Сентиментальная проза Глава 25 Конец

Ольга Казакина
               
   
  Вот, собственно, и всё. Осталось выбрать конец истории сообразно характеру и настроению.

                СЧАСТЛИВЫЙ

   Самый невероятный – они жили долго и счастливо и умерли в один день.
               
                НЕ ОЧЕНЬ

   Или не в один, что тоже вариант.

                НЕСЧАСТНЫЙ

   Жили долго, но не были счастливы.

                ВОЗМОЖНЫЙ

   Были счастливы короткое время,  потом долго-долго терпели друг друга, потом разошлись и снова стали счастливы.

                УТОПИЧНЫЙ

   Он прожил много лет.

                ПЕЧАЛЬНЫЙ

   Он не дотянул до зимы. Закончил работу и слег. Саша, как и обещала, не пыталась его спасать, и когда старуха забрала его, ушла следом.

                ВЕРОЯТНЫЙ

   Не ушла, опять-таки, как и обещала. И тут снова множество вариантов.

                ОЧЕВИДНЫЙ

   Осталась одна.

                МИСТИЧЕСКИЙ

   Приняла постриг.

                ЖИЗНЕННЫЙ

   Вышла замуж и родила кучу детей.

                СТЕРВОЗНЫЙ
               
   Мучила до конца своих  дней Сережу Павлова, надежды не отнимая, но!

                БЕЗНАДЕЖНЫЙ

   Нарушила обещание и затаскала Ника по врачам. После очередного визита он шагнул навстречу вздыбившемуся (протечка) паркету. Сбежавшиеся на её крик светила, коих хватило бы на скромных размеров небосвод, бились, спасая даже не его, а собственную репутацию. Тщетно.

                ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННЫЙ

   Горин пережил всех. Стал знаменит и весьма состоятелен. Давал так много интервью, что на живопись практически не оставалось времени. Халтурил. Сад скукожился до размеров фрески, ссохся до листа акварельной бумаги, облетел и был присовокуплен к творческому наследию.

                ЖЕСТОКИЙ

    Препарировали. Нет, сначала, конечно, подключали датчики, изучали и тестировали, а уж потом препарировали.
    
                ЗЛОДЕЙСКИЙ

    Его убили, пытаясь найти другой путь, предприимчивые молодые люди, умеющие делать деньги из воздуха. Пожалели потом конечно, догадавшись, что без него воспользоваться этим путем не получится, но было уже поздно.

                КРИМИНАЛЬНЫЙ

                Внимательный читатель оценит

   Росписей Алексей Петрович не видел, да, в принципе, они его особенно и не интересовали – понравились Лерке и ладно – пусть развлекается, его заинтересовал художник, отказавшийся воплощать в жизнь Леркин каприз. Даже не художник, а сам факт отказа. Умственно отсталым парень не выглядел – должен был понимать, кому отказывает, хотя с творческой этой интеллигенцией никогда ничего нельзя знать наверняка – может и не понимал.  Лерка вполне могла и без его росписей обойтись. Повопила бы денек – другой и все дела, но с другой стороны – в этом краю непуганных идиотов хотелось навести хоть относительный порядок, и именно для порядка парня стоил слегка припугнуть.

   Волки подхватили Ника под руки и посадили в машину с темными стеклами на Невском, когда тот вечером, заперев подвал, возвращался домой.  Никто не выкручивал ему рук и не завязывал глаз, но он довольно скоро перестал понимать, куда, в какую часть города его везут. Машина кружила по каким-то плохо освещенным проездам промзон, то и дело ухая в наполненные грязной водой ямы. Испуга не было – пытать и убивать его наверняка никто не собирался, его хотели попугать. Вчерашний посетитель или один из предыдущих, точно такой же – холеный, вкрадчивый и барственно-наглый объяснял ему порядок устройства мироздания, не зная, что мироздание давно наложило на него свою тяжелую лапу. На всех наложило.
Джип остановился у огромного металлического ангара, Ника впихнули внутрь и заперли за ним дверь.

   В ангаре было темно, но он довольно скоро нашарил рубильник, и пустая металлическая утроба монстра осветилась тусклым светом. Ничего в ней не было, не считая мусора на полу. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы понять – выбраться из китового чрева можно только вскрыв замок, а выбираться надо – сумка с белой пластиковой коробкой осталась у волков. В коробке жило время. Его личное время, по рецепту купленное в аптеке время, посредством шприца перекачиваемое в вену время. Среди мусора на полу он нашел кусок проволоки, не слишком подходящей для его нужд, но ничего другого всё равно не было. Он никогда не открывал замков, не имея ключа, но другой возможности продлить своё время не существовало. Он заставил себя не думать ни о чем другом, кроме устройства замка и после многочасовых неудачных попыток, услышал, наконец, долгожданный щелчок и, где-то через полчаса, ещё один. Он навалился на дверь всем телом, но она не сдвинулась с места – с той стороны в паз был вогнан засов. Он увидел его мысленным взором весь, до последнего заусенца облезшей краски. На засове не болтался замок, он и наброшен-то был небрежно, не до конца, и с той стороны дверь как-бы не была заперта. Только с этой.  До утра никто сюда не придет, да и не хватится его никто до утра – Саша уехала в Москву на пару дней, с Сергеем он попрощался до завтрашнего вечера, Димка грозился пригласить на обед, Кальфа дежурит, а Лариса возвратится в подвал на Невском к одиннадцати. Его время в любом случае закончится раньше. Часа в три ночи, как обычно, на мягких лапах подкрадется к нему боль, которую на сей раз нечем отпугнуть, вцепится в него и будет рвать до тех пор, пока не кончится его и её, как ни странно, время.

   В кармане ветровки был карандаш, а на бетонном полу – сколько угодно бумаги. Он соорудил для себя кресло, поставив друг на друга несколько занозистых паллет, и принялся писать Саше признание в любви. Писал и  рисовал её танцующей на лугу, ртом ловящей снежинки, плетущей венок из осенних листьев.

– Он вскрыл замок! – сказал рано утром один из волков.

  А другой набрал Фрязина.

– Э-э-э, Алексей Петрович, парень-то помер, кажись.

– От чего? От страха?

– Не, он не паниковал, он проволочиной замок вскрыл и ушел бы, да я засов по привычке накинул. Ему с той стороны никак не открыть было.

– Замерз?

– Да не холодно здесь. Сумку мы у него забрали, в ней коробка была с ампулами и шприцами, может диабет или ещё  что.

– Да неважно уже. Вы его точно не били?

– Пальцем не тронули. Как вы сказали – запереть в ангаре и всё, так мы и сделали.

– Отвезите  его туда, где быстро найдут, а то я вас знаю – так упрячете…
 
  Волки были художниками в своем деле. Несколькими часами позже выгуливающий собаку пенсионер нашел Ника в парке, на скамейке. Рядом с ним лежало несколько рисунков карандашом, сумка с выпачканной краской одеждой и белой пластиковой коробкой, полной шприцов и ампул, да кусок тонкой мягкой проволоки. На проволоку, впрочем, никто внимания не обратил.

                ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ
            
   Как-то, в момент тотального безденежья, Сашенька набрала  пластиковый пакет яблок и отнесла к метро. Стоять не пришлось — наливные, золотые, молодильные граждане раскупили в считанные минуты. В следующий раз набрала два пакета. Торговля была так успешна, что вскоре Саша наняла женщину — стоять у метро, а потом её сына — подносить товар. Деньги появились — издательство расплатилось и заключило с Ником ещё один договор, но остановиться уже не было сил. Дело шло и развивалось по своим, независящим от Саши законам.  Деньги надо было вкладывать в деньги, поскольку истратить означало сознаться, а на это тоже не было сил. Оправдывалась перед собой – когда припрет и понадобятся – не надо будет просить и занимать. Увеличению объема продаж – за плодами Сада выстраивались очереди – мешал только Ник, ну и необходимость сохранять тайну. Настояв, чтобы Горин лег в больницу –  не хотел, чувствовал себя вполне – Саша наняла бригаду молдаван. Они весело собирали неубывающие яблоки, вывозили по ночам, чтобы не смущать и без того любопытствующих соседей.  Каждый день сталкиваясь в палате с печальной терпеливой нежностью, готовой всё принять и простить, клялась себе, что, никогда, никогда больше, всех разогнать и баста, и понимала, что не разгонит – не разогнать. Заподозрившего неладное Сергея, не пустила на порог. Чувствовала, что скоро всё закончится, выплывет, сколько не вейся, но чтобы так!

   Горин, которого догрызал черный слизень тоски, воспользовавшись другим путем, шагнул из больничного сквера в разоренный, вытоптанный, покалеченный Сад, где смуглые улыбчивые люди занимались сбором урожая. Не верил.

– Как тебе такой вариант, сказочник?

  Старуха стояла  близко,  ему ничего не стоило схватить  за костлявые плечи и притянуть её  к себе. Отбивалась.        Что ты дела-ешь?        Изо рта у неё пахло плохими зубами, это не имело значения. Всё что угодно, лишь бы не поверить, не успеть поверить. Поцеловал.

  Через полчаса в Саду пошел снег.