Иногда они мечтают…
Выйдя на балкон, Илья Матвеевич застыл. Его взгляд поймал тот торжественный момент расставания неба с солнцем, ради которого толпятся на берегу моря отдыхающие, выползают на улицу жильцы окрестных домов. Медно-багровый диск утаскивал за собой день, уходил в воду, бросая на прощанье жёлтое, красное, фиолетовое.
Ещё минуту назад Илья Матвеевич раздражённый, вспотевший,
пытался вдеть одеяло в пододеяльник. Руки путались, переплетались полотнища. Он пытался вспомнить, как Марина, пожилая горничная из первого корпуса, терпеливо и неспешно обучала его. Определив одеяло на своё место, она строго и недовольно спрашивала:
- Ну, поняли?
Илья всё понял с первого раза, но выполнить столь сложное упражнение ему казалось невозможным. И от того возмущаясь, бубнил себе под нос:
- Господи, я же инженер, а не баба, какая-нибудь.
Облокотившись на перила балкона, он ощущал наступление южной ночи, её благодатное тепло. Темнело на глазах. Внизу, в пансионате на первой линии, заголосили диджеи, приглашая отдыхающих на танец, время от времени, мелькая огоньками, по шоссе проезжали машины.
Махнув рукой на не застеленную кровать, “завтра с утра застелю, - приду пораньше, до двенадцати управлюсь”. Спустился на дорожку, ведущую к выходу и, с брезгливостью наступая на выползших улиток, незаметных в сумраке, под аккомпанемент хрустящих раковин, вышел на дорогу.
Из-за невысоких гор медленно выплывала луна. Маслянисто-жёлтая с лёгким абрисом приветливой улыбки. Многоэтажки и редкие отели на побережье мерцали точками, за ними угадывалось море и, когда стихали звуки, оно наполняло воздух шорохами и вздохами.
“Как на картине”, - подумалось Илье и, вспомнив детское увлечение рисованием, захотелось достать блокнот, карандаш. – “Сколько же лет я не рисовал?” …
Прошло всего две недели с того дня, как Илья Матвеевич, лишившись работы в столице, приехал в этот южный городок, в который когда-то переехали его родители. Их квартира отошла младшему брату, где он жил со своей семьёй. Илье в наследство достался брошенный кусок земли с кривой сараюшкой. Приживётся ли он здесь или придётся возвращаться в Москву, ставшей чужой, незнакомой?
На месте родного НИИ, которому он отдал тридцать лет жизни, теперь высятся самые дорогие в Москве апартаменты с надписью “Большевик”. Бизнес-центр, на который он так надеялся, сдаётся в аренду, коммерческий проект по компьютерным сетям, его последняя надежда, съели конкуренты.
А дома? Тёща, по совету жены продала домик в деревне и поселилась у них. Тёща, та ещё выпивоха, потихонечку втянула в свою орбиту жену. Сначала они выпивали в то время, когда Илья Матвеевич был на работе. Но после того, как он получил статус безработного с ним перестали не только считаться, но и обращать внимание. Взрослые дочки? Каждая жила в своей комнате, своей жизнью. Бросали утром безразличное “Привет” и уходили в своё. Он долго ломал голову, что делать и как с этим жить. Уйти, но куда?
Может быть вообще лучше не жить?
Как-то, отвернувшись от супруги, распластавшейся на кровати, он долго разглядывал в прямоугольнике окна ночное небо и, зацепившись взглядом за искорки пролетавшего самолёта, решил, что пора и ему воспарить. Подсчитывая остаток средств на карточке, уснул. Ему приснился Игорёк, приятель, с которым он познакомился на берегу моря в одну из поездок к родителям.
Подходит и говорит:
- Привет! Не купался? Чего так?
Идём, я тебе классных девчонок покажу.
Рыжие, выгоревшие на солнце травы, ржавые валуны, узкие тропинки между ними, ленивые козы. Поднимаются всё выше. Вид на море, деревенские дома, стройку, подъёмные краны.
- Тебе здесь нравится?
- Не-а. Голо как-то, пустынно.
- А мне нравится. Смотри, здесь всё начинается, будет город, атомная станция. Кончу институт, приеду сюда, на АЭС пойду. А ты?
- Нет, я в Москве останусь. Там жизнь!
- А я здесь. Вот наш участок, - он показывает на колышек, вбитый в землю, - разобью сад, виноград, вишни, абрикосы. А какой вид! Смотри, вон девчонки! Присядь за валуном. Отсюда их здорово видно. Гляди - в купальниках. Красивые!
Две девчонки сидят на нескладном деревянном столе, вытянув ноги, в руках книжки. Одна, с толстой светлой косой, другая - стриженная худышка.
Худышка всё время вскакивает и, изображая канатоходца, балансирует на невидимом тросе, расставив руки.
Неожиданно она оглядывается, скидывает с себя купальник и, подбежав к металлической бочке, стоявшей недалеко от стола, лихо, без видимого напряжения, лишь дотронувшись до верха бочки, запрыгивает в неё, кричит подруге:
- Марина, давай сюда!
- Инка, ты что? Я не залезу.
Отложив книгу, неспешно, поводя бёдрами, подходит к бочке. Она то откидывает мешавшую косу, то, подтягиваясь на руках, старается вскарабкаться, и только когда худышка, схватив за руку, затаскивает её, плюхается, раскидав брызги. И почти тут же летит на землю её голубой в горошек купальник.
Игорь бросается вперёд и, подобрав девчачьи манатки, размахивая ими, кричит:
- Теперь вы у нас в плену!
Худышка выскакивает из бочки, стремительно подлетает к Игорю и, вырывав у него купальники, запрыгивает обратно…
Сон пронёсся молнией, оставив странное чувство радости и освобождения. А может быть это был и не сон? Может быть воспоминания?
В этот же день Илья Матвеевич летел в Крым, трясся в дребезжащем ПАЗике, с волнением всматривался то в рыжую степь, то в мелькавшие низколобые горы, то вчитывался в названия придорожных кафешантанов (Завтрак, Секс, BRFNC, Как у мамы, Южная ночь…), то изумлялся соседству православных храмов и мечетей, то потел и снимая бейсболку, вытирал волосы.
Уже к вечеру, когда красное бросает отблески на рыжее и гаснет фиолетовым, отдуваясь, спотыкаясь о камни и поднимая дорожную пыль, он добрался до загородных участков. Некоторые скрывались за непроницаемыми каменными заборами или профнастилами, другие за проржавевшей рабицей, многие за лохматыми верёвками.
Около одного такого, с завалившимся набок сараем, Илья остановился.
“Наверно, это здесь. Вон и бочка, и валун”.
- Вы не из этой дачи? – поинтересовалась худенькая , с проседью в коротких волосах, женщина, выходя из калитки соседнего участка.
- Ну, если это дача, то угадали.
- Здесь раньше хорошо было. Цветы, виноград. Купили?
- Нет, это родителей. По наследству досталась.
- А сами откуда?
- Из Москвы.
- К нам надолго? На сезон или как?
И неожиданно выпалила:
- Вам случайно работа не нужна? Для стройки деньги понадобятся. У меня, конечно, не густо, но лучше, чем ничего.
И тут же, не дожидаясь ответа, вынула из сумочки телефон.
- Марина, к тебе завтра мужчина придёт. Ты его оформи. Спасибо.
К девяти сможете? Да, да, конечно, на второй корпус… Спасибо.
Так у Ильи Матвеевича начался новый отрезок жизни. Хибару он кое-как укрепил, оставив забор прежним.
В свободное от работы время или копошился на участке, или, спускаясь к морю, рисовал в блокноте, который нашёл среди старых вещей. Порой, разминая на ходу спину, к нему подходил Игорь, который стал таксистом. Вытаскивал из заднего кармана джинсов пластмассовую бутылку и протягивал Илье. Тот не спеша откручивал пробку, делал глоток, другой.
- Ну, как?
- В ответ Илья поднимал вверх большой палец.
- Ещё бы. Собственное. Ты пей, я ещё принесу.
Иногда Илья Матвеевич спрашивал Игоря:
- Ну, и где твоя АЭС?
- Слава Богу, почти совсем развалилась. Разберут скоро. Представляешь, что могло бы быть, если, как в Чернобыле?
- Ну, и где твой НИИ? - спрашивал иногда Игорь Илью Матвеевича. Тот сначала с сожалением вздыхал, а потом усмехался:
- Тогда бы я никогда не стал горничной.
Так и жил.
Но 25 августа, он даже запомнил дату, убрал номера и уже раздумывал идти ли в “ПУД” или на участок, как вдруг около корпуса его окликнула Марина:
- Давно хотела вас попросить, да всё забывала. В пятом номере поменяйте тумбочку. Вот ключ от склада. Вы, хоть, знаете, как туда пройти? Нет, не бельевой. Мебельный у нас в подвале, за третьим корпусом.
Прошёл по узкой дорожке между ухоженными цветниками, среди которых рисуясь своей природной статью создавали уют и одаривали тенистым спокойствием и ароматом сосны, пальмы, кипарисы. Гроздями спускался с арок виноград. Да, здесь настоящий оазис! Пройдя мимо поляны с молодыми оливковыми деревьями, обогнул третий корпус, спустился по крошившимся под ногами ступеням и наткнулся на массивную дверь из тёмного потрескавшегося дерева. Навесной амбарный замок цокнул, пискнул, впустил в темноту, в грибной запах сырости. Да, найти здесь что-либо казалось не реально. Но исполнительность бывшего советского служащего не могла подвести, и Илья Матвеевич, удивляясь слабому накалу электрической лампочки, принялся ворочать, переставлять. Попадалось всё, что угодно: старые матрасы, обломки столов и стульев, но тумбочки, тем более пригодной для номера, найти не удавалось.
Неожиданно за досками мелькнуло что-то, удивившее яркостью. Разгрёб хлам и о, чудо. На мольберте стояла картина. Илья оторопел. Солнце, такое живое, как вчера, ласкающее море. Уходит за горизонт, полыхает. Жёлтое, красное, фиолетовое. Птицами мечутся облака, плещется море. Перехватило дыхание, стоял не шевелясь, вздрогнул от неожиданности, когда за спиной, излишне громко, будто криком:
- Ну, нашли?
- Что?
- Я вас за тумбочкой посылала, забыли? А, вот что тут у вас. Да, приезжал к нам как-то художник, и то ли забыл, то ли бросил. И картину, и краски… Игорёк говорил, что вы рисуете. Забрали бы себе, всё посвободнее будет.
Так в избушке у Ильи появился мольберт, краски, и даже неиспользованные холсты и кисти. Краски подсохли, но выползали узкими червячками, кисти, хоть и топорщились щетинками, оказались вполне пригодными. Илья переставлял, перекладывал, разглядывал холсты, читал названия красок на пожелтевших, заляпанных краской тюбиках. Краплак красный, кадмий лимонный, виридоновая зелёная С трудом открывал, вдыхал их аромат. На большее не решался. Но вдруг, выдавив белила цинковые на холст, описал пальцем круг, вспомнил, что когда-то в Доме пионеров, преподаватель, подойдя на занятии к картине, отодвинул его плечом и, резким движением мазанул пальцем по его луне, казавшейся унылым пятном, и та засияла перламутровым блеском. А что если попробовать нарисовать солнце? Выпустил желток, аккуратно размазал его. Солнце осветило комнату. Неожиданно страх перед холстом исчез и, забыв о времени, пододеяльниках и упущенных годах жизни, почему-то излишне торопливо, то, бросая краски на холст, то осторожно дотрагиваясь кисточкой, расставлял точки, запятые. ”Рисуй рефлекасами!”, - часто слышал он в студии. “Не забывайте про композицию.” “Так, значит девчонок прописывать не буду, мазочками, мазочками, а валун? Вот здесь подсветлить, добавить белил…”
- Илья Матвеевич, долго вас ждать? – услышал он за спиной раздражённый голос Марины. – Уже час, заселять пора. Мне что, за вас работать?
- Да, да иду. Вот только пропишу задник.
- Не забыли, значит, детские шалости? Ну, ну. – В голосе женщины послышались мягкие нотки. – А мы тогда на вас озлились. Вы, ведь, за нами подсматривали.
- Да, ладно чего уж там, - в дверях появилась Инна Валентиновна.- Не смущай художника. Хорошее было время, молодое! Илья Матвеевич, нам бы столовую расписать. Ну, чтоб море, волны, беседка на мысу. Сможете?
Так у Ильи появилась ещё одна должность, которая не только добавила к зарплате горничной дополнительные доходы, но вселила в жизнь смысл и радость.
Раз в год в местном дворце культуры проходил вернисаж. Илья Матвеевич готовился к нему заранее. Строгал деревяшки, не спеша отмерял, нарезал, состыковывал. Рамки покрывал лаком. Игорь, подогнав дребезжащий “Жигуль”, помогал приятелю с перевозкой. Вместе развешивали картины и мечтали, что кто-то из состоятельных отдыхающих отвалит за них кучу денег и тогда…
- Тогда я отстрою дом, квадратов на сто, приглашу дочек. Пусть приезжают, хоть на отдых, хоть насовсем. С мужьями, детьми. Здесь хорошо. Райское место.
- Покажу твоим всю нашу округу, прокачу их к бухтам, покажу заповедник, озеро, ветряки. Пусть любуются. К скифам заскочим. Там, конечно, археологи все разрыли, в музей сдали. Но интересно.
В час открытия выставки у Дворца культуры собирался бомонд. Все нарядные, торжественные. Дамы в длинных платьях, модные причёски, макияж. Инна Валентиновна и Марина казались в толпе самыми изысканными. Инна предпочитала яркое - красное, оранжевое. Марина – голубое, светло-фиолетовое. Мужчины в белых рубашках, галстуки.
Илье Матвеевичу казалось, что жизнь только начинается и, глядя на Инну, он обещал себе, что непременно к следующей выставке нарисует её портрет.
- А. вот и моя фея, - говорил он, подходя к ней, и прикладывался к ручке.
Так продолжалось несколько лет. Казалось, ничто никогда не изменит привычного хода жизни. Но, к огорчению многих, Дворец культуры закрыли на ремонт, вернисаж перенесли в библиотеку, а во время эпидемии коронавируса и вовсе отменили.
В городе всё чаще стали появляться военные, и время от времени из-за моря теперь доносятся взрывы и далёкие вспышки… Илья Матвеевич, по-прежнему, работает в пансионате, но в другой должности: обходит корпуса, приглядывает. Тумбочку он так и не нашёл, а старую, по указанию Марины, отнёс на склад. Краски засохли ещё больше и рисовать становится всё труднее. Виноград у Игоря растёт на славу и вино, по-прежнему, радует друзей. Иногда они мечтают…