Патроны
(Из северных рассказов)
Их было много, заплесневелых до зелени, распухших от сырости, в овраге, куда незадачливые деятели рыбной кооперации сваливали из складов, стоявших тут же поверху берегового склона к воде бухты, всё, чего по разным причинам пришло в негодность из товаров широкого и неширокого потребления. Мы, ребятишки, лет девяти-двенадцати там, в таком привлекательном, богатом на открытия и сюрпризы месте, часто находили в неглубоких грязных промоинах много довольно интересных для тогдашних нас вещей. И на этот раз нашему счастью не было границ: горками, как их, видимо, вытряхивали из ящиков лежали разной помятости пачки настоящих папковых патронов, разного калибра и разной подпорченности. В калибрах мы разбирались, ибо к 10-12 годам у каждого уже было старенькое, обычно одноствольное ружьё, у меня, например, был 20-й калибр, а у одного из моих приятелей Кольки аж 12-й.
Патроны врассыпную и в местах, где картон коробок расползся на рваные лоскуты, зеленели окислившимися медными головками. Это было богатство, о котором нам и мечтать не приходилось. Мы обычно выпрашивали капсюля у взрослых, отцов, соседей, старших ребят, дробь покупали сами, а порох либо подворовывали у своих семейных охотников, либо они давали нам норму для зарядки собственных наших гильз, которых у нас было немного, и они были бесценны. Карманы наших штанов, курток и пальто вечно пузырились от припасов для обмена на необходимый продукт или вдруг где-то подобранных нужностей, от этого они часто рвались, что вызывало гнев наших тяжело работавших в рыбзаводе мам, ибо с новым шмутьём дело обстояло плохо, а шить рваное на рваном было сложно и отнимало много времени.
Но порох и капсюля нужны нам были не только для подготовки зарядов на весну, но и для иных, не поощряемых взрослыми дел. Мы собирались небольшой группкой у кого-нибудь дома – и начиналось действо: послюнив крошечный мякиш хлеба, аккуратно скатав крошку в шарик, залепляли блестящее донышко капсюля в гильзе, вдавливали длинный гвоздь в мякиш, осторожно засыпали порох, обычно дымный, сверху плотно затыкали ватой или мягкой бумагой, обычно это были наши школьные промокашки, к гвоздю приделывали из жести банок крылышки стабилизаторов – и получалась небезопасная хлопушка с шлейфом дыма и огня. И если бросить её, и стабилизаторы не подведут и попасть на твёрдую поверхность, раздавался достаточно громкий взрыв. От того насколько громко и дымно-огненно проявляло себя это бомбическое произведение зависел твой авторитет среди друзей и собиравшихся на испытания младших школяров. Правда иногда авторитет был подмочен не в меру резвым взрослым если он ловил капсюленосца за шкирку, выгребал всё, с трудом добытое и сготовленное богатство из широких штанин, давал лёгкого пинка, на который наши родители обычно реагировали одобрительно, если узнавали, а некоторые, как моя мать, ещё добавляли.
Взрослый дальше шёл по своим делам, а незадачливый нарушитель сонной поселковской тишины хлюпая носом выслушивал наставления, как надо было при атасе избежать неприятностей, от более удачливых дружков. Хотя не каждый взрослый в рабочее время, отягчённый кучей забот и болотными сапогами, в посёлке в тёплое время всегда хватало грязи, а зимой бегать за нами по проваливающемуся насту взрослые не решались. Но у нас были противники и пострашнее, ребята от 14 до 16 лет. Эти были сущим наказанием, они ловили нас в чисто практических целях, собравшись в компании от трёх до пяти человек, отбирали у нас капсюля и гильзы, так как все они уже охотились, а с припасами в посёлке всегда было плохо.
Поэтому, когда мы нашли кучи подмокших растрёпанных картонных пачек и рассыпанных патронов, не было предела нашей радости…
Мы знали, капсюля от этих патронов не подходят к латунным гильзам. У тех совсем другое гнездо, рассчитанное на тоненькие приплюснутые блестящие серебряным донышком шайбочки, а тут были словно маленькие толстостенные бочоночки, в три раза длинней и очень крепкие, не всегда взрывающиеся даже при ударе сбоку молотком, зато гвоздь в мякише держался отлично, а старые гильзы в месте вставки мы развальцовывали под них.
Рьяно набив карманы патронами, мы поснимали рубашки и, превратив их в мешки, набили полные грязным мокрым добром. Покоробившись под тяжестью самодельных мешков и донеся их до первого пустого сарая, принялись добывать капсюля и порох. Пока работали ногтями и зубами дело шло трудно и не слишком быстро, но вот один из наших принёс ножовку по металлу. И вот уже мягкая бумажная труха вместе с сухим серовато-зеленоватым порошинками с тихим шелестом сыплется на заранее подстеленную старую клеёнку: следов оставлять нельзя. Когда один пилил, двое других осторожно держали патрон, боясь попасть под пилку. Дальше зубья съедали бумажную плоть и в руках держателей оставалась с одной стороны металлическая головка с капсюлем, а с другой бумажный цилиндрик. Все чешуйчатые порошинки ссыпаются в старую банку из-под китайской свиной тушёнки «Великая китайская стена». А дальше была дробь, надо было только выковырять стальной проволокой картонный пыж и в другую банку ссыпать дробь. И так мы пилили два заполярных длинных летних дня, поднимаясь чуть свет и убегая в свой сарай, чем удивляли родителей, ещё не успевших уйти на работу.
***
А потом – потом наступил день несмолкаемого грохота…
Заложишь под гвозди оторванной доски тротуара головки с капсюлями и пробежишь по ним, а за тобой треск, словно кто-то рвёт доски на части. Все торчащие гвозди в заборах, стенах, любого деревянного крыльца, а иных и не было были усеяны забитыми на них патронными головками, и уже надо было потратить некоторое время, чтобы найти свободный гвоздь, ибо головки на гвоздях при ударе так запекались, что снять их уже было невозможно. Но не всем было радостно слушать постоянный треск, шипение и грохот, тем более, что мы лезли со своей игрой поближе к нескольким общественным зданиям посёлка. Телефонов в населённом пункте было раз два и обчёлся, поэтому так долго мы резвились, но всё же взрослые куда-то дозвонились – и вот уже угрюмые дяденьки скидали совковыми лопатами залежи драгоценных боеприпасов в кособокую тракторную тележку, из которой всегда торчали, а при ветре и вылетали обрывки каких-то бумаг и тряпок. А ещё через день недалеко, за посёлком, раздался глухой треск, словно рвали пересохший рубероид, и взметнулось пламя – и нам стало понятно, что уничтожены богатства и залежи нашей мечты. Запасы, как бы мы их не растягивали, кончились. И мы забыли про свою грохочущую забаву, ибо патроны больше не появлялись в овраге, и притягательное место всё больше хирело, теряя в наших глазах всю притягательность. Может деятели кооперации поменяли место для свалки, а может и сами деятели поменялись.
Скорее всего, это время брало своё, и мы становились другими, и не манил нас больше овраг у склада, где уже не было ни куч патронов, ни нас, перемазанных и вдохновенных, ни даже тех, кто по возрасту занял наше место. Всё быстро изменилось…
Отпечатано 04.10.2022г.
С. Серотян