Роман Сибирская Атлантида

               
Глава 2 Прабабушкин крест
 
«Неся Крест Свой, Он вышел»
(Евангелие от Иоанна глава 19, стих 17)
 

«И познавший смерть – увидит свет
И всея грязь земная спадёт с одежд его»
(«Завтрак в Аду»)
 

Как бывает всегда перед лицом смерти, человек своей неведомой сутью до последней секунды цепляется за любую соломинку. Так и сейчас, стоя на коленях после удара прикладом автомата в затылок, трясущиеся пальцы Михаила сами непроизвольно нащупали на груди под слипшейся от крови гимнастёркой нагрудный крестик, что когда-то в далёком детстве надела на его худую шейку бабушка – сняв с себя, а затем троекратно перекрестив и поцеловав белый детский лобик внука.
– Это крест моей мамы: он хранил её всю её жизнь, а потом и меня. Значит, охранит и тебя!
Она снова его поцеловала и, прихрамывая на левую ногу, пошла ставить свечки за упокой души своих давно умерших родителей.
Когда это было? Точно уже и трудно сказать. Да и не важно то...
 
Сейчас его сковал леденящий душу страх – от чего он, зажмурившись, стиснул зубы, стараясь унять невыносимую пульсирующую боль в затылке. Он перестал понимать происходящее вокруг, так как острые иглы пронзали каждую частичку его тела. Весь окружающий мир рухнул, сузившиеся до чёрной точки отверстия ствола автомата, которым тыкал в лицо здоровый детина в военной форме цвета хаки (поверх которой ещё располагался бронежилет американского производства и каска, с пучками маскировочной сети: что делало их обладателя похожим на солдата из боевиков, что так любят смотреть наши обыватели – восседая на мягких диванах и потягивая холодное пивко).
Но сейчас всё происходило в реальности – кровь, смерть, искорёженные взрывом тела его солдат, коих разметало по углам разрушенного блиндажа.
И только он – ещё живой, но раненый осколком гранаты, брошенной в их укрытие – ждал разрешения своей участи, в одном шаге от смерти. И ничего не могло в данную секунду изменить неминуемого.
Он как во сне слышал, как переговариваются «укропы»:
 
– О, дывись Мыкола – обратился коренастый хлопец (видимо, считавшийся старшим), листая вынутый из нагрудного кармана Михаила военный билет.
– А у москаля-то фамилия Наливайко, бачишь?
Тот, к кому обращался «старший» украинец, зло усмехнулся и с силой ткнул стволом автомата в мишин лоб.
– Тю! Я чую говном от кацапа смердити! – отозвался Мыкола, –
И кулачок-то свий как стиснувши! А, сучёнок, смертяки боятися?
И он зло ткнул стволом в лоб Миши ещё раз.
 
– Я их сьогодни столько поубывав, шо палец стёр про курок! – вставил, тот кто крутил «захваченный» военный билет у своего носа.
– А этого що? Забирати? – поинтересовался здоровяк, всё также зло усмехаясь и смеряя прищуренным глазом стоящего перед ним на коленях молодого лейтенанта.
– Та ни. Трэба пристрилити, як пса!
 
 
Но ожидаемого выстрела в голову не последовало – прямо за спиной стоящего с автоматом вражеского бойца грохнул взрыв, разметая в стороны клочья чёрной земли и наполняя пространство тошнотворной гарью. Мощная волна смела здоровяка с автоматом как пушинку – и он грохнулся вперёд, закрыв мощным телом стоящего перед ним пленного российского лейтенанта от сотен металлических осколков.
 
Дым рассеялся. Но он всё также лежал, парализованный острой болью в плече (всё же его зацепило!) и придавленный мощным телом, что обрушилось на него под гнётом взрывной волны. И теперь, размякшее и раздавленное тяжестью бронежилета, издававшее булькающие хрипы из своей глубины.
Пролежав так минут десять, Миша попытался пошевелиться, но внезапная резкая боль пронзила всё его тело, и он «отключился». В последнюю секунду в его голове всё стало медленно таять и растворяться в чёрной бездне забытья.

Сколько он так пролежал? Пытаясь позже вспоминать всё то, что происходило с ним в эти минуты, ничего не мог припомнить – кроме привкуса горечи на губах и страшной головной боли, буквально разрывающей черепную коробку…
Очнувшись, он всё-таки сделал несколько усилий и правой здоровой рукой постарался сбросить с себя давящую его тяжесть. С третьей попытки ему кое-как удалось это сделать и вылезти из-под затихшего великана.

Он выполз из разрушенного укрытия. Вокруг стояла украинская ночь – с небом, усыпанным большими мигающими звёздами. А где-то далеко – за бугром или ещё дальше, за теряющемся в лунном свете поле – выла собака, а может быть и волк.
«Откуда здесь волки?» – пришла странная мысль. Хотя… Какая разница, кто воет – волк или собака?
 
 
Он попытался перевернуться на живот и поджать под себя колени. Чтобы затем, оперевшись на качающуюся под ним землю, попытаться встать на ноги. Но голова страшно кружилась, а боль в левом плече не давала возможности совершить столь простое действие.
Михаил снова откинулся на спину, и тут его правая двигающееся рука пальцами нащупала на поясе рядом лежащего тела что-то похожее на медицинскую аптечку. Он резко дёрнул на себя находку и у него в руках действительно оказалась аптечка, что обычно используют американские спецназовцы.
По опыту он знал, что внутри неё есть всё, что так сейчас ему необходимо. Поэтому, собравшись с силами, попытался одной рукой открыть коробку. Хотя долго не мог понять, как же она открывается – и лишь уже почти совсем отчаявшись, со злостью дёрнул за верхнюю часть. После чего аптечка сама собой раскрылась на две части – словно разрезанный пополам апельсин.
Миша медленно стал перебирать отсеки, вынимая на ощупь содержимое. Наткнулся на ножницы странной конструкции, затем на маленький фонарик, что после минуты тыканья в него пальцами загорелся яркой струйкой света. Дальше всё пошло уже полегче.
Разорвав зубами пластиковую упаковку, вынул заряженный обезболивающим раствором шприц и вколол себе в ногу укол. После этого кривыми ножницами разрезал на плече гимнастёрку, обработал рану антибактериальной салфеткой и наложил пластырь, чтобы остановить сочившееся кровотечение.
Скорей всего осколок кости не задел, а лишь порезал мягкие ткани. А это означало, что есть шанс выжить и добраться к своим. Только бы знать – а где они сейчас, свои? И куда подевались все нападающие на них?

Где-то в темноте прокричала птица и ей в ответ отозвалась другая. Встав на ноги, лейтенант Михаил Наливайко осмотрелся вокруг – напрягая зрение и стараясь угадать странные очертания предметов, облитых лунным светом.
Нагнувшись, он увидел, что боец в американском бронежилете (что ещё несколько часов назад держал его на мушке и к которому его напарник обращался как к Мыколе) лежит лицом вниз, с оторванными ногами.
Миша, понял, что за хрипы он слышал. Это умирающее тело, потеряв много крови, издавало в последней агонии. Другой украинец лежал на спине, так и не выпустив из пальцев Мишин военный билет – с открытым ртом, зиявшим чёрным провалом и остекленевшими глазами, где отражался тихий лунный свет.
Миша протянул руку и вырвал свой военный билет из рук убитого. А затем сделал шаг вперёд… и снова наткнулся на изуродованное тело, а потом и на другое.
Снаряд угодил прямо в центр группы украинских десантников и, несмотря на их хорошую экипировку и бронежилеты, не оставил никакого шанса остаться в живых.

Чуть дальше у дороги, где расколотый снарядом на две половинки чернел обгорелый ствол дерева, прямо у самой кромки в лунном свете можно было рассмотреть сиротливо брошенный бронированный Хаммер – с распахнутыми дверями и включёнными тусклыми фарами. На нём и осуществили налёт на Российский блокпост украинские десантники, используя фактор неожиданности. Но всё это – уже всё в прошлом. Смерть всех уравняла – и нападавших, и тех, кто оборонялся.
И только он один – раненый, но живой! – стоял среди этого скопища трупов, облитый лунным светом. И почему-то внимательно прислушивался к тоскливому завыванию вдалеке – то ли собаки, то ли волка. Ещё до конца не осознавая тот радостный факт, что остался жив: пусть и раненым, измождённым от потери крови, не знающим куда теперь идти.

Но на долго ли судьба сохранила его на этой войне? Он поднял лицо к звёздам и его глаза наполнили слёзы. Он рыдал, не стесняясь – сказывалось сильное нервное перенапряжение. Да и кого стесняться в этой ночи, среди обезображенных тел и запаха горелого железа?
Михаилу удалось сделать решительный шаг от смерти – но это был только первый шаг. Он остался жив – и теперь внутри разливалось совсем невиданное ему ощущение: неосознанной радости с примесью горечи и злости ...

Он остался в живых, а значит – найдёт выход к своим. И к своей жизни, несмотря ни на что.
Зачем он всю жизнь хотел стать военным? Не для того ведь, чтобы вот так просто умереть на этой высотке – под чужим звёздным небом, даже не успев понять, что же такое жизнь?
И зачем он пришёл в этот мир двадцать три года назад.

Продолжение следует.