На лестничной площадке

               

    На лестничной площадке, между первым и вторым этажами, благостно улыбаясь потемневшим от суррогатного алкоголя азиатским лицом спит бездомный.
    На нём нехитрый фасон замусоленных одежд, спортивная куртка и заношенные брюки с резинкой на щиколотках, говорили о долгой непрерывной носке в местах, далеких от цивилизации. Сбитая обувь зияла прорехами в подошве, сквозь них виднеется мозолистая кожа стоп.
    Рядом с ним на покрытой песком ступеньке лежит пустая бутылка из-под водки "Боотур", нарисованный витязь грозно смотрит с этикетки, сурово вопрошая, мол, достаточно или ещё будешь; разломанная на три части булка хлеба и непочатая баночка корнишонов сиротливо расположились неприхотливым натюрмортом.
    Изредка бездомный нервно дергает то ножкой, то лениво шевелит плечиком или потягивается телом, изгибаясь английским луком.
    Что снится ему, этому бедолаге? А, может, самому счастливому человеку? Что ему снится? Почему его лицо сияет, озаряется неземным светом бездомного счастья? Можно предположить, ему снятся его братья-бомжи. Дружной компанией в пять человек, в пахнущих всем спектром запахов обновках они сидят где-то на задворках, позади мусорных баков, изрядно поредевших после тщательной ревизии на предмет съедобных остатков пищи.
    Вот наш герой снова тянет рот, уголки губ тянутся вверх. Неужели ему повезло, хотя бы во сне, и он поймал неведомую птицу бомжевской удачи? Нет, здесь всё прозаичнее. Без мелодраматических поворотов судьбы. Он с друзьями откопал в гастрономических наслоениях мусорных баков невероятный подарок от деда Лето: целую, нетронутую бутылку водки. И о чудо: лица бомжей загорелись нетерпением. Организм требует сгладить давление в горящих трубах. Наш герой торжественно свинчивает пробку и разливает опытной подрагивающей рукой в каждый стаканчик, выуженный из бездонных запасников помойки, ровно по сюсь миллиграмм живительной браги.
    Хочется верить, что ему снится не это, а давно ушедшие к предкам мать с отцом в поисках лучшей охоты на оленей, снится его село, расположенное на широком аласе посреди вековой тайги, опрятный деревянный дом с юртой на заднем дворе, где ему нравилось с друзьями играть в разные игры. Родители живы, вот мать стоит на крыльце дома, держит в руках глиняный горшок со свежим молоком. Она его зовет, прикрыв глаза ладонью, летний день балует солнечным теплом. Мать зовёт, не может дозваться, потому что он давно забыл, как его нарекли. Он ещё улыбается во сне, но с ним что-то происходит. Тень озабоченности ложится на лицо. Это уже постаревшая мать выговаривает ему, когда он впервые вернулся домой сильно выпившим. С тех ли пор он пристрастился к аргы, горькой и такой полюбившейся? Или она привязала к себе, когда от него ушла жена с ребенком после очередного избиения, выпив, он часто поднимал руку на жену и она ходила, пряча взгляд от людей и скрывая следы побоев под одеждой. Хотел ли он себе этой беззаботной жизни, хотели ли этого родители? Не такое будущее они ему чаяли. Теперь ему всё равно. Совесть пропита водкой, без стеснения он попрошайничает, играет роль юродивого, так звонкая монета быстрее сыплется в ладонь, с въевшейся грязью. Своё лицо он променял на маску шута и давно не снимает.
    Сердобольная душа прошедшей ночью откликнулась на призыв пустить погреться одинокого странника, осень на севере почти также сурова, как и зима.
    Он, - человек без имени и без лица, - спит. Сладко улыбается во сне. И не видит, как у его изголовья стоят мать с отцом, вытирая бегущие слезы, рядом с ними стоит его бывшая жена с подросшей дочерью...

Примечания:
Сюсь – сто (якут.)
Аргы – водка (якут.)
Алас – зелёная большая поляна (якут.)

                Якутск 2 октября 2022 г.