*рассказ написан на конкурс К2
http://proza.ru/2022/02/16/1804
——
С точки зрения математики, «чудо» - это событие, вероятность которого стремится к «нулю», то есть является бесконечно малой величиной. Но бесконечно малая величина, какой бы малой она ни была, всегда больше «нуля». Иными словами — при условии бесконечности окружающего мира как в пространстве, так и во времени в какой-либо его пространственно-временной точке любое событие свершится с вероятностью, процент которой всегда будет стремиться к сотне. И это — вполне рационально. Иррациональность же, сметанная не рассмотренными страхами, снами и сомнениями, совершенно некстати, почти всегда пытается извлечь дрожь из непонятного, лишь тысячная доля которого отвечает за инстинкт выживания.
- Инопланетянка, есть шанс, что комп выдаст джек-пот, и мы выиграем аукцион? Нам нужен этот билетик!
- Ты вызываешь сильные чувства — грамотно подкатил, да: на половину сгоревший кусочек двухсотлетней бумаги вместо жемчуга, например.
- Или гидроцикла?!
- Или — гидроцикла.
Синева экрана ознаменовала череду перебоев, и Машка прекрасно знала, чем это отзовется. Через несколько секунд в комнате воспарил запах гари, подтвержденный определенного вида щелчком.
- Расчудесно. приехали…
- М-да.., жестоко, конечно. Машка, чем займемся в ожидании небесных скидок в виде выдачи электроэнергии, м?..
...
В полумраке он нашарил спички. Темнота вокруг дрогнула, развесила пару искр и всколыхнулась короткой ослепительной вспышкой. Пригнувшись, он ударился головой об огромный сундук. Приподняв тяжелую крышку, он замер: вот и все, что осталось от гарнитура красного дерева, который он намеренно выискивал по антикварным магазинам старой Вены — аккуратно сложенные доски, перекладины и щепки. Из-под щепок выглядывал резной край старинной фотографии. Он осторожно вытащил её, поднес к огню и, прищурившись, прочитал: «Майер Амшель Ротшильд». Далее шла неразборчивая, на первый взгляд, запись, явно принадлежавшая руке другого человека. Он зажег еще одну спичку и попытался прочесть написанное. Единственное, что он успел разобрать перед тем, как потерять сознание, были адрес — собор Святого Стефана и дата — шестое декабря 1791 год. Те, другие, стояли у ворот усадьбы и смотрели прямо в окно той комнаты, где находились минуту назад.
...
Раненая действительностью Машка ловила звезды в колодце - оттуда несло чувством холода майской ночи, бесконечностью и грозой:
- Пойдем к реке, а то со мной сейчас призрачная болезнь случится. Если идти вокруг, мимо холмов, выйдем к часовне и старому кладбищу.
- Вот ты меня сейчас не пугай, - Степан засмеялся и распаковал дождевики, - выпила, что ли? И что мы, вообще, делаем? Охотимся на призраков? Правда? - он увидел, как невнимание на лице Машки сменилось мелкой тенью сарказма, - ну, идем, разумеется. Твоя увлеченность этой историей привлекает больше, чем черемуховый аромат тургеневской Аси, которая когда-нибудь непременно станет бунинской бабушкой в чепчике и, восседая в кресле-качалке, под трепет собственных косточек, будет напевать о жизни без судьбы на мотив романса «Ах, как прекрасны были розы!» Так что ты — мой идеал, мой коридор затмений, сверкающий ретромерками, полнолуниями и прочими проявлениями высших сил!
Они довольно медленно шли, спотыкаясь, будто трамвай, идущий не по рельсам, а по брусчатке — туман перехватал их за все возможные места. Когда же вышли на возвышение, луна намывала осколки солнца и отправляла их из небесной канцелярии на землю, словно почтальон — карты, случайно вылетевшие из купе проводника.
- Уже третье кладбище в славном городе Вена! Мы ищем это захоронение, как яйцо на Пасху! Ух, ты — что это, Маш?
...
Он пришел в себя, обнаружив, что лежит на полу, усыпанном опилками, в полной темноте — луна, сильно изменив свое положение относительно высоченного старого кедра, совсем не утешила: значит, его бессознательное состояние продолжалось около часа. Пошевелился. С трудом поднявшись, он вспомнил о фотографии. Стало жарко, сильно болела ушибленная голова. Минут десять он просто смотрел в окно, пытаясь разглядеть тех, других — они словно не шли, а плыли по мокрой от дождя земле. Постепенно он вспомнил свое имя, что произошло 6 декабря 1791 года, название собора на фотографии и — то, что на ней был изображен не только Майер Ротшильд, но и юная красавица - Мари*. «Надо же, а старик был сентиментален...», - подумал он. Фотографии нигде не было. Те, другие, продолжали удаляться, пока вовсе не исчезли. Он спустился в спальню, но, будучи не в силах уснуть, вышел на улицу. Тумана уже не было, и луна смотрела на него, как веселая старуха — улыбаясь почти прозрачным, беззубым ртом, и - обещала прилив. Она смеялась над ним и не понимала, о чем он молчит? А молчал он о том, что единственная для него возможность хоть как-то прояснить ситуацию с Мари, это — вернуться в чертову усадьбу и найти злосчастное письмо, которое у него украли в пьяной драке месяц назад. То самое письмо, письмо от «брата — его Мари. Оно бы многое ему объяснило и, возможно, даже защитило. Стиснув пальцы в кулаки, он посмотрел в окна второго этажа и в одном из них увидел ее. На секунду ему показалось, что сердце покрыла изморозь, а ноги приросли к земле. Через минуту он уже поднимался по лестнице на второй этаж; пересек большую гостиную и оказался в кабинете — там, где, как предполагал, он увидел ее, но возле окна никого не было. «Не сложилось», - подумал, но ,с радостью рыбака перед большим уловом, стал перебирать бумаги, беспорядочно разбросанные по всей поверхности письменного стола. Нужного письма он не нашел, не нашел его и в ящиках, а потом он услышал шаги за дверью.
...
- Смотри, Машка — ворота из мечей!
Машку несильно затрясло. Она дотронулась своей рукой до левого запястья — казалось, что там, внутри, все горело:
- Мы не пойдем — ее там нет, возвращаемся.
Степа уже давно отчаялся достучаться до того места в человеке, где, по обыкновению, должна жить рациональность. То есть Машка и рациональность — это «припев» и Марс, например; одно - другое не слышит, и, мало того, друг о друге не знает. А вслух сказал:
- Машка, как я же дружу с твоими тараканами! Они — как миллионы непосед, ранимо дергающие своими лапками в разные стороны. Сейчас вернемся в отель, закажем пару бутылок «Шато Лафит-Ротшильд» и сыграем в «Секреты могут убивать», Ты настолько сильно углубила мои познания в венском искусстве, что еще немного, и я потеряю чувство реальности!
...
Дверь скрипнула, открылась нараспашку, и в комнату ввалился огромный кот. Не обращая внимания на человека, он прошелся по кабинету и улегся возле полуразрушенного камина. Человек подошел ближе и только тогда заметил среди углей кусок бумаги. Пламя оставило следы лишь на ее уголках. Он зажег керосиновую лампу и прочитал: «Прядь волос герра Вольфганга Амадея Моцарта, 5 декабря, 1791 год», - он держал в руках несгоревшую часть конверта. В верхнем левом углу его золотым тиснением выделялась ветка акации. Он узнал почерк, принадлежавший Мари. А потом он увидел тех, других — они все также медленно плыли по земле к воротам усадьбы. Поставив керосиновую лампу на подоконник, он убрал конверт в карман брюк, снял со стены двустволку и быстрыми шагами покинул кабинет. Сбежал по ступеням на первый этаж и увидел возле входной двери Мари. Все невысказанные слова, готовые уже вырваться, замерли на губах — из кабинета, который он только что покинул, раздался грохот.
Он хотел взять ее руку в свою, но, как только коснулся пальцев, она исчезла. Взрывной волной его вышвырнуло из дома. Очнулся он уже утром. От старой усадьбы остались лишь фасад и въездные ворота. Он повернул голову — ветер поднимал вверх небольшой листок бумаги, человек протянул руку, и листок спланировал прямо на ладонь: «Мари, в том, что случилось, нет моей вины. Я всегда его отговаривал от необдуманных поступков. Когда за ним пришли, я находился за тысячу километров от Вены. Мне жаль. Прости.».
солнце поднималось, он шел к реке, сжимая в руке последнее, что осталось от огромных, неумещающихся в нем, чувств любви и утраты.
...
- Машка, не грусти, ты похожа сейчас на заплаканный платок! Да, накрылся комп перед аукционом. Но это — всего лишь билет в Венскую оперу, хоть ему и двести лет. Есть еще письмо, которое никто не может найти. Паутина жизни: они странно встретились и страшно разошлись.., да… Ни у одного могилы нет, ни у другой. Весело. Но мы же найдем то письмо! Обязательно найдем, у нас вся жизнь впереди! Эге-гей, наливай!, - Степан взял её запястье в свою руку, телефон в ее руке завибрировал сигналом сообщения. Машка вчиталась: «Всего пятнадцать колдовских фраз, и я была бы жива. Твоя Мари. Навсегда». Степан ничего не понял, потому что сообщение пришло на немецком, но когда убрал свою руку с запястья Машки, то увидел на нем татуировку — ветку акации.
- Машка, ничего себе! Вот это — жесть… Откуда оно взялось? Норм, так. Когда разменяю седьмой десяток, ты все еще будешь моей веткой акации. Белой-белой!
Говорят, что «чудо» - это ошибка бога. И если не измерять жизнь математикой, то погоня за исполнением желания всегда превращается в погоню за призраками.
***
*Мари - Мария Магдалена Хофдемель, любимая ученица Моцарта