внимание, — ответил Фуке.
— Знаете ли вы, что у Людовика XIII имеется брат?
— Разумеется, об этом знает весь мир, это Герцог Орлеанский! — пожал плечами Фуке.
— Я имею в виду другого брата, брата-близнеца.
— Невозможно! Рождение Людовика произошло в присутствии надлежащих свидетелей, — продолжал возражать Фуке.
— Так оно и было, — согласился Арамис, — но эти свидетели покинули Королеву, когда роды первенства закончились. Однако, на этом схватки не закончились, и спустя некоторое время Королева родила второго сына, похожего на первого как две капли воды.
— Это любопытная фантазия, дорогой д’Эрбле, надо будет поделиться этим забавным сюжетом с господином Лафонтеном. Однако, следует для этого сюжета избрать другую страну, и даже, вероятно, другой век. Славная получится сказка! — развеселился Фуке.
— Опомнитесь, монсеньор! Я сообщил вам чистую правду, — перебил его Арамис.
— Позвольте… Вы утверждаете, что Королева Анна родила не одного дофина Людовика, а сразу двух, братьев-близнецов? — посерьёзнел Фуке. — Каким же образом, спрошу я вас, это осталось тайной для всей Франции, и почему это не осталось тайной для вас, господин д’Эрбле?
— Понимаю ваше недоверие, монсеньор, и готов разъяснить все интересующие вас обстоятельства. Во-первых, Король поначалу обрадовался, однако поспешил поделиться своей радостью с кардиналом. Ришелье, никогда не забывавший о государственных интересах, охладил радость Короля, разъяснив его, что один дофин – это спокойствие и благополучие страны, тогда как два равноправных претендента – это источник смуты и бедствий.
— Разве не могли бы заблаговременные изданные Королем законы о престолонаследии на это случай урегулировать все эти проблемы? — удивился Фуке.
— Согласны ли вы, монсеньор, что два брата близнеца юридически имеют совершенно равные права на наследие престола? — спросил Арамис.
— Бесспорно! — ответил Фуке. — Различные толкователи допускают отклонения от этого утверждения, которые лишь ещё больше запутывают ситуацию. Тогда как одни утверждают, что старшим является тот брат, который первым вышел из чрева, другие утверждают, что напротив, первым выходит тот, который был вложен последним, то есть тот, кто рожден первым, был зачат вторым. В этой запутанной ситуации правильнее, на мой взгляд, признать за близнецами полное равенство в правах. Я бы сказал, что с позиции правовой близнецы едины в своем праве, и их права равны, следовательно, если они будут разделены, то лишь поровну.
— Поскольку я слышу этот ответ из уст генерального прокурора Франции, ваше утверждение я признаю единственно верным, — улыбнулся Арамис.
— Я уже не генеральный прокурор, — грустно улыбнулся в ответ Фуке.
— Уже или ещё, мы разберемся с этим позже. Я полагаю, что вы не откажитесь получить должность генерального прокурора из рук Короля в дар, при условии, что Король выкупит эту должность у того, кто купил у вас её хитростью? Но мы отвлеклись от темы, — продолжал Арамис. — Итак, если были рождены близнецы, а так оно именно и было, то по законам божьим и человечьим они должны были бы получить равные права в отношении наследства короны Франции. Оба они имели право жить во дворце, воспитываться как принцы, быть объявлены наследниками Короля. Но из соображений, которые привел Королю и Королеве Ришелье, одного из братьев, родившегося лишь на полчаса позже, преступным образом обездолили. Его сначала тайно передали кормилице, где он рос вдали от дворца, хотя и не в нищете, но не в той роскоши, которая подобает наследнику престола, а позднее из тех же побуждений оградить оставшегося наследника от любых потрясений, а Францию – от угроз переворота, несчастного принца поместили в Бастилию.
— Это ужасно, и я готов вам поверить и возмутиться вместе с вами, монсеньор, но вы не ответили на мой вопрос о том, откуда вам это известно? – беспокойно спросил Фуке.
— В те времена я был молод, влюбчив, романтичен, и полагал прекраснейшей на свете одну даму, которая была настолько близка Королеве, что она была посвящена в эту тайну. — вновь улыбнулся Арамис.
— Герцогиня де Шев…
— Не нужно имён, монсеньор, мы и без того их назвали уже слишком много!
— И вправду я знал, что она без памяти влюблена в одного то ли мушкетера, то ли аббата, так это были вы, епископ?
— Многие священнослужители по молодости не отличались воздержанием, что сделало их ещё более ретивыми служителями божьими, поскольку им есть что замаливать, — вздохнул Арамис, и поднял глаза к небу.
— Так она вам всё рассказала, — догадался Фуке.
— Не вполне. Она лишь однажды решилась прибегнуть к моей помощи для улаживания одного вопроса в связи с этим делом, я обратил внимание на кое-какие несообразности этого дела, произвел свое маленькое расследование собственными силами, после чего моя очаровательная знакомая — в те годы она была просто прелесть, как очаровательна! — рассказала мне все, что мне угодно было узнать, опасаясь, что иначе я сделаю так, что кое-кто, кому не следует знать то, что знаю я, все-таки это узнает.
— Вы убедили меня, монсеньор. Я верю каждому вашему слову! — воскликнул Фуке. — Но эти знания налагают на нас некоторые обязанности! Мы не можем допустить, чтобы законный сонаследник короны Франции томился в Бастилии!
— Точно также рассудил и я, монсеньор, — весело сказал Арамис, радуясь, что нашел в лице Фуке столь здраво рассуждающего единомышленника. — Ведь если один брат получил все права, обделив другого, имеющего точно такие же права, тогда первый из них – узурпатор, а второй – невинная жертва, не так ли?
— Именно так, и наш долг бороться за установление справедливости! — подхватил с энтузиазмом Фуке.
— Бороться уже не надо, — пожал плечами Арамис.
— Вы хотите сказать, что мы опоздали? — ужаснулся Фуке. — Неужели несчастный принц погиб в Бастилии?
— Он жив и здоров, мой дорогой друг, с ним всё в порядке, успокойтесь! — возразил Арамис.
— Не может быть всё в порядке с принцем, заточенным в Бастилии! Едемте немедленно его освобождать! — не унимался Фуке.
— Для начала просто согласитесь с тем, что второй брат имеет все законные основания править Францией, тогда как первый из братьев, пусть даже невольно, не зная всех обстоятельств, о которых я вам рассказал, все-таки оставался узурпатором?
— Безусловно, монсеньор! Два брата-близнеца – это почти то же самое, что один человек, они едины два в одном. Это так, и поэтому тем более мы должны поспешить, ведь только подумайте, что каждая лишняя минута, проведенная принцем в Бастилии, ужасна, это пятно позора на всю страну! — не унимался Фуке.
— Мы, наконец, подходим к тому объяснению, которое я пытаюсь вам дать. Сопоставьте два факта. Первый, о котором я вам сказал, что Людовик XIV вас ненавидит и никогда вас не простит. Пребывание его у власти является для вас приговором. Тот, другой, которого, кстати, зовут Филипп, не только не испытывает к вам никакой ненависти, но напротив весьма расположен к вам, поскольку знает о вас из моих рассказов, а не из уст клеветников и завистников, таких, как Кольбер.
— Я не вижу никакой связи между этими фактами, — недоумевал Фуке.
— Добавьте к этому тот факт, что вы получили из моих рук указ Короля об отмене ранее подписанного указа о вашем аресте.
— Такой указ мог бы подписать Филипп. Я понимаю! Вы убедили Короля освободить Филиппа и теперь Франция имеет двух Королей? И второй Король убедил первого отказаться от моего ареста? Весьма причудливый ход событий! — обрадовался Фуке.
— В этом отношении я разделяю взгляды Ришелье о том, что для Франции два Короля не нужны, это слишком много. Вдвое больше, чем требуется.
— Тогда в чем же состоит объяснение? Вы пригрозили Королю, что раскроете его тайну, и тем заставили его отказаться от моего ареста? Знаете ли вы, что это крайне рискованно? – озабоченно спросил Фуке.
— Рискованными я называю те мероприятия, в которых есть шанс победить. В ситуации с угрозами Королю шансов на успех нет. Если бы я поступил так, как вы говорите, мы оба с вами уже были бы в Бастилии, — горько произнес Арамис. — Подумайте же! Во Франции сейчас только один Король, он прекрасно расположен к вам, и, следовательно, это не Людовик!
— Неужели?! — ужаснулся Фуке. — Вы подменили Короля его братом-близнецом! Какое жуткое преступление! Ведь вы не могли действовать убеждениями. Следовательно, вы действовали силой! Вы подняли руку на своего монарха, на Короля? Если вы не боитесь суда человечьего, побойтесь хотя бы суда божьего!
— Я склонен считать, что господь избрал меня орудием восстановления справедливости, а в этом случае я не враг божий, но его верный слуга, — с показным смирением ответил Арамис.
— Немыслимо! Покуситься на свободу Короля в тот самый миг, когда он у меня в гостях и доверился мне полностью? — продолжал негодовать Фуке.
— Не так уж сильно он доверился вашему гостеприимству! — возразил Арамис. — Он привел с собой стражу, которая охраняла его в вашем доме.
— Он мог приводить с собой всех, кого ему угодно было привести. Друзья Короля – мои друзья, а его гости – мои гости. — упрямо возразил Фуке.
— Даже те, кому велено вас арестовать? — холодно спросил Арамис. — Да очнитесь же вы от своих фантазий и предрассудков!
— Вы убили Короля? — воскликнул в страхе Фуке.
— Всего лишь поменял местами двух братьев-близнецов. Вспомните, монсеньор, вы же сами сказали, что два брата-близнеца – это почти то же самое, что один человек, они едины два в одном? Следовательно, поменять их местами, это то же самое, что просто повернуть одного человека! Там, где было лево, стало право, а где было право, стал лево, целое осталось целым.
— В моем доме было учинено насилие над моим гостем! Одно это позорит мой дом навсегда, как и меня! Но насилие было учинено над Королем Франции! Этот позор мне не смыть ничем вовеки! Лучше бы меня сегодня арестовали и препроводили в Бастилию!
— Но ведь вы невиновны ни в чем, монсеньор, тогда как Людовик виновен перед вами! — пытался возражать Арамис.
— Если бы не ваша авантюра, я бы оказался в Бастилии без вины. Страдать невинному – не столь страшно, как страдать, зная, что имеешь за собой великую вину! Горе мне! Но я поправлю всё! Я немедленно еду в Бастилию, чтобы освободить Короля!
— И занять там его место? А заодно и упрятать туда меня, монсеньор? И того невинного принца, который ничуть не меньше прав имеет на тот трон, который Людовик занимал единолично? — равнодушно спросил Арамис.
Действительно, его охватила полная апатия, порожденная разочарованием, поскольку великий Фуке вместо того, чтобы оценить ум и предприимчивость Арамиса и порадоваться возможности пожинать плоды столь успешного замысла, воплощенного в жизнь, намерен все испортить, в результате чего судьбы дорогих ему людей будут безнадежно искалечены. В этом списке были и Филипп, и Фуке, но прежде всего в нем были Портос и сам Арамис. Но едва лишь Арамис вспомнил про Портоса, апатия его улетучилась. Он должен спасти Портоса, который во всем доверился ему.
— Монсеньор, вы вольны поступать так, как сочтете нужным, поскольку вы отныне свободны, — сказал Арамис уже без какой-либо апатии, — но помните, что то, что вы задумали, вознесет на вершину власти ваших врагов, и обратит в прах ваших друзей.
— Скорблю об этом, господин д’Эрбле! Думая о Короле, я не подумал о вас и о других моих и ваших друзьях! Разумеется, вы правы. Я должен дать вам возможность скрыться. Езжайте немедленно в Бель-Иль! Он укреплен так, что Королю не под силу будет его взять. Укройтесь там, забирайте с собой господина дю Валона. Возьмите себе все алмазы, которые найдете в моем секретере, они ваши, а мне больше ничего не нужно!
— Если бы ваш ум был настолько же холоден, как горячо ваше сердце, — воскликнул Арамис, — вы были бы чрезвычайно великим человеком! Чего бы только не достигли бы мы вместе!
— Я не стремлюсь к тому, чтобы быть великим, — возразил Фуке.
— А как же надпись на вашем гербе? Ведь там написано: «Куда только не взберусь!»
— Ещё совсем недавно я видел смысл в этом девизе. Но не сегодня, не сейчас. В настоящую минуту я предпочел бы быть нищим и просить подаяние на ступенях церкви, чем нести тяжкое бремя позора за предательство своего Короля в ту минуту, когда он доверился мне и был в моем доме гостем.
— Вы напрасно не хотите задуматься на минуту, оценить всю ситуацию. Я не понимаю вашего упрямства, — устало сказал Арамис.
— Это не упрямство, это принцип, это мой образ мышления и правило жизни, — ответил Фуке.
— Мир, в котором мы все живем, не подходит для столь благородных людей, как вы.
— У меня есть свои недостатки, я их знаю, и не пытаюсь исправиться, но вы покусились на те мои принципы, которые для меня несомненны. Я не могу приносить в жертву собственному благополучию благополучие Короля.
— В этом случае вы будете принесены в жертву прихотям, ревности и капризам того самого Короля, о котором вы так хлопочете, безумец вы мой дорогой! — печально произнес Арамис.
— Я готов к этому. Я даю вам четыре часа, чтобы вы и дю Валон покинули замок Во. Этого времени достаточно не только для того, чтобы оторваться от любой погони и благополучно добраться до крепости Бель-Иль, но даже для того, чтобы покинуть Францию.
— Что ж, я мог бы остановить вас силой. И вы, возможно, впоследствии были бы мне за это благодарны. Но я не желаю этого делать. Удивительно! Хотя связать вас и запереть в вашем же доме, пока вы не одумаетесь, было бы не только самым простым выходом для меня и для вас, но и было бы весьма полезным моим дальнейшим планам, тогда как отпустить вас означает для меня изгнание из Франции навсегда, и к тому же смертельную опасность для меня и для моего друга дю Валона, я не хочу вас останавливать, — произнес Арамис.
— Оставьте размышления на более спокойные времена, а теперь к делу. Те четыре часа, которые я вам дал, уже начались, и у вас остаётся все меньше времени! Я иду собираться в дорогу, после чего я поеду в Париж, чтобы вызволить моего Короля из Бастилии.
С этими словами Фуке ушел.
— Причина в том, что я реализую собственные планы, — грустно проговорил Арамис. — Если бы мы действовали по нашему общему плану, моему, а также Атоса, Портоса и д’Артаньяна, я бы смахнул этого ничтожного романтика со своего пути как смахиваю пылинки с рукава. Но без этой нравственной поддержки нашего святого союза, я уступаю таким нелепым аргументам, как гостеприимство суперинтенданта, или его ложные понятия о долге верноподданного. Признавая за двумя принцами равные права, он все-таки готов смириться с тем, что в Бастилию будет упрятан тот, который уже и без того слишком долго в ней томился, но не может смириться, что всего лишь несколько часов проведет в ней тот, кому там самое место. Жалкий человечишка, управляемый ложными понятиями о чести. Безусловно, он попадет в Бастилию, и свидетелем Бог, что я не ударю и палец о палец для того, чтобы его из нее вызволить, даже если мне такая возможность представится. Этого человека более нет для меня.
XIV. Забытый принц
Первым побуждением Арамиса было направиться к Портосу и немедленно скакать, что есть сил, в крепость Бель-Иль, и, возможно, дальше, за пределы Франции. В Испании у Арамиса были весьма крепкие позиции, и он мог бы там неплохо устроиться вместе с Портосом. Но Арамис вдруг вспомнил, что он совсем забыл о судьбе несчастного принца Филиппа.
«Если мы с Портосом уедем, и оставим его одного на троне, — говорил он себе, — это будет крайне неверным поступком».
Но Арамиса волновала не этическая сторона дела, как могли бы подумать наши читатели, а политическая.
«Как будут развиваться события тут, в замке Во и во всей Франции, если я сейчас уеду? — спрашивал себя Арамис. — Пока Фуке не вернул Людовика, Филипп для всех является Королем. Он может подписывать приказы, вершить судьбы, даже объявить войну! Конечно, вернувшийся Людовик отменит все эти приказы, но далеко не всякий приказ можно отменить. Хотя подарки и милости можно отменить, заточенного в Бастилию узника можно выпустить на волю, но, к примеру, казненного уже не оживишь никакими приказами Короля, объявленную войну не прекратишь единым росчерком пера! Если я вверил Францию человеку, который должен был действовать по моему совету, а сам исчезну, что будет делать этот всемогущий пока принц, который и не подозревает, что вскоре его могут вернуть обратно в Бастилию, а то и вовсе казнить? И почему я так уверен, что Фуке сможет возвратить Людовика? Преданный мне Безмо скорее заключит Фуке в Бастилию, нежели выпустит по его требованию узника, о котором знает, что на нем величайшая вина государственной измены, ведь он думает, что это всего-навсего несчастный сумасшедший, волей случая похож на Короля, который возомнил себя Королем, и поэтому должен содержаться в Бастилии наиболее тайно, которого нельзя выпускать, ибо выход такого человека на свободу означает для Безмо неподчинение Королю, смертную казнь за измену Франции! Фуке будет тщетно пытаться вернуть Людовика, но у него, разумеется, ничего не получится! И все же я не должен рисковать. Если получилось у меня, может получиться и у Фуке, поскольку, мне кажется, сегодня не мой день, и судьба может послать Фуке неожиданную помощь с той стороны, о которой я не подозреваю. В конце концов, я не должен слишком беспокоиться о судьбе Филиппа. В любом случае он – принц крови, и ему не грозит смертная казнь, чего нельзя сказать обо мне и о Портосе. Если Фуке вернет Людовика, он сам окажется на его месте в Бастилии, туда же упрячут и Филиппа. Тогда лучшее для меня место – Испания. Если же у Фуке ничего не выйдет, тогда можно будет неспеша вернуться к Филиппу, и объяснить свое отсутствие настоятельной необходимостью некоторых срочных переговоров с будущим союзником Франции. Я был в Испании, заботясь об укреплении трона Филиппа, я решал его задачи, я находился на его службе. Кроме того, я настолько ему доверяю, что позволил ему самостоятельно принимать решения, управляя Францией на правах Короля. Разве это не оправдает меня в его глазах? Также не следует забывать и то, что слишком быстрое мое возвышение, слишком частое посещение Филиппа может броситься в глаза кому-то чересчур наблюдательному. Такому, как д’Артаньян. Да, впрочем, других таких нет, но его одного достаточно. Уже сейчас я снова чествую, как по спине струится холодный пот, когда я вспомнил тот взгляд, которым д’Артаньян посмотрел на меня, когда спросил о том, как долго я состою в дружбе с Королем. К счастью, он ничего не заподозрил. Но он может догадаться, если я буду слишком часто появляться в покоях Филиппа. Я прав, следует удалиться. Как ни крути, наше с Портосом место в крепости Бель-Иль, или даже в Испании. Итак, в путь».
После этих размышлений Арамис решительно направился на поиски Портоса с намерением немедленно покинуть замок Во.
Подходя к комнате Портоса, Арамис услышал оглушительный ровный храп. Добродушный гигант сладко спал сном праведника, каковым ему ничто не мешало себя ощущать. Бравый мушкетер уже в мыслях и во сне видел себя герцогом и пэром, человеком, лично услужившим Королю и обласканным им всемерно. Завистливые соседи с низкими поклонами спешили к нему с поздравлениями, но он только отвечал: «Полноте, господа! К чему эти церемонии, ведь мы соседи! Однако, позже, господа, не сейчас! Я спешу к Королю на ужин!» И соседи склонялись ещё в более низком поклоне, чем прежде.
В самой середине этого сна в нем появился Король, который почему-то голосом Арамиса сказал: «Да пробудитесь же вы наконец, Портос! Мы должны спешить!»
Портос протер глаза и увидел перед собой Арамиса, который вздохнув сказал:
— Боже правый! Как крепко же вы спите, Портос! Пора просыпаться, мы спешим.
— Почему бы мне не спать, если мы всю ночь провели в поездках! Это, знаете ли, утомляет! — расхохотался Портос.
— Следующая наша поездка состоится прямо сейчас, но ехать мы будем не в карете, а верхом. В дорогу, Портос! — решительно ответил Арамис, из чего Портос понял, что он не шутит.
— Даже не подкрепимся перед дорогой? — грустно спросил он.
— Подкрепимся в дороге, или лучше по прибытии на место, — ответил Арамис.
— Понимаю! Нас ждёт завтрак у Короля? — радостно подмигнул Портос, который даже не удосужился удивиться, почему на завтрак к Королю надо куда-то ехать, если сам Король находится рядом, в замке Во.
— Не сразу и не вполне в том виде, как вы предполагаете, но кое-какие приключения нас, несомненно, ожидают, — ответил Арамис, тщетно изображая искренность на своем худом лице.
— Приключения – это даже лучше, чем завтрак у Короля! — воскликнул Портос, прибавив, — А всё-таки не худо бы подкрепиться в дорогу.
— Мы едем на ваших конях, к их седлу уже прикреплены дорожные сумки, в которых лежат копченные окорочка, сыр, хлеб и бургундское вино, — сообщил Арамис.
— И заряженные мушкеты, как всегда? — осведомился Портос. — С такой экипировкой мы доедем хоть до самой Англии!
— Не исключено, что так и придется… Придется скакать довольно долго, — ответил Арамис, который вовремя сообразил, что пока они не отправились в путь, не следует сообщать Портосу конечную цель путешествия. — Итак, в путь!
— Обнимем перед дорогой д’Артаньяна и в путь, — ответил Портос.
«Боже мой, сколько задержек! От предоставленных нам Фуке четырех часов осталось немногим более трех, — подумал Арамис, — Но Портос прав. Обнять д’Артаньяна необходимо, поскольку, очень может статься, что другой такой возможности у нас не будет уже никогда. Следует проститься».
В этот самый миг в дверях появился д’Артаньян.
— Рад видеть вас в добром здравии, друзья мои! — воскликнул он. — Фортуна улыбнулась вам, Арамис, и вы распространяете её свет на нашего дорогого Портоса. Как это мило! Поскольку кони Портоса стоят оседланные, с провизией и мушкетами в седле, я полагаю, вы спешите выполнить одно из важнейших поручений Короля?
— Вы угадали, д’Артаньян! — радостно воскликнул Портос. — Поедем с нами, как в старые добрые времена?
— Мы, действительно, очень спешим, и наше поручение не предполагает попутчиков, даже столь дорогих нашему сердцу как д’Артаньян, — холодно возразил Арамис. — Впрочем, это не мешает нам обняться перед расставанием. Мы с Портосом желаем вам счастья, а вы пожелайте нам счастливого пути.
Друзья обнялись и от чистого сердца обменялись пожеланиями перед расставанием.
— Как славно, что мы все вместе и все заодно! — умилился Портос, на что Арамис лишь пожал плечами, тогда как д’Артаньян пристально посмотрел в глаза Арамису, после чего с ироничной улыбкой кивнул Портосу.
— Иначе и быть не могло, не правда ли, Арамис? — ответил он, после чего добавил, — Вижу, вы очень спешите. Не теряйте драгоценного времени.
Портос и Арамис двинулись по направлению к конюшне, а д’Артаньян сказал сам себе: «Странные дела творятся. Я был уже уверен, что Арамису удалось подменить Короля его братом-близнецом, но, судя по всему, Арамис слишком уж сильно спешит удалиться от Короля так далеко, как только возможно, прихватив с собой Портоса. Что до нашего великана, то он во всем слушается Арамиса, который, вероятно, пообещал ему герцогство. Но со стороны Арамиса крайне непоследовательно удаляться от своего ставленника именно в тот момент, когда оба они столь нужны друг другу, Арамис нужен принцу, чтобы давать ценные советы, а принц нужен Арамису, чтобы проворачивать его бесконечные интриги в бесконечном стремлении захватить как можно больше власти. По-видимому, замысел Арамиса провалился, или может провалиться в самое ближайшее время. У Арамиса величайший нюх на опасности. Недаром он советовал пристрелить Мордаунта тогда, когда для этого у нас ещё не было никаких оснований! Этот человек в огне не сгорит и в воде не утонет. Убегающий Арамис способен вызвать волнение даже у меня. Пойду-ка взгляну на Короля. Арамис уехал, никто не остановит меня перед дверями покоя Его Величества».
И д’Артаньян неспешно направился к покоям Короля.
В эту самую минуту Филипп только оделся и завершил свой завтрак. Он ещё никого не успел принять, когда д’Артаньян велел лакею доложить о себе. На правах капитана королевских мушкетеров, то есть фактически личного телохранителя Короля, он мог бы при необходимости войти и без доклада, но лишь в крайнем случае. Однако, на него не распространялся придворный этикет, и он мог посетить Короля даже тогда, когда ещё никому не были открыты двери для аудиенции, включая даже членов королевской семьи.
— Ах, д’Артаньян, входите, — обратился к нему Филипп, отчего хитрый гасконец, ожидавший увидеть на троне самозванца, вздрогнул.
«Неужели я ошибся, и Король по-прежнему на своем месте? — спросил он себя. — Кажется, мои умозаключения заставили меня сделать ошибочные выводы?»
— Доброе утро, Ваше Величество, — ответил он и низко склонился к руке Короля.
— Скажите, д’Артаньян, куда пропал ваш друг, епископ ваннский? — спросил Король небрежным тоном, который всё же не смог скрыть от капитана мушкетеров сильнейшую заинтересованность в ответе.
— Мне показалось, что вы, Ваше Величество, отправили его по какому-то важному поручению. Он очень спешил отъехать.
— Так и есть, я просто запамятовал! — воскликнул Король.
«Он передо мной оправдывается, это не Король, — подумал д’Артаньян. — Но я не должен допускать ошибки! Попробую последнее средство».
— Позвольте спросить, Ваше Величество, каково ваше мнение насчет праздника, устроенного в замке Во господином суперинтендантом Фуке? Вчера вы, кажется, изволили заметить, что праздник удался на славу? — произнёс д’Артаньян, делая ударение на последних четырех словах. — Скажите ли вы сегодня то же самое об этом празднике?
— Мне нечего добавить к моим словам, капитан, кроме того, что я уже сообщил вчера. Прием, устроенный господином Фуке, действительно, великолепен, и я намереваюсь его отблагодарить, — ответил Король. — Я пока ещё не выбрал конкретный способ проявления моей благодарности, но я об этом уже размышляю.
«Это не он, — подумал д’Артаньян. — Нет сомнения, Короля подменили!»
— Господин ваннский епископ, несомненно, посоветует, Ваше Величество, когда и как будет лучше вознаградить господина Фуке, — ответил д’Артаньян с поклоном. — Я постараюсь разыскать его и направить к вам, как только он вернется.
— Прекрасно, господин д’Артаньян, я поручаю вам это дело. — обрадовался Лжекороль. — Идите же, и выполняйте моё поручение.
— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян и с поклоном удалился.