«02.04.1954.
Дорогой брат,
Наконец-то смог разобраться немного со своими делами и ответить на твоё письмо. В ближайшие дни начнется то слушание... Но нечего про него рассказывать; да ты ведь и так читал те газеты.
Уже за полночь. Китти и дети спят; а я вот пишу письмо — наверно, последнее письмо, которое я могу писать без суеты и страха. Я искренне рад, что ты приедешь к нам в Принстон — хоть и ненадолго, рад, что ты будешь рядом.
Едва ли я мог бы просить тебя о чем-то — и всё же я прошу, хоть просьба, верно, глупа и наивна. Будь на моей стороне — хотя бы в этот час подлинной войны против меня, моего имени... Знаешь, у меня было много друзей; но едва ли кто-то был ближе тебя... Могу ли я доверять так хоть одному человеку в этом хрупком мире?
В газетах, ты уже знаешь, писали всякое грязное и чуть ли не кровавое... Я и правда был не всегда честен — и мне искренне жаль, что так случилось с Хоаконом. Я совершал ошибки, иногда самые глупые... Но сейчас... Я прошу верить мне, что бы там кто не писал и не говорил... Я не прошу клятв, и я не смею приказывать... Я просто прошу быть на моей стороне. Надеюсь, когда всё закончится, мы сможем отдохнуть как раньше, в Перро Калиенте, вдали от шума радио и газет, покатаемся на лошадях, жаль, Китти это не любит. А пока... Просто будь со мной, прошу.
Твой непутёвый старший брат Роберт».