1. 1952 год
Анисья уже несколько дней не вставала со своей кровати, стоящей в чулане. Через ткань полога она слышала приглушённые голоса двух своих дочерей. Анна с двумя сыновьями жила с ней, а младшая - Пелагея - пришла на выходной, навестить мать. Сейчас они на кухне пьют чай и обсуждают состояние её здоровья. Ждут её смерти, со дня на день. Анисья тяжело вздохнула, попыталась повернуться на другой бок, кровать скрипнула.
"Мам, может чего подать? Чайку, может, выпьешь?" - спросила Пелагея, появившись между раздвинутыми занавесками полога. Она с жалостью и состраданием смотрела на мать.
"Нет, ничего не хочу, - с трудом ответила Анисья, но тут же, словно вспомнив что-то, спохватилась. - Хотя, стой, сделай для меня одно дело! Присядь! Сейчас расскажу тебе одну историю, мать мне перед смертью рассказала, и я должна передать это именно тебе".
Пелагея покорно опустилась на табурет, стоящий рядом с изголовьем.
Мать, словно собираясь с мыслями, немного помолчала и продолжила: «Нашу Икону Казанской Божьей Матери знаешь! Икона не простая, икона чудотворная. Попала она в нашу семью давно, больше двухсот лет тому назад. Старец больной забрёл в деревню и попросился на ночлег. Все соседи отказали, мол, не ясно, какая хворь его разбирает, ещё и нас заразит. А тогда и чума на юге свирепствовала, и холера время от времени появлялась. Да и вшей на таких бродягах всегда полно было».
Мать замолчала, закрыла глаза, и, отдыхая, погрузилась мыслями в то далёкое прошлое. Пелагеи даже показалось, что мать заснула. Но как только она попыталась встать, та схватила её за руку, и продолжила рассказ:
«Наши предки пожалели старца и пустили. Он-то и оставил эту икону и поведал о её чудотворном свойстве. А случилось это так. Старцу к вечеру совсем худо стало. Подозвал он хозяйку и попросил стакан с водой и ещё один, пустой. Воду из одного стакана он перелил в другой по желобку на обратной стороне иконы. Выпив эту воду, он лег на скамью, положил икону на грудь и, развернув пожелтевший листок бумаги, начал читать написанную там молитву. Закончив чтение, он подозвал хозяйку и говорит: "Передал я свою судьбу в руки Господа, теперь Он либо излечит меня, либо заберёт к себе, всё в Его руках. Возьми икону и лист с молитвой. Икона может излечить тяжелобольного человека. Но если болезнь неизлечимая, больной умирает быстро и лёгкой смертью. Это моя плата за ваше гостеприимство и доставленные мной хлопоты. Как пользоваться, ты видела, если неграмотная, постарайся выучить наизусть молитву "Живые помощи". Если к утру умру, отвезите моё тело в сельскую церковь, а поправлюсь, тихо уйду, не буду больше надоедать вам. Священнику, да и злым вашим соседям об иконе ничего не говорите, она вашему роду неоднократно послужит, берегите её и передавайте по наследству каждый раз младшей дочери". Никто не слышал, как старец ночью ушёл. А в полдень поп на дрожках подъехал, и долго добивался, куда делся старец и была ли у него икона».
Анисья отдышалась и продолжила: «Вот эта и есть та самая икона, прятали её наши предки и от попа, и от соседей. А мне её пришлось прятать от коммунистов. Помогала она, не раз. Помнишь, в сороковом отец болел сильно, чуть не помер. Эта икона тогда на ноги его подняла. Боялась я тогда этот обряд делать, вдруг помрёт, ведь себя в его смерти винить бы стала. В сорок втором повторилась история, но, увы, Господь забрал его в этот раз. Одно успокаивало, врач сказал, что легкой та смерть была, а могла бы на годы растянуться, мучая и его и нас».
Мать помолчала и, жалобно взглянув на дочь, попросила: «Ступай, принеси два стакана, с водой и пустой. И икону, там же на иконостасе в белой тряпочке свернутый в трубочку листок с молитвой. Я сама всё сделаю, чтобы ты не винила себя. Помру, икону и листок с молитвой себе в наследство забери, а дом пусть Нюшке останется, куда ей одной с детьми деваться. Знаю, что у тебя жильё никудышное, да с мужем тебе повезло, хоть и инвалид войны, а руки на месте! Построитесь!»
2. 1962 год
Этот десятилетней давности разговор с матерью вспомнился Пелагее слово в слово, словно только что вышла из её чулана. Она стояла у кровати, на которой лежал привезённый из больницы муж. Опухший, бледно-синий, пальцы рук распухли, не сгибаются, ни пить, ни есть сам не может. Врач сказал: "Не жилец. Протянет ещё неделю - другую... Пусть хоть последние дни в уюте душа отдохнёт!" А ей каково! Как теперь жить, четверых детей растить? Двое в школе, двоих к свекрови отвела, чтобы в больницу съездить.
"Коля, Коля! Что мне с тобой делать, какому богу молиться... Да, богу молиться! Не зря же вспомнилась материнская легенда. Икона-то, вон, в красном углу. Пока детей нет, надо действовать".
Пелагея зажгла лампадку около иконостаса, перекрестилась, взяла икону, слила по ней воду в стакан, напоила мужа, положила икону ему на грудь. Он закрыл глаза, словно уснул, а на лице застыла гримаса от боли. Достав из узелка свернутый в трубочку листок с молитвой, вполголоса принялась читать: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. ... Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.»
Огонёк на лампадке затрещал и заколыхался, словно от дуновения ветра. Пелагея, взглянув на лампадку, перекрестилась и продолжила чтение. Где-то в её подсознании резко возникло понимание всего своёго бедственного положения, чувство безысходности и тоски сдавило душу. Слёзы непроизвольно потекли по щекам, падая крупными каплями на ее руки и на текст молитвы.
"...ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих..."
Она верила каждой строчке, хотя иногда и не понимала смысл прочитанного. Страх потерять опору в жизни, лишиться любимого человека исчезал. Вера в чудо с каждым словом молитвы укрепляла в душе надежду об исцелении мужа.
"... и услышу eго: с ним есмь в скорби, изму eго и прославлю eго, долготою дний исполню eго и явлю eму спасение Мое".
Муж спал, тихо посапывая. Уголки его опухших губ слегка приподнялись, Пелагее даже показалось, что он улыбнулся.
Хлопнула входная дверь, дети пришли из школы. «Галя, дочка, сбегай к бабушке за младшими, сейчас щи из печи достану, будем обедать», - тихо сказала Пелагея, тяжело вздохнула и уголком платка вытерла слёзы.
3. 2012 год
Пелагея умирала. Ледяной могильный холод пронизывал всё её тело, сковывал мышцы и суставы, и даже мысли в голове текли медленнее, наслаиваясь одна на другую. А думала она последние дни много, вспоминала молодость, родителей, мужа, детей. Много воды утекло за девяносто два года. А что хорошего было в её жизни? Надежда на лучшее преследовала её все годы: "Вот-вот и будет легче, ещё чуть-чуть и избавимся от долгов..." Периоды надежды чередовались с моментами полного отчаянья.
Война, в село вошли немцы! Жених погиб на фронте!
Победа. Свадьба с Колькой, инвалид, без ноги, но работящий. Появились дети.
Сталин умер! Все в трауре.
Муж при смерти, а на руках четверо детей, мал мала меньше. Ей тогда показалось, что всё вокруг рушится, земля уходит из-под ног, впереди пропасть... Вспомнила она тогда и Боге, и о материнской легенде про икону. И ведь помогло, поправился тогда муж, да и ещё двадцать лет прожил, подняли вместе детей, выучили и в люди отправили.
«Давно это было, вот уже тридцать лет одна, мужа схоронила, потом старшую дочь. Остальные дети разъехались, у каждого свои семьи, своя жизнь. Заезжают периодически, да и в отпуск в родном доме поживут немного, иногда с внуками. Веселье, шум, гам! Не радует уже это. Отпуска заканчиваются быстро, а когда все разъедутся, наступает могильная тишина и кажется, что время останавливается. Дни становятся длинными, ночи бесконечными, тоска злее. Заботятся дети, конечно, о матери, холодильник-то, вон, полон, чего только там нет, раньше-то и не мечтали о таких продуктах. Только зачем мне одной всё это! Лет пять назад хоть соседка заходила, чайку попьёт, новости деревенские расскажет, а сейчас один собеседник - телевизор, двадцать четыре часа в сутки работает. В углу стоит, как раз под иконой. Вот, то с ним поговоришь, то с иконой. Сейчас сын по телевизору смотрит какой-то фильм, узнал, что мать больная - приехал. Может ему про икону рассказать, да попросить воды принести? Да зачем это, устала я жить».
Пелагея с трудом оторвала голову от подушки, протянула руку в сторону иконы и прошептала: «Ты и так поможешь мне помереть». Она попыталась перекреститься, потянув правую руку ко лбу, и от этого её голова затряслась от напряжения. И вдруг, резко вздохнув полной грудью, она обмякла. Голова упала на подушку, а рука повисла плетью, не удержавшись на краю постели. Сын, услыхав шорох, встал со стула, подошёл к матери и положил её повисшую руку на грудь. Её бледное лицо отражало спокойствие и смирение, а губы, провалившиеся в беззубый рот, выпустив несколько воздушных пузырей, застыли в улыбке...