Главы из воспоминаний "Годы лейтенантские. Исповедь Советского Офицера"
Дивизию развернуть до полного штата!
Пролетели майские праздники. А тут достигла сборов новость. Её привёз из города Гомонов:
– Вроде как планируется капитальная проверка боеготовности дивизии.
– Учения?
– Не просто учения. Развёртывание до полного штата, месяц боевой учёбы, а потом уже войсковые учения. Это, как
понимаешь, информация конфиденциальная. Как просачивается, даже не знаю, но просачивается, – сказал Гомонов и
высказал предположение, – Возможно, конечно, и городские
власти приходится извещать, ведь в один час будут подняты
по тревоге свыше десяти тысяч человек. Да и автотранспорт
городской привлечён. Словом, мероприятие грандиозного
масштаба для всего города.
– Значит, конец сборам и плакало первенство Вооружённых Сил, – решил я.
– Велели позвонить в штаб дивизии в конце недели. Там
решат, что да как. Сказали, что попытаются сборы не закрывать. Готовимся то сразу и к первенству Московского военного округа по пулевой стрельбе, и первенству Вооружённых Сил.
– Так первенство МВО уже в скоро, в конце мая?
– Ну, не знаю, не знаю. Посмотрим. А пока продолжим тренировки. Завтра в тир…
Прошло несколько дней. Тишина. Гомонов позвонил в штаб дивизии. Поинтересовался у начальника физподготовки, что там решено со сборами.
Тот ответил твёрдо:
– Оставайтесь на месте и готовьтесь к соревнованиям, – а
потом вдруг, ещё не завершив разговор, попросил: – Подожди ка, Володя, подожди. Вот тут ко мне как раз заместитель
начальника штаба зашёл. Уточню.
Мы как на иголках сидели. Связь была по полевому телефону, самому обыкновенному аппарату ТА-57, сменённому
другим, более совершённым, ТА-88, лишь в 1988 году.
Связь не ахти какая, но всё же связь. После полудня звонок из дивизии. Начальник физподготовки сказал, что надо быть готовыми к подъёму по тревоге. Но пообещал ещё раз
попытаться отстоять сборы.
– Ну что ж, жаль, конечно, что не попадём на соревнования, – сказал Гомонов. – Собираемся. Подъём по тревоге
уже не со дня на день, а с часу на час. Жаль… Ты уж норму
кандидата в мастера твёрдо выполняешь. Да уж пару раз по
мастеру ударил, да с запасом. Жаль…
Я пожал плечами:
– Начальству виднее…
Не знал, что в эти часы решается не просто моё участие
или не участие в учениях, решается большее – военная судьба. Ведь я действительно уверенно выполнял норму кандидата в мастера спорта по стрельбе и вплотную подбирался к
нормам мастера. Конечно, тренировки – это не соревнования.
Там ведь прибавляется так называемый мандраж, ну, волнения, вполне естественные на любых соревнованиях.
– А что же со сборами? Так всё здесь и оставим?
– Сказали, что срочников привлекать не будут. Назначу
старшего, проинструктирую. Правда, не знаю, можно ли им
доверить самостоятельные тренировки? Все-таки оружие…
Стрельба.
И тут снова зазуммерил телефон.
Начальник физподготовки сообщил весёлым голосом:
– Всё, кажется отбил. Занимайтесь. Убедил начальника
штаба… Хотя трудно было. Офицеров то не хватает. Целина и всё прочее. Из отпусков принято решение не отзывать.
13
Всё… Занимайтесь, – повторил он. – У нас тут обстановка
прямо-таки фронтовая.
Как-то сразу отлегло. Маятник судьбы качнулся в сторону спорта. Я ещё не понимал, что произошло. Но ведь стоило выполнить норму кандидата в мастера, а то и мастера –
времени-то на подготовку было ещё достаточно – и служба
превратилась бы в условную в строю и реальную на всевозможных сборах. А в том, что выступлю на соревнованиях
успешно, укреплялась вера с каждой тренировкой. Так ведь
сколько возможностей то будет! И первенство МВО – там
три разных упражнения, каждое из которых могло принести
желанный результат, да потом ещё и поездка в Орджоникидзе…
Ну а Гомонов в этот день провёл все необходимые занятие
и под вечер сказал:
– Ну что, похоже нас тревога не коснётся. Пойду ка на
вечерний ток.
Он взял ружьё, облачился в самую что ни на есть вездеходную форму, в высокие сапоги – предстояло и по болотам
полазить – ну и пошёл.
Сгустились сумерки. Сели ребята на завалинке. Гитару
принесли. Песни по лесу не разбегались, они мягко растекались, замирая между деревьями. И вдруг звонок. Я снял
трубку, представился.
– Гомонова мне! – потребовал властный голос.
– Он вышел пройтись по берегу! Сейчас прикажу позвать.
Но в ответ тот же властный голос прогремел:
– Слушайте приказ: триста тридцать три, триста тридцать
три! Офицерам немедленно прибыть в свои подразделения!
С оружием и имуществом оставить солдат срочной службы.
Машинально подумал: «Значит, всё-таки не отмелась идея
участия в соревнованиях».
Но тут же как удар грома: три тройки – боевая тревога!
14
Легко сказать, немедленно прибыть. Это каким же образом?
А самое главное: как оповестить Гомонова, который бродил себе по лесу или выслеживает ток глухариный. Говорят,
когда глухарь токует, к нему можно подойти очень близко,
поскольку он ничего не слышит, кроме своих глухариных
брачных песен.
Я взял спортивную винтовку для стендовой стрельбы.
Практически это, можно сказать, не только спортивное, но
вполне боевое оружие. Да и патрон винтовочный, калибра
7.62 мм. Загнал в магазин три патрона. Именно три! Не один,
не два, а три. Расчёт прост. Если прозвучит один выстрел,
охотник подумает, что где-то его коллега подстрелил глухарика. Но тут второй выстрел. Эх-брат, да ты промазал. Вторая попытка. Ружья-то ведь, как правило, двустволки. Нужно
хоть и небольшое, но время для перезаряжания.
Поэтому и произвёл три выстрела подряд с таким расчётом, что бы было ясно – все три без перезарядки оружия.
Поймёт или не поймёт? Оставалось только ждать.
Сам быстро собрался. Да и что собирать. У солдата лишнего имуществе нет, ну а у него командирская сумка всегда
с собой, а тревожный чемодан – он на съёмной квартире, за
ним ещё сбегать придётся, если время позволит. Потёмкин
недаром говорил: наряд солдата должен быть таков – как
встал, так и готов.
Гомонов появился довольно скоро. Я сообщил ему о звонке.
– Значит всё-таки будем участвовать. Ну что ж… В путь!
Вот только каким образом? Никакого транспорта! Речной
трамвайчик давно ушёл. Машинам из дивизии делать в лагере нечего. Ночные стрельбы в преддверии учений не планировались.
Май. Погода улучшилась, но холодны ещё ночи, да и вечерком свежо. Впрочем, это и незаметно. Широким шагом,
15
почти бегом с одной надеждой – встретить машину, что обеспечивает смену караула, пищу караулу привозит… Но для
такой поездки уже, пожалуй, поздновато. Теперь надежда
только на то, что дежурный по караулам как раз в это время
и приедет караул проверять.
Но и до самого караула, а точнее до поворота к нему с
лесной дороги, путь более чем не близок.
Уж прилично устали. А ещё топать и топать по лесной дороге, да по шоссе до обкомовских дач, а потом, тоже по асфальтовому шоссе, вдоль высокого берега Волги с одной стороны и высокого забора Мигаловского аэродрома с другой.
На счастье, впереди замелькали огни фар.
Действительно ехал дежурный по караулам, да на Газике –
Газ – 69-грузовой вариант. Так что легко поместились в нём.
В дивизионном городке темно – светомаскировка. В штабе полка окна зашторены. Доложили о прибытии и тут же
попросили разрешения сбегать за тревожными чемоданчиками.
Командир полка посмотрел на часы, сказал:
– Быстро! На моей машине. Вы ж где-то рядом здесь…
Вот и отличие подъема по тревоги кадрированной дивизии от развёрнутой – развёрнутая уж давно бы в пути была
к районам сбора по тревоге. А в кадрированной порядок несколько иной – часть приписного состава нужно принять
здесь, на месте. Принять тех, кто сразу включится в дело и
будет участвовать в необходимых мероприятиях по подготовке к приёму приписного состава.
Я был по штату командиром взвода первой роты первого батальона. К себе в роту и отправился, но перехватил посыльный. Вызывал командир полка.
В классе командирской подготовки были собраны офицеры полка.
– Товарищ подполковник, разрешите? – спросил, открыв
дверь.
16
– Заходи… И тут же… Приказываю принять седьмую роту
третьего батальона. Комбат пока не прибыл. Ротных тоже,
кроме тебя нет – один на уборке урожая, второй ещё не прибыл по замене из группы войск.
Порядок был таков. Если производилась замена, то в группу войск сначала уезжал офицер из союза, а уж потом на его
места прибывал тот, кого он там менял.
Я так и стоял в дверях.
– Ну что растерялся? Получи у помначштаба списки роты.
Командиры взводов и замполит уже прибыли в городок. Личный состав к пяти утра будет доставлен автотранспортом в
район сбора по тревоге.
По штату в батальоне только комбат и три ротных кадровые. Начальник штаба, замполит батальона, все замполиты
рот и командиры взводов из приписного состава.
После короткого совещания, с которого офицеры уходили
по мере получения ими задач, я вышел в ночь. Неподалёку
от курилки собрались какие-то люди в штатском. Они живо
о чём-то переговаривались и доносился лишь негромкий гул
голосов, из которого невозможно выделить каких-то фраз.
«Неверное, это из приписного состава», – понял я и громко сказал:
– Товарищи офицеры седьмой роты третьего батальона,
прошу подойти ко мне.
От группы отделились четыре фигуры. Доложили повоенному:
– Заместитель командира роты по политчасти лейтенант…
Командир первого взвода… Второго… Третьего…
Видно, замполит уже заранее собрал их возле себя. Толковый оказался замполит.
– Будем знакомы, – сказал я и представился, при этом пожимая руку каждому. – Ну что… У нас с вами впереди нелёгкий месяц. Сейчас подойдёт полковой автобус и отправимся
в район сбора, где примем личный состав роты.
17
В середине мая светает рано. Выехали в район сбора, когда
уже развиднелось. И получаса никто не соснул, а ни в одном
глазу. В автобусе сели поближе друг к другу. Я времени не
терял, расспрашивал, кто чем дышит. Понимал, что в районе сбора минуты не будет поговорить. Ведь там уже ждал
личный состав, а это, почитай, у каждого взводного почти
тридцать солдат и сержантов в подчинении.
Регулировщик указал на лесную дорогу, уходившую от
перекрёстка вправо. Ещё немного и на песчаном пыльном
спуске оборвался лес. Впереди открылась пойма реки. На
широком заливном лугу шла установка палаток, а к уже
установленным подходили машины, с которых сгружались
какие-то огромные тюки. Я сообразил, что это скорее всего
обмундирование.
В стороне рядами стояли грузовые машины, оборудованные для перевозки людей и автобусы, обычные городские
автобусы. Людей пока не спешивали. Спешить такую массу,
значит устроить сущий хаос. Возле машин ходили солдаты и
офицеры, видимо, комендантской роты.
– Ну вот, кажется, приехали.
А к автобусу уже бежал солдат, как выяснилось, посыльный из штаба.
– Командир полка собирает командиров батальонов, – сообщил он. – Где найти вашего комбата?
– Где ж его найти, родимого, – с усмешкой заметил майор,
вышедший из автобуса вслед за мной, – как всегда в госпитале.
– А что с ним? – с тревогой спросил я.
– Что-что… Известная болезнь. В войну окопной называли, ну а в мирное время перед учениями скручивает. Да
ещё когда на уборку урожая назначение делается. Ну ладно.
Оставь за себя старшего и пошли к командиру полка.
– Я ж не комбат.
18
– Разве ж тебя не учили, что в подразделении командир
должен быть всегда! Нет комбата – начальник штаба командует. Нет и того, и другого – один из ротных. А у вас и ротных пока нет. Ты один. За мной. Получать боевую задачу.
Командир полка подполковник Дымов вышел из палатки
и остановился у входа перед офицерами. Те сразу выстроились в небольшую шеренгу – четыре командира батальона
– три мотострелковых и один танковый, артдивизион, ну и
командиры рот полкового подчинения.
– Начинаем приём и переодевание личного состава. Палатки для переодевания и санпропускники будут развёрнуты
на берегу реки.
Я слушал не очень внимательно, ожидая появления комбата и возможности вернуться в автобус ещё чуток подремать. Всю ночь ведь воду в ступе толкли.
Дымов посмотрел на офицеров и спросил:
– Что, комбат три так и не прибыл? Нет? А ведь обещал…
ну ладно. Лейтенант Шахмагонов, примите на себя командование на время переодевания и вооружения батальона. Потом решим, что делать.
Вам предстоит развернуть батальон, переодеть, затем организовать получение боевого оружия поротно. Вы это поняли. А то вы, гляжу, стоите ворон считаете. На вас непохоже,
– и уже более мягко, – Командуй батальоном, Николай, тренируйся. Все там будете – я имею в виду в комбатах!
А между тем поступило распоряжение принять в подчинении свои роты. Ну а мне пришлось заняться и ротой, и батальоном.
Офицер штаба полка объявил через мегафон:
– К машинам. Строиться у табличек с указанием подразделений.
Перемещения прошли довольно споро, и скоро на опушке
леса выросло неровное, разношерстное подобие строя.
19
Внешне всё выглядело полным хаосом. Вот, привезли людей со всего Калинина, высадили на лугу. А полк то это не
фунт изюма – под две тысячи человек по штату.
Я вышел к больше погожему всё-таки на толпу строю третьего батальона.
– Батальон! – скомандовал твёрдым и громким голосом:
– Равняйсь! – И вынужден был повторить ещё громче: – Батальон, равняйсь! – строй зашевелился и тогда выдохнул: –
Смирно!
Команда «Смирно!» имеет какое-то мистическое влияние
на тех, кто служил срочную, а в строю тех, кто не служил,
быть не могло.
Конечно, все ждали, что этот вот лейтенант, которого сразу признали «борзым», сейчас будет кому-то докладывать.
Но этот кто-то с большими звёздочками не появлялся.
Объявил:
– Комбат прибудет позже. Я временно исполняю обязанности командира батальона. Вольно. Командиры первых
взводов седьмой, восьмой и девятой рот ко мне.
Действовал так, как подсказывала сложившаяся обстановка. Знал, что ход развёртывания дивизии, конечно же, расписан и продуман, но вот в планы вкралась неожиданная
ситуация. И комбата нет на месте и командиров рот – тоже,
понял, почему командование дивизии решило прервать сборы, хотя это неминуемо приводило к потере возможности
участвовать в соревнованиях. Но в армии не соревнование
главное, в армии главное вот именно то, чем, в своей нише
и на своём уровне, занимались офицеры гвардейской стрелковой дивизии сокращённого состава, но дивизии, которая в
считанные дни должна стать полнокровной, а в считанные
недели боеспособной.
Стороннему наблюдателю все это могло показаться чудесами, чем-то несбыточным. Представьте себе… Без всяких предварительных оповещений по тревоге собирается по
20
всему городу и ближайшим окрестностям около пятнадцати
тысяч человек. Они доставляются в заранее назначенные места, никак не оборудованные, просто в поле, в лес, на лесные
поляны, опушки. И там вся эта масса превращается во множество подразделений и частей. Ведь кроме мотострелковых
полков пополнение принимают полки танковый и артиллерийский, отдельные батальоны и дивизионы, и лишь один
ракетный дивизион дивизии всегда развёрнут до полного
штата. Это главная ударная мощь. В советские времена в дивизионе были у ракет ядерные боеголовки, то есть командир
дивизии в боевой обстановке владел правом применения тактического ядерного оружия. Недаром на должность командира дивизии не назначал, а только предлагал кандидатуру
Министр Обороны, а решение принималось окончательное
Военным Отделом ЦК КПСС.
Чётко и организованно работали военкоматы. Прибывали
вызванные по тревоге именно в специально назначенные военкомом места. Туда подавались машины и автобусы из народного хозяйства. На каждом табличка с указанием войсковой части. Ведь у полков свои районы сбора по тревоге, и
людей надо было доставить точно в свой полк, в батальон,
роту, взвод и даже отделение в которое данный призывник
записан.
Да что там посторонний! Когда я смотрел из окна автобуса на тот хаос, что царил на заливном лугу, представить себе
не мог, как привести его в какой-то порядок. Ведь в машинах
сидели не военные – там сидели гражданские люди, давно
отвыкшие от строя, среди них были и дисциплинированные
в прошлом солдаты, и сержанты и разгильдяи, нарушители
воинской дисциплины, а в последующем и добропорядочные
граждане и не совсем добропорядочные – всякие.
И вот передо мной замерла часть той толпы, которую наблюдал со взгорка, и постепенно под моими командами эта
толпа превращалась в строй.
21
И вот уже выстроились в маленькую шеренгу командиры
первых взводов. Я объявил:
– До прибытия ротных командиров командовать предстоит вам! Направить старшин рот к начальнику вещевой службы полка. Он укажет порядок получения обмундирования.
На переодевания дано три часа. Затем обед и получение оружия. Личный состав пока не распускать…
Подошёл капитан, какой-то щуплый, неказистый, в старом,
помятом, но видно своём, оставшемся от прежней службы
обмундировании. Остановился, наблюдая за происходящим.
– Вы кто, товарищ капитан? – спросил я.
– Вот. Призван. Сказали, что буду начальником штаба
третьего батальона, – и с опозданием представился.
– Наконец-то есть кому сдать батальон. Ну что, принимайте командование?
– Нет-нет, ни в коем рази, – замахал руками капитан. –
мне сказали помогать вам. А вы командуйте, так комполка
велел.
– Вы уволились в запас с какой должности?
– С начштаба… В такой же вот кадрированной дивизии
служил.
– А почему капитан?
Спросил не случайно. Должность то начальника штаба
майорская.
– Так вышло…
– Понятно, – не стал уточнять. – Тогда вот что… выясните, где и когда будет обед.
Нужно было дать хоть какое-то задание, хотя бы неконкретное, но главное – озадачить, чтоб под ногами не путался.
Наконец, началось получение обмундирования. Я, в полевой форме, перетянутый ремнями, с командирской сумкой
через плечо, ходил между палатками, проверял, как идут
дела, следил за подгонкой полевой формы.
Неожиданно подбежал замполит.
22
– Товарищ лейтенант, там за палатками… Машины…
К этому времени отпустили автотранспорт призванный и
для проверки боеготовности, и для транспортировки людей
в район сбора. И вот один бортовой автомобиль подкатил
с тылу к большой палатке и в него кто-то стал забрасывать
тюки шинели и связки сапог.
Я выскочил из-за угла палатки и гаркнул:
– Стой, прекратить!
Но водитель тут же надавил на газ, и машина помчалась
к лесной дороге, по которой приехали сюда офицеры на автобусе.
Номер, нужно запомнить номер…
Но борт был предусмотрительно завешен одеялом, а стандартный номерной знак уже не был различим в поднятой автомобилем пыли.
Я вошёл в палатку. Там продолжалась выдача обмундирования, которое доставал старшина сверхсрочной службы из
таких же вот тюков, которые кто-то забрасывал в машину.
Тюков было много. Судя по всему, особый учёт обмундирования никто не вёл.
Старшину я не знал. Видел, конечно, мельком прежде.
Спросил:
– Кто же это в машину тюки с сапогами и шинелями забрасывал?
– Какие тюки? Что вы, товарищ лейтенант? Может на какую другую точку что отправляли. Но я не в курсе. Извините,
у меня дел выше крыше. Велено быстро переодеть народ.
Я вышел из палатки и решил постоять с тыльной стороны,
чтобы понаблюдать за происходящим. Наверняка ведь и другие попытки будут воровства. Замполит сказал:
– Да в курсе он. Глазки то забегали, испугался.
– Видел. Но чтобы поймать, надо остановить выдачу формы одежды, начать проверку, и тем самым сорвать сроки
переодевания. Не уверен, что удастся доказать воровство, а
23
вот в том, что срыв переодевания повесят, уверен. Да и время, время, время. Вон посредники с секундомерами всюду
ходят.
В это время к одной из палаток подошла бортовая машины. Водитель высунулся, даже посигналил, но, заметив меня,
тут же умчался прочь.
Что было делать? Попросил найти капитана, поскольку
был в настоящем хоть и потрепанном офицерском обмундировании.
Тот подошёл. Вкратце пояснил задачу. В палатке, где выдавали всякие принадлежности, получить красные повязки
– любые, какие есть в наличии, взять нескольких дюжих ребят, из тех, кто уже переоделся, и нести службу с тыльной
стороны палаток.
В норматив с переодеванием не укладывались, а это привело к тому, что оружие подвезли и выдали ротам, когда уже
стемнело.
Это было не очень здорово. Ведь уже и списки готовы.
Осталось только выдать каждому автомат, пулемёт или гранатомёт, дать расписаться в ведомости, после чего ответственность ложилась на того, кто оружие получил. Но как
тут выдавать в темноте.
Получалось, что подпись пришлось поставить за всё
оружие, предназначенное 7 роте, мне самому, а за то, что
поступило в 8-ю и 9-ю роты, командирам первых взводом
этих рот.
А впереди ночь. А оружие не шутка!..
24
Спать на ящиках с оружием!
Я указал места ночного отдыха ротам. Никаких тактических нормативов соблюдать нужды не было, ведь роты даже
не вооружены. Временно исполняющим обязанности командиров 8 и 9 рот объявил:
– Себе место отдыха выберите в центре расположения
рот. Установите ящики с оружием. Спать вы, замполит и
командиры взводов будете на ящиках, но кроме того, назначьте суточный наряд. Не забыли, что это такое? Нет?
Хорошо… Один дневальный должен совершать обход расположения роты, второй безотлучно находиться возле ящиков с оружием.
Эту ночь, первую ночь развёртывания дивизии я, как и
командиры взводов, спал на ящиках с оружием. Прилёг на
шинель и укрылся шинелью. Палаток не ставили – не успели
получить палатки. А может просто выдача их здесь, в районе
сбора, и не планировалась. Солдаты, что посноровистее, тут
же наломали себе еловых и сосновых веток, да и устроили
более или менее удобные ложа. Те, кто менее расторопны, да
и служили срочную, по всей видимости, в более комфортных
условиях, устраивались кто как придётся.
Утром всё это пока ещё партизанское, как давно уже прозвали вот такой приписной состав, незаслуженно обижая настоящих партизан, войско представляло из себя более чем
печальный вид.
Я прошёл по взводам. Некоторые ещё спали, некоторые
поднимались, тараща глаза и постепенно сознавая, где они и
что с ними произошло накануне. Скомандовал:
– Рота, подъём! Старшина роты, построить личный состав
на поляне.
Старшина, в реальном старшинском звании и уже со старшинскими погонами на плечах, гаркнул:
25
– Есть! – и выйдя на поляну, скомандовал: – Рота, в две
шеренги становись.
Угрюмое войско, не спеша, потянулось на поляну, кутаясь
в шинели. Многие именно кутались в них, не одевая полностью.
Я специально, не прерывая, выслушал доклад старшины,
чтобы ещё раз напомнить, что находятся мои подчинённые в
армии. Объявил:
– Шинели снять. Аккуратно сложить перед собой и запомнить место.
Уточнил, понимая, что наверняка не каждый догадался подписать шинель, а без подписи попробуй, найди свою
средь совершенно одинаковых новеньких.
Нехотя, с очень осторожным, тихим, себе под нос, ворчанием, все выполнили команду. Ну а дальше приказал:
– Пять шагов вперёд, шагом, марш.
Намеренно увёл строй от шинелей, чтобы подать команду
построиться повзводно, в колонну по три. Никто пока не понимал моей задумки, но выполняли исправно. Сам сомневался, построятся ли, ведь ни одного занятия по строевой подготовке не было. Построились. Сработала память солдатская.
Построились на удивление правильно. Всё как положено,
впереди сержанты, за ними отделения.
И тут, наверное, огорошил всех:
– Заместитель по политчасти, остаётесь при оружии. Рота,
за мной, на утреннюю физическую зарядку бегом марш.
Не забыл и о батальоне. Направил посыльных к тем, кто
временно командовал 8-й и 9-й ротами, не слишком надеясь,
что смогут вывести людей на зарядку.
Повёл роту на заливной луг. Начали движение с ворчанием. Пробежка началась кисло, но постепенно согрелись в
беге, повеселели, а упражнения на лугу делали уже если и не
с удовольствием, но резво.
26
После зарядки подвёл к берегу, чтобы могли умыться речной водой. Ну и назад, в расположение. А на лугу уже хоть и
с опозданием, но занимались 8-я и 9-я роты.
Молодцы командиры. Справились. В других-то батальонах никто провести зарядку не догадался.
На взгорке показался газик командира полка. Дымов вышел и с интересом смотрел на приближавшийся к нему строй
роты.
Я перевёл роту с бега на шаг и выйдя вперёд, скомандовал:
– Смирно, равнение на лево!
И снова порадовался. Навыки у партизан не утрачены. Уж
как могли по полевой пыльной дороге, но на шаг строевой
перешли.
– Здравствуйте товарищи! – зычно прокричал командир
полка.
Ответили не очень стройно, но ответили, как положено,
под левую ногу.
Не зря пройдена срочная в армии… не утрачены навыки.
– Откуда роту ведёте? – спросил Дымов.
– С утренней физической зарядки, а то утром совсем раскисли после ночевки в лесу. А вот теперь зарядились и в солдат превратились!
– Так держать! – сказал Дымов, тоже заметно повеселев.
А за ротой седьмой ротой уже следовали восьмая и девятая.
– Весь батальон вывел? – ещё более удивился Дымов.
– Так точно!
– Хвалю, хвалю…
Я вспомнил, как накануне в самый разгар переодевания
личного состава, комполка промчался мимо на своем газике,
и, приоткрыв дверь, не останавливая машины, отчитал меня
за что-то. Я даже и не понял за что. А потому ждал, что вот
сейчас Дымов укажет на какую-то промашку. Но тот даже и
27
не вспомнил. Таков он был командир полка. Если и пожурит
за что-то, даже накричит, после и не вспомнит. Вроде как
уже наказан проштрафившийся.
После завтрака выдали наконец оружие каждому под роспись в ведомостях. Ведомости всех трёх рот, миномётной
батареи, взвода связи я сам отнёс в штаб полка и помощник
начальника штаба при мне убрал их в сейф. Документ, связанный с оружием, являлся особо важным.
28
В Путиловские лагеря
Новый день столь же насыщен, как и самый первый в
поле, в лесу. Я не задумывался над происходящим, работал,
работал, как подсказывала обстановка. С командирами рот
наверняка загодя проводились в полку занятия, наверняка
все проработали до мельчайших подробностей, но я то был
взводным, а потому на занятия такие не привлекали. Предполагалось, что так и буду действовать под командованием
командира 1 роты, 1 батальона, в задачу которого только и
входит что приём незначительного пополнения для доведения роты до штатной численности. Впереди пойма какой-то
реки, видимо, притока Волги. А вот какой? Разве без карты
определишь? Да и не надо.
Уж так всё сложилось. Ротным стал неожиданно, но назначили временно. Впрочем, и раньше приходилось за командира роты оставаться, но это ж разве что на день, а то и
вовсе на вечер. А тут на целый месяц. Ну а там, что будет,
после окончания сборов? Об этом я не думал.
Ротный! Командир роты! А что, приятно… Уже не Ванькавзводный. Первое выдвижение? Хотя какое там выдвижение,
всё временно. И всё же первый опыт, когда в твоём подчинении не два-три десятка солдат и три-четыре сержанта – как
раз был переход на новые штаты, а потому где-то ещё во
взводах было по штату 22 человека (три отделения по семь и
командир взвода), когда командир первого отделения одновременно являлся и заместителем командира взвода, не 76
человек в роте, а во взводе 30 и в роте 100!
Собственно, я уже и так перестал понимать, кем был в
этой кадрированной дивизии. Рота сокращённого состава,
причём одна единственная в полку, а остальные представлены единственно ротным командиром. Во взводе народу раз
29
два и обчёлся. Но я – кремлёвец – почти постоянно проводил
занятие со всей ротой, едва превышающей взвод.
Утром построение полка – самое первое построение.
Собственно, развёртывание было проверкой боеготовности. Учения проводить рано. Надо сколотить подразделения,
провести учебные занятия, стрельбы, словом, подготовить к
такому важному мероприятию. На построении полка впервые ощутил, что значит быть ротным, а не взводным. Сто
человек. В подчинении сто человек, в том числе четыре офицера, четырнадцать сержантов – это вместе со старшиной и
командиром пулемётного отделения.
Автоматы Калашникова модернизированные – АКМ
– новенькие, ручные пулемёты – РПК – тоже. В каждом
взводе, кроме того, по три гранатомёта, а в роте – целое пулемётное отделение, в котором на вооружении два ротных
пулемёта – ПК.
Строевой смотр. Пока это смотр не для солдат, а скорее
для вещевой службы и службы оружейников. Как переодели,
как подогнали обмундирование, как вооружили.
– Ну что нравится командовать ротой? – с улыбкой спросил Дымов, слегка коснувшись плеча. – а ты чуть было в пээнша не затесался. Штаны протирать, воюя с бумагами.
Был такой момент, да ведь не от меня это исходило. Зимой, перед самым Новым годом подошёл срок увольняться
в запас помощнику начальника штаба полка, пожилому уже
капитану. Так ведь капитаном и ушёл – что делать, должность была капитанской.
А командир полка как раз отъехал куда-то на непродолжительное время – что-то типа сборов было.
Начальник штаба подполковник Ковалёв тут же воспользовался ситуацией. Он уже заметил, что я – офицер образованный, грамотный. Ну а начальнику штаба полка что важно
– чтобы и заместители его – зээнша – и помощник начальни-
30
ка штаба полка были добросовестными, дисциплинированными, исполнительными.
Конечно, начальник штаба полка является и заместителем командира полка. Правда в развёрнутых дивизиях есть
и штатные заместители, но и начальник штаба – тоже заместитель.
– Ну что, лейтенант Шахмагонов, пора вам выдвигаться
на вышестоящую должность. Предлагаю назначить вас помощником начальника штаба полка. Как смотрите на это?
Странный вопрос? Армия же: приказал и всё тут. Но дело
в том, что заместитель начальника штаба – это несколько
другая епархия. Если там со взвода на взвод перебросить,
на роту выдвинуть – это одно. Но сменить военно-учётную
специальность? Стать фактически, как говорят в обиходе, кадровиком, это совсем другое. Тут всё-таки согласие нужно.
Ковалёв уговорил, обрисовав перспективу – сначала пээнша, затем зээнша, а затем и начальник штаба. Он, мягко говоря, преувеличивал. Не было случая, чтобы помощник начальника штаба становился заместителем начальника штаба,
а уж тем более добирался до должности начальника штаба. В
Советской Армии начальник штаба – должность и штабная,
и строевая. Комбата могут назначить начальником штаба
полка, а вот заместителя начальника штаба – уже реже. Всётаки эта должность совсем далека от командной и считается,
что, посидев на ней, офицер до некоторой степени утрачивает свои командирские навыки. А ведь из начальников штабов
полков прямой путь и в командиры полков, а оттуда, скажем,
в начальники штаба дивизии.
Согласился. В самый последний день старого года дела
принял, и впервые вздохнул спокойно. Вечерком дверь на
ключ закрыл, опечатал, сдал кабинет под охрану дежурному
по штабу и спокойно домой, в Москву, Новый год встречать.
Тем более там два дня выпадало в том году. Ну а в своей первой роте непременно бы в один из дней в наряд угодил.
31
Капитанская должность! И это через год и четыре месяца
после выпуска?! Совсем неплохо.
3 января прибыл в полк как белый человек, к разводу. Развод проводился в тот день небольшой, прямо в казарме.
Пока ждали командира полка, тихонько переговаривались,
поздравляли друг друга с наступившим Новым годом
– Ну..., нашего полку прибыло, – балагурили офицеры, похлопывая меня по плечу.
А кто-то уже и с просьбами стал обращаться – какие-то
справки, приказы и прочие, и прочие, пока ещё малознакомые дела.
– Полк! – Зычным голосом рявкнул Ковалёв. – Равняйсь,
смирно! Равнение на-а-а, – пауза и чётко: – лево!
Чёткий поворот и строевым шагом навстречу командиру
полка, показавшемуся в дверях.
Подполковник Дымов вошёл, как всегда стремительно, он
был порывист, но собран, выдержан.
А Ковалёв уже остановился в трёх шагах от него и доложил:
– Товарищ гвардии подполковник! Четыреста двадцатый
гвардейский Севастопольский мотострелковый полк для развода на учебные занятия построен. Начальник штаба полка
подполковник Ковалёв.
Дымов снял перчатки, протянул руку Ковалёву, повернулся лицом к строю и произнёс:
– Здравствуйте товарищи гвардейцы!
– Здра… жлам товарищ гвар подпл-ник! – проглатывая некоторые слоги, громогласно ответил полк и ответ ещё усилился стенами помещения – на улице, на плацу, такие ответы
звучат потише – разлетаются звуки на воле во все стороны.
Дымов прошёл к управлению полка, которое стояло на
правом фланге, чтобы с него начать короткий обход небольшого строя полка сокращённого состава.
32
Он ещё не достиг самого правого фланга, когда заметил
меня. Повернулся к Ковалёву и спросил:
– А почему лейтенант Шахмагонов в строю управления?
– Ну у нас же уволился помощник начштаба. Тридцать
первого дела сдал. Ну я и приказал ему дела принять…
Ковалёв понял, что промахнулся, что Дымову не понравилось такое назначение, а потому сказал обтекаемо – приказал
принять, а не назначил…
– Строевого командира, выпускника Московского ВОКУ и
бумажки перебирать?! – перед строем большего не скажешь,
перед строем даже замечание командирам при их подчинённых делать нельзя. А в строю ведь были все подчинёнными
не только Дымова, но и Ковалёва.
Дымов сдержал своё раздражение и резко бросил:
– Лейтенант Шахмагонов, займите своё место в строю
роты! – вышел на середину строя и начал постановку задач
на день.
Я отвлёкся на эти воспоминания не случайно. Если бы назначили тогда на должность помощника начальника штаба
полка официально, не было бы и сборов стрелковой команды, не было бы и назначения командовать ротой на учениях.
Не подумал и ещё об одном – не подумал, потому что просто не знал. Назначение на капитанскую должность делало
бы весьма сложным перевод на должность корреспондентаорганизатора. Ведь там-то категория старший лейтенант. А
с понижением переводят в наказание, да ещё такое, которое
идёт вслед за предупреждением о неполном служебном соответствии.
Вот так, за очень короткое время – даже не за год, а, пожалуй, за неполных полгода я трижды мог свернуть со своего
главного пути – с пути в литературу, хотя и не сознавал тогда
в полной мере, что именно этот путь для меня главный.
Удержался на главной линии, на главном жизненном
маршруте!
33
И вот хоть и временно, но назначен командиром роты. Я
не задумывался, чем завершится это временное назначение.
Пока надо было показать себя. Показать себя? Нет и об этом
он тоже не думал. Мысли были более просты и приземлёнными. Привести в порядок роту, сделать боевое подразделение из толпы, ибо пока это было просто толпа.
А между тем прозвучала команда:
– В походную колонну, повзводно, в направлении Путиловских лагерей шагом… марш!
Повзводно, в колонну по три. Обычный строй. Шли лесной дорогой. Шли пешим порядком, потому что, во-первых,
одновременно и маршевая подготовка, и, во-вторых, теперь
уже часть машин была отпущена назад, в народное хозяйство. И так, небось, город парализован изъятием такой массы
автотранспорта. Конечно, определённое количество грузовых машин осталось. Ведь и нужды такого большого числа
людей надо как-то обеспечивать, да ведь и крупные учения
впереди!
Дивизия мотострелковая! Но бронетранспортёров маловато. Слышал, что в случае войны, будут присланы с баз хранения бронетранспортёры. А пока только танков в дивизии
по штату, да и в танковых подразделениях народу побольше,
ведь их и на хранении длительном обслуживать надо.
Да, всё не так как в развёрнутом соединении. Впрочем, не
так уж часто в войсках доводилось бывать. А вот стажировка
запомнилась хорошо. И учения во время стажировки запомнились. Правда нас, курсантов, тут же и сняли – нужно было
возвращаться в училище, чтобы сдать оставшиеся экзамены
и отправиться в отпуск.
В Путиловские лагеря вошли с песней. И ведь пели совсем
неплохо. Постепенно строй приобретал очертания настоящего, армейского. Правда сами по себе лагеря пока мало походили на место, где можно жить и учиться. За зиму многое
разрушилось, обветшало. Параллельно волжскому берегу,
правда в лесу, на приличном от него расстоянии, бесконеч-
34
ные ряды палаточных гнёзд. Точнее, три ряда. Ну как раз,
три палатки – взвод. Первое отделение у передней линейки,
остальные за ним. Три таких вот ряда – рота. Ну и так далее.
Командира батальона приметил издали. Он стоял у самого
начала палаточного городка.
«Ну вот, наконец-то, – вздохнул с облегчением, – а то в
своей то роте дел полно, а тут ещё за две отвечай».
Подал команду:
– Батальон смирно, равнение направо.
– Вольно, – махнул рукой подполковник и прибавил: –
Остановите батальон.
Короткая постановка задач. Да ведь задачи и так ясны и
понятны. Быстро оборудовать палаточный городок. На всём
протяжении лагерного сбора к этому уже приступили полки
и другие подразделения дивизии. Ряд палаток протянулся на
километры.
Быстро получали палатки, шанцевый инструмент. Старшины рот выдавали одеяла, постельное бельё. Оборудование
палаточного городка батальона шло споро, ведь все призванные на сборы прошли срочную, да жизненный опыт чегото стоил. Это не мальцы-юнцы, для которых оборудование
лагеря в большей степени учёба, нежели работа. Взрослые
люди, которые были призваны на сборы, быстро справились
со всеми задачами – работа кипела в руках.
К исходу дня палаточный городок стал уже преврвщаться
в нечто похожее на воинское размещение, превратился в настоящий войсковой лагерь, с аккуратно поставленными палатками, с посыпанной свежим песочком передней линейкой.
Я не переставал удивляться. Да, солдаты срочной службы
подобной сноровки не имели. Вот и первая вечерняя поверка. Вышел перед ротой:
– Благодарю за отличную работу по оборудованию лагеря!
Кто закричал ура, кто спасибо, но большинство:
– Служим Советскому Союзу!
И началась учёба.
35
«Да я в-вашу р-родину…»
Дивизия вся на лагерном сборе. А как же караульная
служба? Ну склады дивизионные проще обеспечить. Там
всего несколько караулов, каждый на два поста. А вот гарнизонный?! Караул большой, почти взвод заступать должен.
А где его взять взвод-то? Все солдаты срочной службы при
деле. Ведь много таких дел на сборах, которые не доверишь
партизанам.
А вот гарнизонный караул пришлось доверить. Не сразу,
конечно… Как-то некоторое время выкручивались. В городе
ведь есть и другие войсковые части, но они невелики. Ну и
через некоторое время всё-таки было принято решение направить в гарнизонный караул взвод 420-го гвардейского мотострелкового полка. С кого-то надо начинать. Вот и начали
с передового полка. А в полку… В полку выбор Дымова пал
на мою роту.
Решение было принято столь внезапно, что я едва успел
провести занятия по караульной подготовке и инструктаж
тех, кого с помощью замполита и командиров взводов выбрал для выполнения столь ответственного задания.
В суете не успел только одного – получить своё штатное
оружие, свой «ПМ». Так и выехал в Калинин в гарнизонную
комендатуру с пустой кобурой. Это особо не беспокоило.
Что уж такое может в городе произойти? Караул то вооружён как положено – у каждого караульного, у разводящих
и у помощника начальника караула автоматы АКМ с двумя
магазинами патронов.
Поначалу всё шло в штатном режиме. Прибыли. Приняли
караул. Зашёл к коменданту города подполковнику Пиекалнису для доклада. Тот встал из-за стола, доклад выслушал,
но даже виду не подал, что мы с ним знакомы, что совсем
недавно вместе готовились к стрелковым соревнованиям.
36
Караульная служба – дело более чем привычное. Целый
год в бригаде охраны прослужил. Да и в дивизии всю зиму
в караулы ходил, называя их смешными караулами. В бригаде в караул заступало полтора взвода. Тогда начальником
шёл офицер. А вот в караулы где два поста назначали начальниками сержантов. А здесь непременно чтоб офицер. И
на химсклад, и на склад ГСМ, и на артсклад, тот, что по пути
на полигон.
При комендатуре, естественно, гауптвахта. В дни сборов
она полна полнёхонька. Шутка ли, почти пятнадцать тысяч
подняли по тревоге и в лес увезли. А среди них то всякие.
Многим дисциплина так – бесплатное приложение. Самовольщиков оказалось немало. Патрули забирали их на улице,
привозили в комендатуру, где гулёны оказывались в камерах
до прибытия за ними представителей полков и отдельных
подразделений.
Начальнику караула отдых положен утром с 9 до 13 часов.
Всю ночь – бодрствование. Но это нормально, когда перед
разводом караулов отдых даётся. В бригаде охраны даже
специальная комната была, где офицеры, заступающие начальниками караулов, могли поспать пару часов.
А здесь и так работа на пределе, да и в караул словно по
тревоге. Правда личному составу караула отдых всё-таки
предоставили. Нельзя иначе. Случись что, ну там сон на посту или происшествие какое, у прокурора первый вопрос:
был ли предоставлен отдых.
Ну что ж, со сном бороться не так уж и легко, особенно
летом, когда и ночью прохлада не наступает. Но всё отработано. В бригаде какая была опасность? Проверка дежурного
коменданта. Но дежурный комендант не мог появиться внезапно. Проходит на объект и сразу сообщение от часового:
– Прошёл дежурный комендант.
Тут всё продумано. Зимой шапку на стол, а в стол – мокрое полотенце. Положил голову на шапку, посадил побли-
37
же за стол, что стоял перпендикулярно к столу начальника
караула, разводящего бодрствующей смены, что б сигнал
какой не прозевать. Ну и спи себя спокойно, хотя бы часок
– полтора. Ведь каждые два часа отправка очередной смены,
инструктаж, контроль за получением оружия и заряжанием
его. В Москве у большей части часовых – пистолеты ПМ.
Доложили, что прошёл дежурный комендант, сразу мокрым полотенцем лицо обтёр, и свеж как огурчик. Шапку на
голову и готов к докладу. Летом конечно в этом плане хуже,
не брать же в комнату начальника караула подушку. Так что
приходилось голову на руки положить и так дремать.
Положено – не положено. Это другой вопрос. Ведь те самые часы с 9 до 13.00 самые боевые и очень редко удавалось
начальнику караула поспать в положенное время. Нарушение дисциплины? Ну так что ж, офицеры, бывает, тоже дисциплину нарушают, правда, всё-таки в большинстве случаев
в разумных пределах.
После полуночи проверил посты. Посмотрел порядок на
гауптвахте. Там нёс службу рядовой лет тридцати пяти, тихий, скромный такой мужичек.
Вернулся в караульное. Попробовал читать – не читается,
да и читать то нечего. Только газеты теперь уже вчерашние.
Полистал журналы. Ну и решил вздремнуть до отправки очередной смены. Всё как обычно – мокрое полотенце в стол.
Голову на руки…
И вдруг…
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, – встревоженный голос разводящего. – Там, на посту… На гауптвахте…
– Что такое, что случилось?
– Там, на гауптвахте…
Разводящий как-то мялся, видно не зная, как правильно
доложить.
– Там у часового автомат отняли…
38
– Как так?! – я вскочил, освежил лицо мокрым полотенцем и бегом на гауптвахту.
Не подумал, не оценил заранее обстановку. Так и ворвался с пылу с жару. А там здоровяк, весь в татуировках, да с
автоматом в руках. А часовой из приписного состава, этакий
какой-то мягкий и скромный мужичок, в сторонке, скрючившись на полу сидит. Ударил его, видно, здоровяк.
Громила повернулся на шум открываемой двери и автомат вскинул.
Да, дела... потянулся было к кобуре, да она пустая. Но здоровяк заметил и гаркнул:
– Стоять. Руки по швам! – и затвор передёрнул, заслав патрон в патронник.
– Положите оружие, рядовой…
– Ха-ха! Держи карман шире… Взяли. В камеру запихнули. Не на того напали…
Это так, печатно. А на самом деле сдабривал он свою речь
очень разнообразным площадным языком, ну тем, что Лоне
Дона, то бишь в Наглии придумали отморозки, на острова
в древнейшие времена отправленные на вечную отсидку.
Этакие Робинзоны, в отличие от настоящего Робинзона, совершенные отморозки, ну такие как всякие там нынешние
Джонсоны, Макаронсоны, да бидоны. Точная копия этого уродливого громилы. Вообще время наше даёт богатые
возможности рисовать своих героев. Скажи, что бандюга
был похож на чучело, которое ныне в Германии правит, а
проститутка-мошенница – точь-в-точь укр-сало фон дер блин
и всем будет понятно, о ком речь в произведении.
Но это всё нелирические отступления. А в тот момент я
попал в труднейшее положение. Поспешил, слишком уверенно вошёл в помещение. И вот оказался на мушке у пьяного бандюги.
А у бандюги, с отвратительной физиономией западноевропейца тех лет – теперь-то у них рожи бабьи – появилось
желание поговорить.
39
Я повторил приказ:
– Рядовой… не знаю вашей фамилии. Положите оружие.
– Рядовой? Да я этой вашей родине не присягал и видел я
её… с тюремных нар, где небо в клеточку.
От этих слов гневом наполнилось всё моё существо. Нормальный человек в нормальный советский период просто
представить себе не мог, что такие эпитеты можно адресовать Родине. Но это нормальный человек, а здесь был не нормальный человек, был нелюдь.
Я понимал, что, если дам слабинку, всё – он на мушке продержит, сколько захочет, а если шаг в сторону, и очередь может дать из автомата.
Сказал резко, твёрдо:
– Да тебя за такие слова о Родине прикажу расстрелять.
И никто мне слово не скажет, даже наградят… Приказов не
знаешь?
И, обернувшись:
– Смена, ко мне, заряжай!
Громила на какие-то секунды оторопел, отвлёкся от часового, который стоял рядом безоружный. Смену не увидел,
но поверил. Подумал видно, что даже если убьёт начальника
караула, его же уложат другие. Может и протрезвел немного
от моих слов. Даже протянул:
– Да ты права не… права не…
Наверное, хотел сказать, мол, права не имеешь…
– Смирно! – гаркнул я.
Он вытаращил глаза, даже чуточку подобрался – команда «смирно» испокон веков мистически действует в России.
Начальник караула поручик Марин 11 марта 1801 года продержал в строю весь караул по команде «Смирно», когда заметил, что солдаты, почуяв неладное, хотели идти спасать
Императора Павла Петровича. Об этом говорили, похваливая поручика, поскольку убийства царей, увы, порой за благо
почитали.
40
И тут тщедушный часовой, на котором рано крест поставил, рванулся вперёд и выхватил у верзилы автомат. Я перехватил автомат, навёл его на верзилу и приказал:
– Марш в первую камеру!..
Он зашёл в камеру, и я приказал плеснуть на пол ведёрко воды. И до утра утроил ему режим наибольшего благоприятствования для отрезвления. Чтобы он там ни орал, как
бы ни пугал часовых, а потом умолял, как бы ни просил
часовых выпустить хотя бы погреться, никто не решился
сделать этого.
Утром верзила был трезв как стёклышко. Разрешил выпустить его погреться.
Всё обошлось нормально. Комендантом ведь был подполковник Пиекалнис, кстати, прибалт, но из наших.
Пиекалнис к сообщению о буйстве задержанного отнёсся
спокойно. Велел написать рапорт о происшествии и сказал
лишь, что вызовет следователя из военной прокуратуры.
– Тюрьмой хвастал? Так мы ему это устроим…
Пиекалнис был строг, требователен до жёсткости. Он родом из Прибалтики и наверняка слышал о тамошних порядках на гауптвахтах. И, думаю, в душе одобрял. К тому же
ведь помогло. Обошлось без серьёзных последствий.
Рассказывали, к примеру, что в некоторых гарнизонах
Прибалтийского военного округа заносили утром в камеру
гауптвахты, где сидело шесть человек, пять лопат. По команде все кидались к лопатам, ну а тому, кому не хватило этого
рабочего инструмента, добавляли ещё пару-тройку суток за
плохое рвение к работе. Может, конечно, выдумывали, но
всё бывало в некоторых гарнизонах. Но подобные рассказы
постоянно гуляли у нас. И все говорили, мол, вот так и надо
с разгильдяями.
Больше никаких происшествий не было и караул под вечер следующего дня вернулся на полигон.
41
Удар по чувствам…
Наутро после суток в карауле снова боевая учёба. На
этот раз на войсковом стрельбище. Выполнение очередного
упражнения учебных стрельб из автомата Калашникова.
Привёл роту к командной вышке, распределил взводы по
учебным точкам. Первый взвод подготовил к началу учебных стрельб.
Первые неприятные ощущения в левом плече почувствовал в самом начале занятий. Боли усиливались, немела рука.
Что такое? Прежде подобного не бывало. А тут даже в глазах
помутилось от незнакомой ломоты и боли. Попытался как-то
противодействовать силой воли, а тут доложили:
– Товарищ лейтенант, «газик», верно начальство пожаловало!
Действительно, автомобиль остановился возле вышки и
из него вышел коренастый, широкоплечий полковник. Это
был заместитель командира дивизии Цирипиди.
Я подал команду и подошёл с докладом:
– Товарищ полковник, седьмая мотострелковая рота занимается подготовкой к выполнению первого упражнения
учебных стрельб. Командир роты…
И тут так потемнело в глазах, что едва смог произнести
свою фамилию.
Цирипиди сразу заметил неладное:
– Что с тобой, кремлёвец…
Он, встречая меня, всегда звал кремлёвцем, отдавая должное той величайшей школе, которую я прошёл.
– Н-не могу понять… Ломит…
– А ну быстро в машину, – и, повернувшись к майору, который прибыл с ним, приказал, – Займись-ка пока ротой. Чай
не забыл, как занятия проводить.
Водителю коротко бросил:
42
– Быстро, на полковой медпункт.
Сам проводил к врачам, которые разместились в приспособленном под медицинский пункт строении.
– Посмотрите, что с лейтенантом.
– Мы мигом…
Тут же положили на кушетку, померили давление, послушали сердце.
Цирипиди не уходил, ждал, пока не сказали ему, что ничего страшного нет.
– Вот что, кремлёвец, на стрельбище сегодня не ногой, – и
к врачам: – Переутомление?
– Так точно, товарищ полковник! Вы не волнуйтесь, сына
нашей любимой преподавательницы на ноги поставим!
Только после этого Цирипиди пошёл к машине.
С ребятами из ПМП, тоже призванными на сборы, я познакомился в самом начале. Когда проводился осмотр роты,
поинтересовался, какой институт окончили, и, узнав, что Калининский государственный медицинский, сообщил, что там
преподаёт моя мама. Фамилия то по второму мужу другая
была, ну а как назвал, они сразу заговорили о том, что вспоминают её, как одну из лучших преподавательниц.
– Ну вот и оказался в наших руках! – говорил веселый
врач в белом халате. – Сейчас лечить будем.
Он достал какую-то коробочку, извлёк из неё большую
белую таблетку и сказал:
– Держи! – и с хитринкой посмотрел на своего товарища, – А ну запить дай… Лекарство, лекарство, чего воду то
даёшь!
Я взял таблетку, повертел её в руках. Откуда мне, не ведавшему болячек, знать, что это самый обычный валидол,
который, между прочим не глотать надо, а под язык класть.
Доверчиво потянулся за обычной солдатской кружкой. Глотнул, и глаза на лоб. Чистый спирт…
43
– До дна, до дна! – почти хором потребовали лейтенанты
медслужбы, протягивая вторую кружку, запить.
Выпил до дна, запил водичкой.
– Ну а теперь пошли! – сказал тот, что вёл беседу с Цирипиди. – Где там твои пенаты?
Офицеры батальона, кадровые, размещались в каком-то
павильоне, прибранном, с установленными в рядок обычными солдатскими койками, застеклённом, как обычная
терраса.
– Где твоя койка?
– Да вот она, – указал я, едва ворочая языком, но уже не
из-за боли в плече, и рухнул на неё.
Ощущение было невероятное. Такое впечатление, что
опрокинулся на спину, вверх ногами и полетел в бездну.
Словом, погрузился в сон.
Проснулся, когда уже совсем стемнело. Где-то слышались
голоса старшин роты, читающих на передней линейки списки вечерней поверки.
Сел на кровати. И странно. Ни в одном глазу ни хмеля,
ни сонливости. Как-то всё легко… Подумал: что ж это за
таблетка чудодейственная? Сразу на ноги поставила. Я попрежнему не знал, что принял обычный валидол.
В помещении уже появились офицеры батальона. Они
уже знали о том, что я вышел из строя и участливо интересовались самочувствием, а я всё о чудодейственной таблетке,
которая враз поставила на ноги. Поверили… Откуда было
знать, чем запивал эту таблетку.
Спать не хотелось, но и в роту идти не решился. Хоть и
не в одном глазу, да опасался, что пахнет спиртным. То, что
таблетку спиртом чистым запивал, я, конечно, понял.
А на утро снова развод на занятия. После окончания развода, командир полка объявил:
– Лейтенант Шахмагонов, подойдите ко мне.
И первый вопрос:
44
– Как себя чувствуешь? Мне обо всём доложили…
– Отлично…
– Ну вот что… Знаю, что устал… Шутка ли, один развернул батальон. Приказываю, немедленно выехать домой и
сутки отсыпаться. И что б никаких дел. Понял?
– Так точно, понял.
– После завтра утром быть на разводе на занятия, – и ещё
раз повторил: – Не гулять, а отсыпаться.
– А как же рота? Кроме меня ни одного кадрового…
– Решим. Считай боевой задачей хорошо отдохнуть. Впереди, сам знаешь, самое главное – учения войсковые.
Что ж, приказ есть приказ. Прикинул, на чём до Калинина
добраться, чтоб сесть в поезд и в Москву.
Приказ выспаться – интересный приказ. А ведь действительно усталость накопилась. К тому же всё к одному. Тревоги, волнения…
До Москвы из лагеря путь долгий. Приехал вечером, а
наутро теща безапелляционно заявила:
– Хорошо, что приехал. Завтра жену с дочкой на дачу повезёшь…
Попытался возразить, мол, отпустили-то в порядке исключения, приказано отдохнуть. Резонный ответ:
– А кто жену с дочкой на дачу отвезёт?
Интересно сказано. Отвезёт… На электричке, не на машине. Ну что ж, дал слабину, да и как не дать – сразу ведь все
надуются. Хуже будет. Загрузили детскую коляску вещами,
жена взяла дочку на руки и вперёд. А в дороге всякие препоны. Не на ту платформу пришли на станции и, что б поспеть,
на электричку, бегом по переходному мосту. На ступеньках
коляску чуть не уронил, погнулось что-то. Ну и обида, упрёки. Всё, конечно, пустяки, если в обыденной жизни. А тут…
До дачной станции больше часа езды.
А как назад? Решил ехать на последней электричке, чтобы
с Курского, перейдя на Ленинградский, к первой на Калинин
45
поспеть. Когда уже день стал клониться к вечеру, все, кто был
на даче носом стали клевать. Да только спать пока неловко
было укладываться – ждали, когда, наконец, отправлюсь я в
свой ночной путь. Конечно, для двадцатитрёхлетнего лейтенанта, не ахти уж какие испытания. Но ведь что-то же было
на стрельбище?!
Уходил не столь измотанным физически, сколь удручённым морально. Видел, как все дачники ожили, когда наконец, убрался на свою службу. Так во всяком случае думалось почему-то. Да и путь то не слишком лёгкий, было время
подумать. Когда приехал на Курский метро уже не ходило,
а потому отправился пешком до Ленинградского. Слишком
рано пришёл. Ну и решил ехать на почтово-багажном, в котором продремал у окна. И спать не ляжешь – вагоны общие. К
тому же, не дай бог проспишь. Лишняя морока возвращаться
в столь ранние часы. В Калинине уже первые трамваи пошли. Приехал на Речной. И ещё пару часов сидел в тесном и
душном зале ожидания до отправления столь же душного теплохода «Заря», плоскодонки, недавно пущенной по маршруту Калинин-Старица с остановками где у причалов, а где и
просто по требованию.
Вот тебе и отдохнул. Впрочем, то, что случилось на стрельбище, знать о себе больше не давало. Так что можно было бы
и забыть. Подумаешь, провёл целый день в роте после бессонной ночи. А всё же что-то точило внутри, особенно когда
вспоминал, как ждали все, да и жена, которая за дорогу на
дачу устала, когда же уберусь, наконец.
На следующий день всё же отправили в госпиталь на полковой «буханке» или «мыльнице», как называли санитарный
уазик.
Там уже на всякий случай обследовали более внимательно, даже электрокардиограмму сделали. Всё в полном порядке. Врач, весёлая, задорная дама лет тридцати пяти, осмо-
46
трев, стала шутить, мол, понятно, всё понятно. В лагере? Без
женщин? Понятно… Сердце запротестовало…
Вот так бывает, что и не виноват никто – просто обстоятельства. А срывают эти обстоятельства с тормозов. Ну а
дальше… Дальше то без тормозов всяко может случиться.
Впрочем, конечно, потом, позже. Пока то ведь лагерь, как
точно подметила врач госпиталя, вдали от женской ласки.
47
Конец – делу венец!
Развёртывание дивизии завершилось ученьями, а они, как
водится, строевым смотром. На левом берегу Волги, напротив Путиловских лагерей, на большом и широком заливном
лугу построились полки и отдельные подразделения. Перед
строем трибуна – два Урала, поставленные задними бортами
– борт к борту.
На трибуне высокое начальство – командующий войсками
округа генерал-полковник Евгений Филиппович Ивановский
со свитой проверяющих, первый секретарь обкома, представители других властных структур.
Смотр своеобразный. Внешний вид на нём не проверяли,
опрос личного состава не проводили. Скорее митинг, нежели
смотр. А потом прохождения мимо трибуны. Одно торжественным маршем, второе – с песней.
День солнечный, жаркий. Усталость накопилась – шутка ли, несколько дней спали урывками, сооружали опорные
пункты, отражали атаки «противника», сами ходили в атаки.
Но настроение бодрое. Да и как не радоваться. После смотра
праздничный обед. А затем по плану отправка по домам. Уже
подготовлены автомобили. Ждут у въезда на полигон.
Конечно, командование придирчиво наблюдало за прохождением, возможно, даже выставлялись оценки – для себя,
для того, чтобы определить, чья рота покажет себя лучше.
Прохождение с песней поротно в колонну по восемь.
И вот завершающий акт – вынос Боевого Знамени гвардейской мотострелковой дивизии.
И всё. Точка… Когда красное полотнище с орденскими
лентами и искрящимися на солнце орденами Красного Знамени и Суворова, скрылось из глаз, заместитель командира
дивизии подал команду: «Вольно!», но поняли её как команду: «Разойдись!» и огромная масса солдат на широком за-
48
ливном лугу, сломав строй, превратилась в толпу, устремившуюся к переправе, где был понтонный мост, наведённый
ещё в ходе учений.
Когда мимо пошли толпой солдаты других подразделений, я повернулся лицом к строю своей роты и высоко поднял руку.
– Рота! Внимание! – заговорил громко, поскольку уже
завертели головами в строю: – Учения завершились, но не
завершились сборы, и не распущена ещё наша седьмая гвардейская мотострелковая рота. Толпой вы ещё находитесь,
набродитесь, ведь впереди гражданка, для кого-то уже без
всяких там сборов и призывов. Так давайте же завершим этот
день не как бесформенная толпа зевак, а как воины боевого
подразделения. Дойдём до лагеря строем, с песней и покажем, что есть ещё и здесь, на этом берегу настоящие роты.
Помните! Конец – делу венец. Пусть в вашей памяти останется наша с вами рота не как толпа, а как боевая единица.
Говорил горячо, увлечённо, с жаром, заводил своих солдат,
которые уже завтра-послезавтра не будут моими солдатами,
а сделаются обычными штатскими людьми – кто шофёром,
кто слесарем, кто токарем, кто учителем, кто… словом разбредутся по Калинину и поминай, как звали.
И не дав опомниться, завершил:
– А ну, ребята, покажем всем… Запевалы. Внимание!..
Рота! Смирно! С места с песней шагом марш.
Это было неожиданно и необычно. Среди общего хаоса,
среди спешащей к понтонной переправе толпы вдруг появилось подразделение, рота, которая не рассыпалась, которая
сохранила свой строй.
Я командовал:
– А ну посторонись, толпа. Дай дорогу гвардейской роте.
По мосту идти не в ногу!
Дежурившие на входе на понтон солдаты комендантской
роты, отдали честь и пропустили роту, остановив разрозненную толпу.
49
В строю, когда пошли не в ногу и прекратили песню, послышались радостные, восторженные возгласы.
«Вот мы какие! Вот какие молодцы!»
А когда вышли на противоположный берег, снова взлетела
над строем песня. На полевой дороге я перестроил роту повзводно и каждый взвод, стараясь быть первым, запел свою
песню.
Так и шли до самого лагеря, и никто даже не помышлял
бросить строй.
При работе с коллективами людей, особенно воинскими,
коллективами весьма своеобразными, очень важен настрой.
Стоит уловить изюминку, стоит внедрить добрую идею, вместо идеи разрушительной, и всё пойдёт на лад.
Всё, устали, хватит, по домам! Ну и пошли толпой, в любом же случае идти, ворча на то, что и на понтонный мост
очередь и дороги запружены. И жара, и, и, и….
А тут вдруг молодцеватый воинский строй, сила коллектива, песня, которая усиливает все добрые ощущения. И вот
уже хочется себя показать, подать пример, испытать гордость.
Уже и дорога не в тягость, и жара-то словно отступила,
и песня взбадривает. И быть может уже многим даже отчасти жалко, что уже завтра-послезавтра всего этого не будет,
что останутся в воспоминаниях развертывания, лагерный
сбор, учения. У одних воспоминания о непрерывных тяготах и невзгодах, у других – яркие, гордые. Какими делиться
приятнее? Ворчать и жаловаться, рассказывая о сборах, или
немного даже хвастаться и порядком в роте, и тем, как возвращались со строевого смотра лихо, с удалью
(Полностью опуликована на Литрес и готовится книга в издательстве МИД Осознание