— Церковнославянское «Кущи» — это «шалаши», кукла Лена. Именно во множественном числе. На иврите это слово так и пишется. Отсюда и название праздника — Суккот. То есть «шалаши». А шалаш, кстати — это временное жилище без крыши. И никак иначе, если понимать в религиозном значении этого слова.
— Поняла. Причем именно в религиозном смысле. Именно в таком шалаше хорошо с милым. Особенно если он тебе переводит на карточку «Мир» за то, что ты с ним спишь. Как ты мудро и поступаешь.
— Такие кущи, то есть шалаши, называют «Райскими, кукла Лена.
— Почему «Райскими»?
— Потому что именно так называют место, где испытывают блаженство, любимая. Ну представь себе», кукла Лена: в шалаше лежишь ты. Рядом лежу я, тоже весь из себя неотразимый. Я в полном расцвете сил, и меня любят женщины.
— Какие еще женщины!?
— Да нет там никаких женщин, кукла Лена, ну откуда? В реальности же я заключаю тебя, и только тебя, в свои жаркие объятия.
— Допустим. Ну и? Посмотрим, на что ты способен.
— И нежно шепчу что-то соответствующее моменту. Вот это, к примеру:
Ночь темна, пустыня внемлет Богу.
И звезда с звездою говорит.
— Стихами, значит, уже заговорил, космополит безродный? Ты, я смотрю, не выздоравливаешь.
— Литературный текст всегда должен быть событием, кукла Лена, в культурной жизни. Ты не думай,это я только поэтому.
— Тогда ладно. А причем тут пустыня? Мне то всё равно, но общественность интересуется.
— Пустыня, кукла Лена, потому, что дело происходит в Израиле. А там всюду пустыня. Или ты считаешь, что райские кущи находятся у нас, в Новом Уренгое?
— Ну причем тут Новый Уренгой? Я думала у моей мамы, в деревне под Рузой.
— Нет, кукла Лена, даже в деревне под Рузой я не позволил бы себе положить тебя в шалаше без крыши. Там и осадки случаются, и комары летают. Плюс неуместное в такие романтические мгновения кукареканье и прочая какофония звуков, доносящаяся из расположенного рядом курятника.
— Так петух же, понятное дело! А ты думал — пастушок и его подруга разглядывают амфору, что ли? И я тебе говорю: «Это помпейская бронза, чтоб ты понимал, христопродавец». На что ты мне отвечаешь: «Действительно, эта вещь таит в себе дух старины, кукла Лена».
Нет, дорогой — это курятник. Так что так не получится!
— Именно поэтому пустыня и только пустыня, кукла Лена. Ну представь себе — ты лежишь в шалаше и, не отрываясь, смотришь в темное, усеянное звездами тропическое небо. Ясно при этом понимая, что, на утренней зорьке, пока не жарко, мы встанем и пойдем купаться в море (см. картинку над текстом).
— Дело происходит в Эйлате, что ли? Среди миров, в мерцании, блин. Так бы сразу и сказал. Тогда ладно … считай, что, в ответ, я неожиданно засмущалась и, даже, покраснела.
— А дальше что было? Только рассказывай мне спокойно, без всей этой присущей тебе лихорадочно-тревожной палитры. Как дальше у них там, в райских кущах, всё развивалось? Небось по нарастающей? А тоя тебя не знаю.
— Конечно по нарастающей, кукла Лена. Ведь я тебя люблю.
— Любит он. А мне, между прочим, мама звонила. Говорит, цены у них там, в деревне под Рузой, рвутся вверх, как дикие мустанги. А мустанги, кстати, это кто? Кошки такие?
— Нет, кукла Лена, мустанги — это дикие лошади.
— Не гони. Совсем скатилась к словесному поносу, мировая заулиса. Такое фламенко мне тут развел ... Диких лошадей не бывает. Максимум — необъезженные. Или совсем маленькие, пони называются. Евреи, как известно, все люди бойкие. Но ты же порой такое начинаешь нести ... Это что, на тебя полярная ночь так действует?
Лыбится он. Ладно, давай ужинай, всё уже на столе. Поешь хоть как человек. Да потом райские кущи я тебе устрою, Господи! Лапает он всё меня, лапает …