Пушкин с грустью смотрел в окно: «Тревожит позднее молчанье ночи тёмной...» Его любимая пора, а из-за темноты не видно, как позолотели берёзки, как от жёлтого до красного расцве'тились клёны... Уличные фонари не передавали всей чудной гаммы осенних оттенков. Сзади кто-то сочувственно тронул за плечо:
- Ааа... Фёдор Иваныч. Чего пугаете?
- Вижу, вы грустите тут, а мне тоже взгрустнулось. Решил составить компанию, вместе погрустим.
- Тоже мыслить и страдать хочется?
- Нет... Мои стихи второклассники не понимают. Не знают они, что такое бодрый серп и праздная борозда... Где уж им красоту уловить? Хрустальный, лучезарный - для них не чудесные эпитеты, а сумрачная тень на разум. И на себя досада от желчи горького сознанья, что нас поток уж не несёт... да на сварливость старческую, кою презирал некогда...
- Не вы один, Фёдор Иваныч... Лев Николаич сетовал, что молодёжь нонешняя не способна на благотворное, возвышающее чувство, читая мысли людей мудрых...
- А Николай Васильевич вчера сказывал, что не читают отроки сотворённое нами, не читают... пересказами пользуются, дабы баллы заработать. А работа ума как же? Он персонаж нового типа для «Мёртвых душ» придумал, да воплотить сию идею затруднительно.
- А пойдёмте-ка, милейший, в конференц-зал, пообщаемся с коллегами, поднимем настроение друг другу.
- Там Лобачевский с Эвклидом спор затеяли, не остановить... Да нынче поздно уже. Пора занимать свои ложи в портретных рамах. Скоро техничка придёт полы протирать.