Ресторан «Центральный» утопал в повседневном застолье. Даже в будний день здесь с трудом удавалось найти свободный столик, ну а под конец недели, - и вовсе столпотворение! Клиенты, охочие до хорошей кухни и приятного времяпровождения выстраивались перед дверьми в очередь, на радость падкого до трояков-пятёрок рослого швейцара.
Звон рюмок-бокалов, приглушенные голоса, нарушаемые внезапным хохотом раскрасневшихся дам; сизый табачный дым над макушками завсегдатаев, которые беззаботно «салютовали» коньяком и лангетами успешно прошедшей неделе.
Солист на эстраде невнятно комкал английский текст, тряс микрофоном, и покачивал в такт худыми бёдрами. Рыча до налитых кровью глаз, он пытался выжать из своей гортани хриплый тембр Луи Амстронга, хотя до оригинального звучания, явно недотягивал.
Впрочем, коронный экзерсис ансамбля «Орфей» не произвёл на Борю Перламутра надлежащего впечатления. Застёгивая на ходу югославскую дублёнку товаровед ресторана «Центральный» упорно пробирался к выходу, виляя между столиками и танцующими парами.
Часы показывали половину седьмого, а озабоченному предстоящим сабантуем товароведу ещё и в цветочный магазин забежать, и в гастроном за коробкой конфет... Но как это частенько бывает (когда спешишь и времени в обрез), - неожиданное «визави»... воистину пути господни!
Дорогу ему преградила конопатая харя, обрамлённая окладистой рыжей бородой колыхнув память студенческими буднями. Веснушчатая харя дыхнула на него застоявшимся перегаром, а медвежьи объятья сдавили так, что у экономиста хрустнуло в позвоночнике:
- Бирюлик??.. А ты здесь каким боком!?
Память Бори-товароведа, никогда не подводила своего хозяина, он выскользнул ужом из «любвеобильных» объятий и закусив губу, потёр ноющее плечо:
-- Не время Волик, спешу.
Но сообразив, что увильнуть от непредвиденной встречи будет весьма затруднительно, Боря выхватил из рук ближайшего клиента бумажную салфетку и черкнул «Паркером» домашний телефон.
-- Держи!
Сложив салфетку в квадратик, он сунул её бывшему однокашнику и виновато улыбнулся:
-- Созвонимся на досуге, а сейчас извини, труба зовёт.
Вёрткий солист продолжал изрыгать на эстраде забугорную белиберду, хоть в микрофон прорывались и недвусмысленные окрики партнёров по музыкальному сопровождению:
-- Вяжи под коду лабух!
Боря Перламутр не стал дожидаться счастливой развязки конфликтующих сторон, и оттеснив «партнёра» по розовым студенческим будням, бросился к выходу.
Полдень воскресного дня застал товароведа ресторана «Центральный» в кровати, где нежась под пуховым одеялом, он пытался смежить веки (ещё хоть часок!), под нудную дробь постылого осеннего дождика. Бархатный сезон у Бори-товароведа всегда считался долгожданным и занимал ведущее место в календарной хронологии. Где там знойному лету, или слякоти-холоду зимней непогоды!? Товаровед уже было сомкнул веки в сладкой полудрёме, но проклятая трель телефона!
-- Кого?.. – послышалось в коридоре, -- Перламутр?.. Сейчас проверю.
Осторожный стук в дверь и каркающий голос тётки:
-- Сына!.. сними трубку.
Чертыхаясь, отпрыск семейства Перламутр выбрался из-под верблюжьего пледа и сунул ноги в шлёпанцы:
-- И кого это по выходным черти носят!?
Жаловаться на редкие и сиюминутные неудобства было бы несколько опрометчиво… плевать в колодец, из которого пьёшь?.. Да и на какие ещё жизненные блага мог рассчитывать молодой экономист? Вместо пыльного Душанбе, - разнарядка в Херсон. А вместо пружинной койки в общаге, на полном обеспечении родной тётки. Старая дева так и не обзавелась своим потомством, а в любимом племяннике души не чаяла.
Телефонная трубка отозвалась знакомым голосом, хотя Боря-товаровед и лелеял в душе надежду, что пары спиртного напрочь выветрят из памяти бывшего однокашника злополучную встречу.
- Бирюль, ты?..
- Он самый! - недовольно буркнул недавний сотоварищ по университетским аудиториям.
-- Выручай Бирюлик, деньги нужны.
-- Деньги?.. Это не ко мне, это в сберкассу.
Боря поморщился, ощущая во рту медный привкус, который остался со вчерашних, удачно отшумевших именин. Да и не абы кого! а заведующего херсонской овощной базой. Лишнее упоминать: связи торгово-экономической "богемы", Боря лелеял как зеницу ока.
-- Ты на Ломоносова у тётки?
-- Угу.
-- Через четверть часа буду. Жди!
-- Можешь не спешить. У меня со вчерашнего дня ещё и маковой росинки…
Договорить он так и не успел, в ответ послышались сухие отрывистые гудки.
Пятнадцать минут Вольдемара-однокашника растянулись на час с гаком; особой пунктуальностью тот не отличался и в студенческие годы. Впрочем, товароведу ресторана «Центральный» грех было жаловаться. Без особой спешки он привёл себя в божеский вид, а бойкая тётка наскоро приготовила два бутерброда с «докторской» и стакан чёрного чая.
…он уже дожёвывал вторую ватрушку «на десерт», прихлёбывая чай из фаянсовой чашки, как в передней раздался приглушенный звонок.
-- Тёть Сим, это ко мне! - крикнул он в коридор.
На пороге с ноги на ногу переминался товарищ по экономическому факультету и с показным рвением тёр кеды о камышовый коврик.
-- Вольдемар Руканогов собственной персоной! – товаровед в театральном порыве раскинул руки по сторонам.
Но Руканогов этот «жест вечной любви» по достоинству так и не оценил, а отделался лишь вялым рукопожатием:
-- Бирюлик, разговор не на пять минут, у тебя обсудим или... Такси у подъезда ждёт, –- глянул исподлобья однокашник. Он отступил на шаг, готовый сбежать по лестнице и расплатится с шофёром.
-- Нет-нет, только у тебя! Тётка гостей на дух не переваривает. Давай-ка Руки-в-ноги… -- он запнулся, -- и где ты такую фамилию выискал?.. В такси жди, я только на себя болонью накину.
***
По дороге к однокашнику, Боря то и дело ёрзал на сидении, с недоумением разглядывая через запотевшее окно унылые строения, которые вели к окраинам города. Но когда «Волга» затормозила у обшарпанного двухэтажного здания, он скорчил удивлённую мину:
-- Ты ж в университете все уши прожужжал! -- зло прошипел товаровед, --Трёхкомнатная!.. Со всеми удобствами!.. В центре!..
-- Забрали.
-- Что?
-- Конфисковали, -- глухо отозвался Воля.
Понукая товарища, Боря-товаровед чуть ли не пинками вытолкал его из салона «Волги». Прочь от водителя с хитрыми бегающими глазками, который не без интереса прислушивался к перепалке клиентов. Уже на тротуаре укрытого жухлой листвой, товаровед дал волю своему красноречию:
-- Идиот! – гаркнул он. -- В Херсоне что не таксист, - внештатный сотрудник! а ты мне про конфискацию мелешь.
Но партнёр по аудитории экономического факультета, даже не соизволил обернуться. Бормоча под нос только ему известные мысли, он толкнул свежевыкрашенную дверь подъезда.
Спартанская обитель Воли-однокашника давила аурой отчуждённости, запустения и безалаберности. Груда мятой одежды на коврике подле продавленного, наскоро застеленного дивана, кружева паутины по углам, которые безуспешно пытались скрыть набухшую осыпающуюся штукатурку.
-- Н-да, -- проворчал работник общепита, -- аскет, моё почтение.
Он сморщил нос, жадно вдыхая воздух и шаря беглым взглядом по стенам:
-- Окно откупорь, помоями бздит!
Придвинув колченогий стул, он опробовал его «на прочность», и разгладив надорванный дерматин присел на краешек.
Взгляд Бори Перламутра бороздил по серым, в осыпающейся штукатурке стенам, продавленному дивану, но когда его глаза наткнулись на ополовиненную бутылку «Букет Армении», он удивлённо присвистнул:
-- Подпольный миллионер?.. твою мать! Хлещешь коньяк по двадцать семь с полтиной?
Но его наигранное негодование тут же сменила лукавая улыбка. Он хитро прищурил глазки и облизал пунцовые губы:
-- Наливай Руки-в-ноги мать твою!.. Опробуем твою палюху.
Хозяин квартиры вынул из шкафчика над рукомойником в ржавых пятнах гранёный стакан. Дунув на него «для дезинфекции», он плеснул на донышко.
Боря не без подозрения сунул нос в стакан принюхиваясь к содержимому:
-- Лимончик есть?.. – с каверзой глянул он на товарища, -- или в твоём бедламе редиской закусывают?
Товароведу, «самогон» явно понравился; он поднял глаза на громоздкую пыльную люстру, и перебирая губами попытался уяснить вкусовые качества Волькиного зелья.
-- Самопал что надо! Надеюсь, метила в нём нет?
Боря сунул ладонь в нагрудный карман и вытащил заранее приготовленную десятку:
-- Вот-те червонец, но к ближайшей зарплате, вернёшь! У меня у самого…
Но договорить он так и не успел.
-- Тридцать… - послышался глухой голос Вольдемара Руканогова.
Товаровед чертыхнулся и вынул кошелёк:
-- Эх Воля-Воленька, друг ты мой сермяжный. Да ты попросту крохобор! Стяжатель! Откуда у рядового экономиста тридцатник до…
Но и эту фразу Боре-товароведу не удалось довести до сознания своего приятеля.
-- Тридцать тысяч.
Боря Перламутр выронил бумажник на давно немытый пол, но так и остался сидеть на краю стула пытаясь сообразить - белая горячка у однокашника, или начальная стадия шизофрении?
Первым порывом Бори-экономиста, было уносить ноги подальше от убогой квартиры и её аскета-обитателя, но он избрал другую стратегию:
-- Скорую вызывать? А-а?.. Это у них по-быстрому! Проведут обследование и-и… прямиком в жёлтый дом.
-- Куда?
-- К психам на стационар.
Его собеседник в негодовании выпучил глаза, а рыжая борода-лопата, вздыбилась как шерсть у кота на загривке. В горле Вольдемара послышались хриплое рычание, но товаровед не дал своему однокашнику и секунду на разъяснения:
-- Прикалываешься лось! Да таких деньжищ ты за всю свою жизнь не заработаешь. Хе... тридцать тысяч!
У Бори Перламутра запершило в горле от сиюминутного красноречия и привстав со стула, он разразился кашлем. Подскочив к ржавому рукомойнику, товаровед отвинтил кран и жадно припал губами к хилой, желтоватой струйке.
Хриплый голос Воли-однокашника, который успел оклематься от гневной тирады, заставил Бориса вытереть подбородок рукавом болоньевой куртки.
-- Сядь и не поучай! – в голосе Вольдемара прозвучали металлические нотки.
История, которую поведал бывший однокашник, была явно взята из статей про гангстерские разборки, которыми время от времени потчевали своих читателей «Известия» и «Правда».
Загнивающий запад, кого здесь удивишь!?
Но в Советском Союзе, где милиция тебя бережёт, этакий «водевиль»?.. Происшествие казалось Боре-товароведу неправдоподобным, хотя час от часу ему приходилось сталкивался с ушлой публикой в трудовых буднях советского общепита. Но как правило «финансовые недоразумения» меж конфликтующими сторонами оканчивались заурядным согласием: дал-взял, и... рука руку моет. Но здесь?
-- Выхожу я из дому на прошлой неделе, -- начал свою исповедь Воля, -- а около парадного, меня хмырь интеллигентного вида дожидается. Немолодой, одет с иголочки, лет под шестьдесят. В сторонку меня оттирает, улыбается…, а глаза мутные стылые, как у дохлой селёдки:
-- Дело к тебе любезнейший…, на пять минут.
Я таких охламонов на дух не перевариваю, те что своим тыканьем тебе в душу лезут:
-- Извини друг, -- пытаюсь отодвинуть его в сторону, -- в парикмахерскую спешу.
-- В морге тебя постригут. Слышь баклан!? Малява тебе от папы.
-- От кого? -- переспрашиваю.
-- От папы римского! Почерк знаком?
Суёт он мне письмо отцовской рукой написанное… из лагеря. Его каллиграфический, почерк, я бы вдребезги пьяным узнал.
Мятый лист в клеточку на несколько строк..., где отец просит передать э-э…, интеллигенту-уголовнику тридцать тысяч, иначе у него дела "на волоске". Намекнул он в письме и на «Букет Армении»: мол, припрятанное «имущество» продай и расплатись.
Тёртый калач весточку забрал, а на прощание предупредил:
-- Срок - три недели! Из города не исчезай. Сыщу!
Попытка предложить ему коньяк в счёт погашения долга, успехом не увенчалась.
-- Я-те не сельпо, -- говорит, -- бухлом не торгую! Тридцатник одним куском, и-и- иначе, я вам двоим, рандеву во-он там устрою,
И на солнышко выглянувшее из-за туч глядит-щурится.
Вольдемар перевёл дух.
-- Коньяк через свой ресторан провернуть можешь?
-- Много?.. – сдавленным голосом переспросил Перламутр.
-- Две тысячи.
-- Бутылок?
-- Угу… Пять ящиков толкнул через вагон-ресторан, а кое-что сам мм-м..., оприходовал, -- уклончиво подытожил он, -- расплатится хватит?
-- Если за половину от гос-цены пристроим, может и хватит.
Товаровед нагнулся и поднял с пола пыльный бумажник. Отряхнув и вытерев его о штанину, он пощупал свой лоб:
-- От твоей уголовщины у меня голова разболелась. Выпить есть что?
Но заметив как Волина рука потянулась к «Букету Армении», тут же хлопнул его по запястью:
-- Тару не трожь! Мне ещё уяснить требуется: «Армения» это, или бормотуха.
-- Что уяснять!? – взбунтовался однокашник.
-- Думаешь, я своему директору палюху буду предлагать? – окрысился соученик по экономическому факультету, -- у меня таких связей нет, чтобы клиентам грузовиками толкать!.. Придётся Севрюгу пригласить, чтобы твоё зельё опробовал.
-- Это ещё что за фиш?
Товаровед глянул на однокашника насмешливым снисходительным взгядом:
-- Северцев..., технолог-дегустатор. Неплохой. Выкинули на пенсию старика. На работе спиваться начал.