В 1948 году я пошла в школу в Хабаровске. Начальная школа № 7 располагалась на теперешнем пустыре около остановки «Брестская» трамвая № 5. А в то время никакого трамвая ещё не построили. Жили мы в районе нефтеперегонного завода им. Орджоникидзе. И дети этого района учились в трёх школах: девочки в школе № 6, мальчики в школе № 14 – тогда ещё было раздельное обучение, а вся остальная «шушера» – вперемежку в школе № 7. Меня туда записали родители, т.к. она была рядом с домом. Одноэтажное и даже без капитального фундамента сооружение, в виде буквы Г, длинной своей стороной тянулось вдоль улицы Брестской, а короткой – по Джамбула. Внутри этого треугольника и был школьный двор. Школа была, вероятно, ровесницей завода, а может была построена ещё раньше для детей окраин. Зимой в школе было очень холодно, так что нам разрешалось сидеть на уроках в пальто, а чернила замерзали в чернильницах-непроливашках. Наша школа была для нас родным домом, здесь было чисто и как-то уютно, а для детей, которые жили в бараках, она казалась и очень красивой.
Рабочие жили в бараках, дети ходили в школу в отцовских телогрейках, это всё было естественно, это было после войны. Учителя у нас были очень грамотные и очень интеллигентные, в основном высланные из центральных областей Союза. И несмотря на всеобщую нищету, у всех было жильё и работа.
Первая моя учительница – Татьяна Григорьевна Назарова. Ей было около тридцати лет. У неё было милое интеллигентное лицо, модная причёска того времени: валик надо лбом и локоны, даже веснушки её не портили. Мы все её очень любили, она была самой красивой учительницей в школе. Её муж был военным, но детей у них не было. Директором школы был брат Татьяны Григорьевны, тоже Назаров, тут же работала и его жена – маленькая, худенькая, измождённая женщина. Теперь я понимаю, что все они были высланы, как «члены семьи врага народа». Уж кто там был главный «враг» неизвестно, но детям он дал хорошее образование. Тогда таких семей в Хабаровске было много.
Татьяне Григорьевне, конечно, было сложно с нами. Мы в первом классе до Нового года писали карандашами палочки и закорючки. В период войны родителям некогда было заниматься с детьми, они работали по две смены, и д/садов на всех не хватало. Кто-то сидел дома с неграмотными и больными бабушками, кого-то вообще оставляли и закрывали дома одних. По уровню развития теперешние четырёхлетние дети превосходят семи-восьмилетних нас тогдашних. Татьяна Григорьевна терпеливо объясняла всем как держать карандаш, как вписывать буквы в линейки прописей. Она же вела и обязательные уроки пения. И я до сих пор помню песенку, которую мы разучивали: – «как на тоненький ледок выпал беленький снежок, ехал Ваня, поспешал с своего коня упал…»
В пятых-шестых классах мы учились в школе № 48 в деревянном двухэтажном бараке приспособленным под школу, это было временное помещение, т.к. рядом строилась новая школа. Такие бараки на два подъезда и сейчас стоят на Казачьей Горе. При всей нищете тогдашней жизни в школе был весь необходимый спортивный инвентарь. Зимой на уроках физкультуры мы катались на школьных лыжах, а весной и осенью метали ядра, диски, гранаты. Никаких поборов с родителей не было.
Из тех школьных лет очень хорошо помню учительницу географии Евгению Ивановну Царскую. Высокая прямая и худая с такой же причёской как у Татьяны Григорьевны, она была очень строгой, на её уроках была абсолютная тишина и географию знали все, большинство на 4 и 5. Не помню, чтобы она на нас кричала, просто в ней чувствовалась – какая-то внутренняя сила. Вела Евгения Ивановна географический кружок, в котором я занималась, помню, что мы переписывались с девочкой из Венгрии. Уже, учась в старших классах, мы узнали о том, что Евгения Ивановна ещё до войны была арестована. У неё – молоденькой девушки требовали отречься от своей фамилии; но она на это не соглашалась и отсидела за это какой-то срок. За стойкость убеждений мы ещё больше её зауважали. В наших дневниках она чётко и красиво расписывалась – ЦАРСКАЯ.
Евгения Николаевна Мищенко вела у нас математику, тщательно всё объясняя; эти предметы я очень любила, особенно геометрию, где мне было всё понятно.
С седьмого класса мы учились в новой школе № 65. Просторные светлые классы и даже тёплые туалеты!
Анна Николаевна Козлова преподавала у нас русский язык и литературу. Уроки литературы доставляли только удовольствие. Начав с четвёртого класса активно читать книги, я к восьмому классу прочла уже всю классику, и в этом, считаю – большая заслуга не только семьи, но и Анны Николаевны. У нас практиковалось чтение в классе по ролям. Мы так читали пьесы Горького и Островского. Тут уже у учеников проявлялись артистические способности, и иногда самые тихие и стеснительные удивляли всех. Анна Николаевна ценила учеников, которые имели собственное мнение, и не боялись его выражать. Часто мы писали сочинения на вольные темы; и однажды Анна Николаевна предрекла мне, что я буду «писать», я очень удивилась, я не собиралась этим заниматься… тогда.
С восьмого класса к нам стали обращаться на «Вы». Так было заведено ещё в дореволюционных гимназиях.
Часто вспоминаю преподавателя истории Адольфа Мартыновича Денинга. Это был довольно пожилой, больной и одинокий человек. Он очень интересно и доходчиво преподавал историю. Во время гражданской войны он воевал в рядах приморских партизан. В период Отечественной войны он находился в заключении. Местным властям не нравилось его имя и фамилия. А вдруг шпион?! После 1953 года много репрессированных вышло из лагерей. И их не боялись брать на работу, даже учителями в школы.
Помню, когда мы учились в девятом классе, Адольф Мартынович стал как-то выделять щупленького, светленького Толю Комарова. Может быть этот небольшого росточка, непоседливый, всегда в хорошем настроении, бедно одетый мальчик кого-то напоминал ему. Толя учился на 3-4 и ничем не выделялся. А Адольф Мартынович, вызывая его к доске, смотрел на него как-то ласково. Во время летних каникул Толя погиб. Около трансформаторной будки рабочие вырыли яму и что-то там ремонтировали. Толя им помогал. Когда рабочие ушли обедать, Толя остался караулить эту яму. И сам что-то там задев, получил смертельный удар током. В сентябре на первом уроке истории Адольф Мартынович спросил про Толю, и мы с детской (а уже ведь должны были понимать) непосредственностью, тупостью и жестокостью так и вылепили –«А его током убило!». Адольф Мартынович секунды четыре постоял, потом тихим голосом сказал – «Как вы так можете…» и попросил –-«Посидите тихо…» и вышел из класса. Он дошёл до учительской и у него случился инфаркт. Через неделю мы пошли навестить его в больнице. Никто к нему не приходил, и он никого не ждал, и очень растрогался, увидев аж пять человек. И говорил всем в палате – «это мои ученики».
Директором новой школы № 65 стал Михаил Дмитриевич Кинёв преподаватель русского языка и литературы (в-пятых-шестых классах). Высокий кудрявый блондин крупного телосложения, нам казалось, что он был похож на древнего грека. Его жена была пианисткой филармонии. По её инициативе в школе для старшеклассников после уроков начали читать лекции по искусству – о выдающихся музыкантах, художниках и учёных. Лекции сопровождались выступлением артистов филармонии, видимо бывших, уже не выступающих. Помню одного певца, тучный пожилой, он прекрасно пел романсы, но на его лицо я старалась не смотреть. Оно было асимметричным, с большим шрамом, один глаз был закрыт. Видимо последствия ранения или какой-то травмы. После лекции всех артистов приглашали в учительскую и поили чаем.
С восьмого класса у нас классным руководителем стал Алексей Давыдович Иванов. Молодой преподаватель физики приехал в Хабаровск с семьёй – женой и дочкой лет двух. Вот Алексей Давыдович и предложил идею похода, вернее шлюпочного перехода Хабаровск- Комсомольск, т.к. в июне 1967 года отмечалось 25-летие города Комсомольска на Амуре. Нам, ученикам девятого класса идея казалась фантастической, почти как полёт на Луну. Это сейчас полно разных плавсредств, а тогда спортивную шлюпку можно было увидеть только на базе ДСААФ. (Ох, и тяжёлые же они были!) Он и получал разрешения в разных инстанциях, и договаривался с учёбой в школе ДОССАФ. Нашему классному руководителю мы и обязаны незабываемым впечатлениям на всю оставшуюся жизнь. Встречаясь с одноклассниками и через тридцать лет, и через пятьдесят мы всегда вспоминали фрагменты того похода. Нас было двенадцать школьников, Алексей Давыдович и медсестра Галина. Отчёт об этом походе с фотографиями мы сдали в школьный музей, но сейчас нет ни школы, ни музея.
Надо бы ещё сказать про учителя физкультуры. Небольшого роста смуглый Юрий Арсеньевич Тягунов может быть и не имел специального образования, но все ученики его любили, спортивные секции работали, и наши спортсмены достигали неплохих результатов в городских и краевых соревнованиях. В 2010 году мы прочли в бегущей строке телевизора, что умер ветеран и инвалид Отечественной войны, бывший юнга Юрий Арсеньевич Тягунов. А мы то в своё время удивлялись его привычке подёргивать головой, оказывается это было следствием контузии.
С 1957 года директором школы стала Екатерина Фёдоровна Спиридонова. Строгая, но добрая и умная женщина, это она содействовала воплощению нашей мечты о походе. Говорят, что она тоже какое- то время до 1953 года находилась под следствием. Это всё были преподаватели старой формации. Говорят: –«нет худа без добра». Репрессированные, высланные на Дальний Восток, также несли культуру «людям окраин», как в своё время декабристы людям Сибири.
Дорогие учителя наши! Уже нет вас на этой земле, да и нас немного осталось, но мы помним, чему вы учили нас своим жизненным примером, помним не только научные знания, которые вы старались в нас вложить. Это всё и было воспитанием, а формирует человека окружающая среда…
Спасибо, что в нашем детстве нас окружали такие достойные, замечательные люди.